Страница 89 из 197
ся с места, ии выговорить слова, тоже застеснялась и опу¬
стила глаза.
—
Цаго, что же ты стоишь на пороге, разве не видишь,
вернулся Ваче! Ну-ка, иди сюда.
Калека схватил Цаго за руку, притянул к себе и чуть
не силой вложил руку девушки в руку Ваче.
—
Здоровайтесь же в конце концов, что вы стоите, как
будто вас поразило громом!
На другой день рано утром Ваче снова был в доме Пав¬
лиа. И мать поняла: то, что не могли сделать ее слова, ее
уговоры, сделал один безмолвный взгляд девушки-соседки.
Теперь ее сын никуда не отлучится из дома.
Цаго первая взяла себя в руки. Она встретила Ваче как
ни в чем не бывало. Как будто не прошло два года, не. про¬
350
бились усы у Ваче, не развернулись вширь его плечи, как
будто не прибавилось статности у нее самой, не подня¬
лась ее грудь, как будто эти два года не принесли ему и
ей каких-то смутных и необъяснимых желаний.
Она держала себя с Ваче по-прежнему беззаботно и
весело, и лишь во взгляде девушки Ваче подмечал нечто
такое, чего раньше не было. Непонятная ранняя печаль
подкралась к Цаго, эта печаль по-новому заставила све¬
титься большие красивые глаза девушки и делала ее еще
прекраснее.
Ваче заметил также, что Цаго не расстается с неболь¬
шой книжицей, всюду носит ее с собой, иногда раскрывает
и, забывая обо всем на свете, твердит про себя стихи. Од¬
нажды он попросил, и Цаго прочитала ему одно стихотво¬
рение. Она читала нараспев, словно пела песню, и Ваче
остолбенел. В первое время Ваче подумал, что Цаго сме¬
ется над ним, что она догадалась о его мыслях и чувствах
и решила ему же их высказать вслух, потому что то, что
она читала,— были мысли и чувства Ваче. Цаго пропела
и второе стихотворение.
—
Откуда он узнал! — про себя, но так, чтоб слыша¬
ла Цаго, пробормотал юноша.— Откуда ему стало извест¬
но, что я думаю и переяшваю, о чем мечтаю и день и ночь?!
Цаго расхохоталась. Еще больше смутился юноша. Он
вырвал из ее рук книгу и жадно начал читать. Девушка не
обиделась на эту грубость, она подошла и села рядом.
—
Знаешь, кто сочинил эти стихи?
—
Откуда мне знать?
—
Их написал придворный поэт Торели, Турман То¬
рели.
Она заглянула через плечо юноши и, увидев начало
стихотворения, которое тот в это время читал, запела его
наизусть.
—
Как хорошо он сказал! Но кому, о ком? Это стихи
о царице Тамте?
Девушка покачала головой.
—
Это, верно, о Русудан?
Девушка покраснела от обиды. Разве трудно догадать¬
ся, что такие стихи могли быть посвящены только ей. Что
из того, что написавший их никогда не видел ее и даже не
знает о том, что она живет на свете. Ведь стихи отвечали
именно ее мечте, ее тайным и сладким мыслям.
—
Знаешь все наизусть?
351
—
Все! — вздохнула девушка.— С начала и до конца.
—
И я тоже хочу их выучить. Дай мне книгу, — и, ви¬
дя, что Цаго сдвииула брови, торопливо добавил: — Не
насовсем. Дай мне ее на время. Я эту книгу перепишу и
разрисую.
—
Украсишь рисунками? От души?
—
Да, все, что увижу в стихотворении, то и нарисую
рядом. Около каждого стихотворения.
—
Тогда возьми.
Через три дня Ваче знал все стихи наизусть. Ему само¬
му не было дано высшего дара говорить стихами. Что ж,
нашелся поэт, который все за него сказал. Много хороших
стихов слышал Ваче и раньше, но никогда ему не было
обидно и завидно, что другой говорит за него, что другой
произносит те слова, которые надлежало произнести ему
и которые любимая девушка должна была услышать толь¬
ко из его уст, из его и ничьих больше.
Деметре Икалтоели был большой любитель стихов.
У него было много книг — и арабских, и грузинских, и пер¬
сидских, и греческих. Некоторые книги были любовно раз¬
рисованы. Тут и красавицы, глядящиеся в зеркальца, и ра¬
неные газели, и пронзенные стрелахми сердца, й луки с
натянутыми тетивами, готовые пронзить либо газель, либо
сердце влюбленного.
Теперь Ваче вспомнил все эти рисунки, кое-что приду¬
мал сам и приступил к украшению книги. Маленькие лю¬
бовные стихи он старался уместить на одной странице. За¬
главия и заглавные буквы ои рисовал в виде птиц и зверей,
тут же на странице рисовал что-нибудь, отвечающее содер¬
жанию стихотворения. Но получалось так, что на каждой
странице обязательно появлялся образ Цаго. То рядом с
ланью, то с чонгури в руках, то с фиалкой, то с розой, то
с гроздью винограда, то преклонившей колени и пьющей
из ручья. Ваче не старался — образ девушки как-то сам
собой, помимо сознания, складывался из линий, оживал
в красках.
Юноша сидел над книгой Торели, не выходя из дома.
Всю душу вкладывал он в украшение любимой книги. Ца¬
го не торопила его, не ходила к нему справляться, как идет
работа. Нетерпение ее было очень велико, но она понима¬
ла: каждый ее приход к Ваче только помешает ему и отгн¬
иет дело.
Когда же Ваче позвал ее сам и показал книгу, в кото¬
352
рой все почти было кончено, не считая некоторых мелочей,
и когда девушка перелистала книгу, краска залила ее ли¬
цо, а в уголках губ заиграла загадочная, непонятная, не¬
объяснимая для Ваче улыбка.
—
О Ваче, такой второй книги, верно, нет на земле.
Такой книги не будет и у царей.— И, забывшись, добави¬
ла: — Но будет ли такая книга и у самого Торели! Скоро
кончишь, Ваче?
—
Что там осталось — на три дня!
—
Какое счастье, я ведь еду в Тбилиси. Мамука при¬
гласил нас с Павлиа посмотреть коронацию.
Ваче от неожиданности схватился за спинку стула.
—
Может быть, попаду ко дворцу, может быть, увижу
Торели...
—
Долго ли пробудешь в столице? — глухим, изменив¬
шимся голосом спросил Ваче.
—
Как судьба! Может, совсем останусь в Тбилиси.—
Она говорила, не замечая, как все больше и больше хму¬
рится Ваче. — Через три дня мы уедем. Хорошо бы за¬
кончить книгу. Ведь если я увезу ее с собой, может быть,
ее увидит Торели.— И она прижала руки к груди, словно
боясь, что сердце сейчас выпорхнет, как птица из клетки.
Рука художника между тем невольно отодвигала книгу
все дальше и дальше, словно это была уж не она, любимая
книга, в которой он оставил столько своей души, а нечто
враждебное, чуждое, неприятное. Однако слово нужно бы¬
ло держать, и Ваче скрепя сердце дорисовал книгу.
Весть об отъезде Цаго обрушилась, как обвал. Стало
казаться, что с ее отъездом рушится и вся жизнь, весь ее
привычный ход, все спокойствие мирной Ахалдабы.
Конечно, какая девушка не мечтает о жизни в Тбилиси,
кто не хотел бы попасть ко двору Багратидов, знаменито¬
му иа весь мир своей пышностью и доблестным рыцарст¬
вом. Почему бы не помечтать об этом и прекрасной Цаго.
Обидно другое: ничего ей не жаль в этой прошлой те¬
перь для нее жизни. Как легко она расстается с ним, с Ва¬
че. Разве не из-за нее он отказался уйти с великим худож¬
ником Деметре Икалтоели? Разве это была не жертва? Или
она ничего не знает, не чувствует, не видит? Или она и не
догадывается, что есть сердце, которое горит, как яркая
восковая свеча, перед ее красотой, перед ее юностью, перед
ее девическим образом?
12 Гр. Абашидуе
353
И зачем читал он с таким увлечением, с такой лю¬
бовью стихи Торели? Самое имя Торели она произносит
как молитву. Довольно. Закончена роспись книги, некогда
любимой, а теперь ненавистной. Художник завернул ее в