Страница 150 из 197
ялся, что эта слава переживет его самого и все его поко¬
ление и что многпе-многие поколения будут гордиться
творениями зодчего, жившего при царице Русудан.
564
Он был талантлив. Стремления его были велики. Он
много трудился, и вот все это принесло плоды. Талант,
стремление и труд перевоплотились в прекрасные здания,
изящные, благородные, радующие глаз и душу. Все его
замыслы и мечты перевоплотились в камень, чтобы так и
остаться на долгие века.
Можно было думать и про века, ибо слава о красоте
Тбилиси распространилась по всей земле, а слава красо¬
ты самая прочная слава в мире. И вот теперь все это дол¬
жно сгореть в огне, и зодчий сам поднесет огонь.
Получив распоряжение сжечь Тбилиси, Гочи не пове¬
рил своим ушам. Но приказ призывал к действию, нужно
было собрать подчиненных, военачальников, познакомить
их с приказом и, в свою очередь, потребовать его испол¬
нения.
Военачальники сначала молчали, как будто лишились
дара речи. Но потом те, в ком помоложе и погорячее
кровь, резко воспротивились: «Как, оставить Тбилиси без
боя и самим сжечь? Это тоже для нас равносильно смерти.
Так разве не лучше умереть иод стенами Тбилиси, встре¬
тившись с врагом в открытом и мужественном бою. Да
пусть все мы погибнем, по погибнем с честыо!»
Мухасдзе нахмурился и сказал, что существуют зако¬
ны военного времени. Всякий, кто ие подчинится приказу,
будет приговорен к смерти, и он, Гочи Мухасдзе, лично бу¬
дет исполнять приговор.
Мухасдзе каждого подвел к своему столу и каждому
отвел участок города. Затем все разошлись, чтобы подго¬
товить все, что нужно для такого пожара.
Военачальники вышли от командующего полуживые
от обиды и горя. Сам Гочи Мухасдзе, напротив, держался
необыкновенно стойко. Взяв небольшой отряд, он поехал
по городу, чтобы объехать все его кварталы и ускорить вы¬
вод населения. Не сходя с коня, он отдавал распоряжения,
люди начинали шевелиться быстрее, одиночки и неболь¬
шие семьи объединялись, словно ручьи сливались в пото¬
ки, и вот река беженцев двинулась из Тбилиси, с шумом,
с причитаниями, с плачем женщин и детей.
Добровольные изгнанники тащили за собой разный
домашний скарб, чудом уцелевший от разграбления, —
остатки ковров, медную посуду, всякую утварь.
Перед входом на мост через Куру черный поток
беженцев замедлил движение. С другого конца моста
показались всадники, и впереди
всех Гочи Мухасдзе на высоком
белом коне. Волна беженцев
напирала сзади, разлилась по
берегу черным пятном, начала
заливать и мост. Всадники спе¬
шились, чтобы упорядочить дви¬
жение по мосту.
Беженцы узнали Мухасдзе,
они знали также, что приказ об
эвакуации отдал он, но не жела¬
ли думать о том, что и ему при¬
казали свыше и что он лишь
воин, исполняющий решение
царицы и дарбази. Женщи¬
а в черном протягивала руки
в чистое синее небо, призывая
на голову Гочи проклятия и
кару.
Горячая обида, боль, слезы
подступили к горлу Мухас¬
дзе. Он поворотил коня, чтобы
уехать и ие слышать про¬
клятий, но возбужденные крики
летели ему вслед и достигали
его уха. Женщина проклинала
всех без разбора военачалыш-
ков и воинов за то, что те забыли о долге, о служении ца¬
рице и родине и заботились лишь о своем спасении, за то,
что без боя оставляют город, когда еще есть силы владеть
оружием и сидеть на коне.
Гочи пришпорил коня, думая, что крики и стенания
изгнанников все еще долетают до него. На самом деле, го¬
лоса звучали в ушах, в самом Гочи, и от этого нельзя бы¬
ло никуда ускакать.
В узкой улице навстречу командующему попалась но¬
вая толпа тбилисцев. Передние, поддерживая под руки,
толкали впереди себя кого-то упиравшегося и палкой сту¬
чащего о дорогу. Слепец сопротивлялся, вырывался из
рук и умолял:
—
Ради бога оставьте меня, я никуда не хочу. Я хочу
остаться. Зачем меня спасать? Слепого никто не тронет.
Со мной ничего нельзя сделать больше того, что уже
сделано. Оставьте, пустите меня!
Голос слепца показался знакомым Гочи, он приглядел¬
ся и с ужасом узнал в слепце, заросшем бородой, своего
друга Ваче.
—
Ваче, Ваче, что с тобой? — закричал Мухасдзе, по¬
ворачивая коня.
—
Кто ты такой? — спросил слепец в то время, как
Гочи уже обнимал своего несчастного друга. Слепец ощу¬
пывал пальцами обнявшего его мужчину и все никак пе
мог узнать — кто.
—
Да Гочи я, Гочи Мухасдзе.
—
Гочи... Брат. — И оба мужчины зарыдали. — Ви¬
дишь, какой я стал, — говорил Ваче, — не видеть мне
больше белого света, пе видеть никакой земной красоты,
не видеть милых сердцу грузинских долин и гор, не ви¬
деть красавца Тбилиси, не видеть своих картин.
Гочи вытер слезы. Он поглядел на пустые глазницы
Ваче, на вереницы беженцев, иа город, обреченный сож¬
жению, и проговорил:
—
Может, и лучше, Ваче, что ты ничего не видишь.
Если бы у тебя вновь появились глаза, ты ие увидел бы
вокруг себя ничего, кроме поругания и унижения грузин,
кроме слез и горя.
— Гочи,— неожиданно улыбнулся Ваче,— я давно
собирался тебе рассказать. Когда у меня еще были глаза,
в самый последний день, я видел, как из окна твоего двор¬
ца, из новых палат Русудан вылетел настоящий ангел.
567
Гочи удивленно уставился на своего друга.
—
Да, из высокого узкого окна, из того зала, где моя
роспись, вылетел ангел, полуобнаженный, с распущенны¬
ми волосами. Он опустился в Куру и исчез. Как жалко,
что не видел и ты...
«Несчастный Ваче,— подумал Мухасдзе,— уж не по¬
мутился ли у него рассудок? Что ж, и не мудрено. У лю¬
дей с обоими глазами и то голова идет кругом».
—
Да, да,— твердил слепой,— очень красивый ангел,
прекрасный, как все ангелы. У него была обнажена грудь
и руки, а волосы распущены по плечам. Он вылетел из ок¬
на, сложил крылья и опустился в Куру.
Пожалуй, пе несчастный, а счастливый, думал про се¬
бя Гочи. Не видит, что делается вокруг, и нет ему ни до
чего дела. И ие увидит, как из окна дворца полетят уж не
ангелы, а клочья огня и клубы дыма.
—
Ну ладно, Ваче, иди, нужно спешить. Я скоро до¬
гоню тебя. Мы все догоним вас, идите вперед.
—
Нет, жалко, что не видел и ты. Это было очень кра¬
сиво — ангел, вылетевший из окна!
Гочи пропустил мимо себя всю колонну беженцев и
снова сел на коня. За поворотом ему повстречались вои¬
ны, тащившие охапки сена. «Это для поджигания»,— поду¬
мал Гочи, и сердце его сжалось сильнее прежнего. Ско¬
ро он должен дать приказ, и вспыхнет первый огонь, и
потянется первый дым, и все исчезнет в одном огромном
пламени.
Ему вспомнилось предание, которое он слышал давно,
в далеком детстве. За царевичем по пятам гнались враги.
На коне вместе с царевичем была и его возлюбленная,
которую он берег больше, чем себя. Конь был силен и
резв. Может быть, бежавшим удалось бы ускакать от
врагов, ио па пути повстречалась река. Понимая, что спа¬
сения нет и что погоня вот-вот настигнет, царевич выхва¬
тил саблю и зарубил свою возлюбленную ради того, чтобы
она не досталась на поругание врагу. Да, так и поступа¬
ют настоящие мужчины. Они не могут жить на свете, если
на их глазах осквернят и затопчут в грязь их любовь. Они