Страница 154 из 233
- Именно за этим я к вам пришел.
- Очень хорошо. Если так - объясню. - В ироническом тоне Апейки
появилась деловитость. - Вы священнослужитель. Слуга религии, которая как
вы сами сказали, одурманивает людей. Да, религия - мы не скрываем этого -
одна из самых черных сил, которая мешает нам, большевикам. Одна из самых
черных и цепких. Наши агитаторы в вопросах религии слабоваты, агитацию
ведут, хорошо не зная дела вообще.
Вы же, очевидно, предмет этот знаете в совершенстве?
- Я учился мало.
- Ну, все-таки больше наших агитаторов. Знаете конкретно, с фактами. У
вас есть знания. - Сильная, с желтоватыми космами голова скромно кивнула:
знания кое-какие, конечно, есть. Апейка посоветовал: - Вот и поверните
знания свои против религии!
- Я попробую.
- У вас это должно хорошо получиться. У вас не только знания, а и
авторитет! Сам слуга божий - против! Это само по себе что-то значит!.. ;
Поп кивнул головою: кивнул принужденно, как бы показывая, что дело это все
же для него не простое Поблагодарил Апейку за совет, сделал вид, что
собрался уходить, однако спохватился, глянул озабоченно:
- Простите, но теперь, когда я становлюсь на новую стезю, на плечи мои
ложатся и земные заботы. Мне надо думать о том, чтобы заработать свой
честный кусок хлеба.
В сельсовете есть вакансия начальника почты...
В Апейку снова впился пытливый взгляд. Апейка не ожидал этого,
задумался; посоветовал:
- Вакансии будут. Поработайте, покажите себя. Там посмотрим.
- Вы не сомневайтесь во мне. Я принес вам душу, которая жаждет очищенья
..
- Не сомневаюсь. Мы будем судить о вас по тому, что и как вы будете
делать...
- Я буду трудиться с чистой душой. Только мне бы хотелось, чтоб
вакансия...
- Вакансии будут.
Поп взглянул на Апейку и надел заячью шапку,
2
За окном уже вечерело, и Апейка оделся, чтоб идти домой обедать, когда
в кабинет ворвались двое - старуха и девушка.
- Ой, божечко ж, боже! - заголосила старуха, как только увидела его.
Она была в отчаянии.
- А что, что случилось? - удивился Апейка.
Старуха, маленькая, сухонькая в ответ на его вопрос заголосила громче;
он посмотрел на девушку. Девушка с покрасневшим от волнения лицом кусала
губы и еле сдерживалась, чтоб не расплакаться, как мать.
- Марья Матвеевна, - взял Апейка старуху за локоть, - я плача не
понимаю и слез не люблю! Скажите мне толком, человеческими словами... - Он
ласково усадил старуху в кресло, стал рядом, ожидая, что она вытрет слезы,
заговорит; но старуха заголосила еще с большим отчаянием.
Апейка перехватил горестный взгляд девушки, нарочито недовольно, с
упреком покачал головой: аи, аи, разве ж так можно?
Девушка всхлипнула, неловко вытерла слезы, склонилась над матерью:
- Мамо, мамо... Не надо... Не надо, мамо!..
Мать немного успокоилась, но не переставала плакать.
- Божечко ж, бож-же... - причитала она сквозь слезы, горько покачивая
головой. - Что ж это будет... Божечко ж, бож-же...
Девушка вдруг спохватилась, будто о чем-то вспомнив, выпрямилась,
быстро сунула руку под кортовую жакетку.
Решительно выхватила из-за пазухи какую-то сложенную, измятую свернутую
бумагу, подала Апейке. В тот же миг выхватила бумагу из рук Апейки,
развернула, поискала беспокойными, нетерпеливыми глазами, подала снова.
Показала, что надо читать. Это была газета, минская газета. Апейке сразу
бросилось в глаза острое, колючее, черное: "Нацдемовский подголосок".
Первые же слова статьи поразили так, что он на время забыл и про
девушку, и про ее мать, что еще покачивалась, горько причитала, страшась
неизвестного. "В это всемирно ответственное время... когда классовая
борьба беспредельно обостряется... классовый враг использует любые методы,
чтобы расстроить сплоченные ряды большевистской молодежи... чтоб отклонить
их и в конечном счете оторвать от генеральной линии большевистской партии.
Особую роль играют в этом цепные псы, наемные слуги мирового капитала и
мирового национал-фашизма - нацдемократы разных мастей и оттенков. Эти
выродки, злейшие враги трудового человечества, надеялись на нашу
политическую слепоту, надеялись, что им удастся незаметно пролезть в наши
ряды, тайно вести свою грязную работу буржуазных лакеев. Однако их расчеты
провалились: благодаря острой большевистской бдительности змеиные гнезда
этих иностранных подкидышей - нацдемов разоблачены и по их рукам ударено
со всей большевистской принципиальностью и смелостью.
Вся студенческая общественность с энтузиазмом одобрила эти необходимые
меры. Однако мы не можем закрывать глаза на такие отвратительные факты,
что среди некоторой, пусть незначительной, части молодежи в минских
институтах нашлись ослепленные, потерявшие классовое чутье интеллигентики,
которые не только не присоединились к сплоченной массе студенчества, а
фактически стали на сторону разоблаченных и осужденных всей массой
нацдемовских богов. Один из таких нацдемовских подголосков - так
называемый "поэт"
Алесь Маевый .. - Апейка, хотя уже догадался, о ком идет речь,
остановился. - ...Алесь Маевый... так называемый "поэт" Алесь Маевый... в
своем лакейском ослеплении... докатился до того, что даже выступил на
собрании литфака... где пытался взять под защиту... разоблаченных богов из
грязного нацдемовского болота... Вот до чего может довести потеря
классового чутья... и пренебрежение распущенной "поэтической личности" к
стремлению и воле коллектива.
Комсомольская ячейка правильно сделала, что принципиально разобрала эту
анархическую вылазку... И ударила по новоявленному... нацдемовскому
подголоску и адвокату...
Комсомольская ячейка университета с подъемом исключила... "поэта" Алеся
Маевого из рядов комсомола... как отщепенца и перерожденца... Комсомольцы
университета единодушно решили также ходатайствовать... и об исключении
Маевого из университета... В университете не место... разложившимся
нацдемовским подпевалам... и перерожденцам! .."
Под статьей стояла подпись - "Студент Г-ский". Апейка минуту смотрел на
эту подпись, как бы стараясь прочесть еще что-то. Он ничего не понимал.
То, что он прочел, было совершенно не похоже на парня, которого он знал;
оно было так не похоже, что невозможно было поверить, что это о том же
самом парне. Прежде всего он подумал - все это поклеп, злобный и
бездоказательный; но то, что это было напечатано, что поступок "поэта
Маевого" был обсужден и что здесь только рассказывалось о том, что уже
произошло, сбивало с толку. Он схватил тревожным взглядом слова:
"нашлись... ослепленные... потерявшие классовое чутье интеллигентики...";
снова, уже не так поспешно, неторопливо, с трезвой, внимательной
рассудительностью стал перебирать строку за строкой...
"Как отщепенца и перерожденца!.." - засело в голове Апейки, когда он
снова дочитал статью, уставил взгляд в загадочное "Студент Г-ский". Все же
- Апейка это теперь чувствовал особенно хорошо - статья была туманная: при
всех очень сильных, четко сформулированных политических обвинениях - почти
ничего о конкретных фактах. Факты все эти - очень общие: "Выступил...
заступился, докатился.."
Но эта неясность, туманность доказательств больше всего и тревожили
Апейку: за ними могло быть все, самое страшное.
Хотя что могло быть хуже: страшное, видно, уже случилось; особенно
страшное потому, что неожиданное. И неожиданное и непонятное.