Страница 180 из 233
ни говорил Зайчик, чутко отзывалось в душе, бередило, тревожило. "Как
нарочно приперся, чтоб добавить еще! Мало без него думок было!.." Соскочил
вдруг со стенки засторонка, взял метлу, начал, не обращая внимания на
Зайчика, подметать на току.
- Ат, как там ни есть, не жалей, братко! - посоветовал вдруг Зайчик.
Тоже соскочил с засторонка: собрался, видно, уходить. Весело плюнул сквозь
зубы: - Коли на то пошло, поживился - и доволен будь! Другие ето - от
зависти! Особенно бабы! От зависти и плетут! На что моя - и то съела б,
как заметит, что на которую глянул! А раньше было!.. - Он зашелся от смеха.
Затем пришел Андрей Рудой, в ситцевой рубашке, в кортовых, в полоску
штанах, в опорках, чисто выбритый. Спросил, сколько намолотил, но Василь
только неприветливо буркнул, что не мерил. Рудой, будто не заметил
неприветливости Василя, похвалил: жито уродилось неплохое, если сравнивать
с другими куреневцами. Конечно, в других странах собирают-больше, только с
теми мы пока не ровня. Скрутил цигарку, тоненькую, узкую с одной стороны и
пошире с другой, - все время что-то говорил про кислую почву, про то, что
советует добавлять в нее наука.
- У нас ето будто диво какое, - заговорил поучительно и как бы свысока,
- будто событие несусветное, что человек завел себе, так сказать,
молодицу. - Василь, хоть уловил сочувствие, насторожился сразу, с
подозрительностью глянул из-подо лба. Рудой спокойно слюнил, склеивал
цигарку, переломил, как трубочку. - В городе, особливо в некоторых
странах, дак ето и не заметили б. А на того, кто удивился б, поглядели б,
так сказать, как на дикаря. Там каждый, кто хочет и кто не хочет, имеет
обязательно женщину, окромя жены. Любовница называется. И никто не
удивляется, а наоборот. Там ето, так сказать, как правило. Так заведено.
Каждый должен иметь! - Василь глянул: Рудой спокойно мял в пальцах свою
трубочку. Будто упрекнул: - Темнота все наша!.. - Взял трубочку тонким
концом в рот, но не закурил, заложил вдруг за ухо. - А то еще в России
бывает такое дело, - толковал Василю. - Живут не расписываясь.
Не расписываются, а живут как муж с женою. Живут, пока, значит,
нравится. Свободные отношения. А потом, как наживутся, так сказать, до
свидания! Благодарю, дорогая! Ето так зовется - гражданский брак! -
Василь, хоть не выказывал особого расположения гостю - смотрел больше
куда-то в угол гумна, - слушал уже охотнее: легче становилось на душе.
Будто не такое страшное было то, что давило. - А то еще есть порядки, -
оживился, почувствовав внимание Василя, Рудой. - Ето наиболее в теплых
странах, как, например, Турция или Персия. За Кавказом есть такие страны.
Дак там заведено, что мужчина может иметь по нескольку жен. По закону
ихнему положено. Там некоторые имеют, об етом в книгах есть сведения, по
тридцать, а то и по пятьдесят жен. И старших, и младших, и совсем молодых.
И черных, и белых! Называется - гарем... У одного было, наука подсчитала,
точно сто семьдесят три жены!..
- На что ето ему? - не поверил Василь.
- Как ето на что! Чтоб, так сказать, всякого удовольствия пробовать! То
с одной, то с другой.
- Делать ему, видать, нечего. Богатей, видать...
- Богатей... По-ихнему называется - хан. По-ихнему - хан, а по-нашему -
пан. То же самое. В сочинении Александра Сергеевича Пушкина описан один
такой случай.
Наговорив всяких чудес, в которые Василю и верилось и не верилось,
Рудой вдруг, как старший, более мудрый, взялся поучать, как выбраться из
беды:
- Когда будешь расходиться с бабою своей, гляди востро, чтоб не
обдурили. Чтоб все как положено, по гражданскому, а также, так сказать,
процессувальному кодексу.
По кодексу положено половину имущества тебе, половину бабе. Ежели ей,
скажем, корова, то тебе - конь. Ежели хату делить, то также требуй:
половина - мне; или, если, допустим, хату всю ей, то ты имеешь право
требовать фактическую замену. В виде, примером, коровы, свиней, хлева и
тому подобное. Чтоб все по закону было, а не так, как Лесуну захочется!..
Рудой вспомнил о своей цигарке-трубочке только на пригуменье. Закурил,
подался легкой, довольной походкой по загуменью домой. Василь же,
вернувшись в гумно, припоминая его советы, почувствовал себя еще более
потерянно.
"Пополам все! Половину тебе, половину ей! Легко тебе делить! Резать
чужое!.."
Он веял намолоченное, когда заметил, что в ворота, за спиной, кто-то
вошел. Держа в руках лопатку с зерном, стоя на корточках, обернулся: вошел
сосед Миканор, в домотканом, в лаптях, в распахнутой рубашке, с остью от
колоса в белесых взъерошенных волосах.
- Ну, дак как будем? - сказал громко, весело, после того, как
поздоровался, поговорил для приличия о разных мелочах.
- Что? - не понял Василь.
- Надумал уже, может?
- Что?
- В колхоз надумал, спрашиваю? Пора уже подавать заявление. Ждешь, пока
специально пригласят? Ну, дак вот я пришел, специально. Подавай заявление
- и конец с концом! Надо кончать эту волынку, на новую дорогу становиться.
Бери вот, если на то пошло, Ганну - и давай! Сразу разрубай узел!.. А нет,
дак, если на то, давай с двумя! - Миканор засмеялся. - Обобществим!
Василь только помрачнел в ответ на его смех.
- Может, помочь тебе? - Миканор не смеялся, но смотрел весело.
- Чего?
- Написать заявление.
- Обойдусь пока.
- Глупый ты! - добродушно, с упреком сказал Миканор. - Влез в кучу
навоза и видеть ничего не хочешь! Ему добра желают, к свету вытягивают, а
он сидит в куче навоза и только одно: обойдусь! Сидит и вылезать не хочет.
Жук и тот выползает, а его и вытащить невозможно!
- Невозможно - дак и не тащи!
- Вот, еще и рычать начинает, когда пробуют тащить!
Ты что ж думаешь - ето тебе шуточки! Ты что же думаешь - партия, весь
народ - ето так себе, с колхозами? Поговорятпоговорят - и перестанут! Или,
может, думаешь - крутня тут какая-нибудь? Обмануть хочут, что ли?
- Ничего не думаю! И думать не хочу! Надумался уже, так что в глазах
зелено!
- Вот-вот, еще не сделал ничего, а уже в глазах зелено!
Зелено, раз не то думаешь, что надо! Не тех слушаешь! Тебе всякая
кулацкая сволочь голову задурила, дак тебе и зелено!
Им нетрудно ето, потому что ты темный, за старое свое гнилье держишься!
А нас слушать не хочешь! Не хочешь слушать тех, кто только и может
вытащить тебя из навоза! - Миканор долго, терпеливо, товарищеским тоном
толковал о радостях колхозной жизни; толковал, хоть Василь слушал неохотно
и недоверчиво. Наконец терпенье его кончилось.
- Ну, дак напишешь? - спросил Миканор жестко.
- Подожду.
- Гляди, чтоб не было поздно!
- Что ты прицепился с етим колхозом! - вспыхнул Василь. - Нравится тебе
- дак живи! Что ты неволишь меня!..
- Я не неволю, я - разъясняю тебе. И предупреждаю - чтоб не поздно было!
- А-а! - Василь плюнул в отчаянии. - Поздно, не-поздно - все одно!
- Вон как!.. - Миканор смотрел на Василя так, будто видел его впервые.
Будто стоял перед врагом. - Кулацкая же ты душа. Из бедняков выкарабкался,
а уже - настоящий кулак! Стопроцентный кулак! Еще, может, хуже кулака!
Окопался - не подходи близко! Не говори ему, ему не нравится слушать
про колхозы!.. Не нравится по-хорошему - заговорим иначе!
Возьмемся и за вас!
- Беритесь!
- Возьмемся скоро! Так возьмемся, что почувствуете!
Привыкли, что нянчатся с вами!
Он решительно пошел в ворота, оставил под рыжею, с почерневшими
стропилами, с рядами старых решетин, с паутиной и пылью стрехою гнетущее