Страница 115 из 197
вышла замуж, притом так счастливо, Мамука все чаще
думал о том, что пора устраивать свой очаг. На Гарнис-
ском поле, вместе с грузинским войском, погибла и эта
мечта Мамуки. Мог ли он думать о себе, если его родная
сестра в таком горе, а зять в плену.
Цаго, увидев кучу золота, просияла, упала на колени
перед братом, припала к нему плача.
—
Какой ты добрый, мой брат, неужели отдашь все
это золото, и тебе не жалко?
—
Ведь этого мало.
—
Как, эта куча золота мала, нужно больше?
—
Гораздо больше, глупенькая моя сестра.
—
Значит, Турман погиб!
За эти дни Цаго столько уж раз кидалась от отчаяния
к радости, от радости снова к отчаянию.
—
Попросим у Павлиа, будем собирать.
На другой день пришел к Цаго Гочи Мухасдзе. Ои
вывернул перед ней кошелек и извинился, что нет
больше.
—
Как я могу взять у тебя это золото, если нет на¬
дежды его вернуть?
—
Не об этом речь. Для Турмана не жалко не только
золота, если бы подвернулся дьявол, заложил бы и душу.
Беда в том, что негде взять. Но есть надежда: вернулся
Аваг, сын Иванэ Мхаргрдзели. Он любит Турмана и, я ду¬
маю, не пожалеет денег. Кроме того, есть у меня хороший
друг, художник... Да он ведь из ваших краев. Я говорю о
Ваче Грдзелидзе.
—
Ваче!..
—
Ну да, наверное, у него есть деньги. Правда, он Тур¬
мана не знал так близко, но мне он друг и ни за что не
откажет.
Вскоре Павлиа прислал с монахом свою долю. Он тоже
вывернул кошелек наизнанку, не оставил себе даже на
черный день. Он писал: «Поручаю богу судьбу твоего му¬
жа, а моего зятя Турмана. Меня же пусть бог простит, что
не могу быть около любимой сестры в столь тяжелый для
нас час».
Покупателей на дом и правда не оказалось. Люди по¬
богаче бежали из Тбилиси, бросая собственные дома. К то¬
му же, по поручению царицы, уехал куда-то Гочи Мухас¬
дзе. Со дня на день должны были отправиться к визирю
Джелал-эд-Дина послы с выкупным грузинским золотом.
А у Цаго не было и половины того, что нужно.
Помощи ждать было неоткуда. Цаго день и ночь ло¬
мала голову и не знала, что предпринять. Правда, у нее из
головы не выходила фраза, брошенная Гочи Мухасдзе на¬
счет Ваче. Что из того, что он не близок с Торели. С Цаго-
то они друзья детства. Как жаль, что они не виделись с
тех пор, как расстались в Ахалдабе. Все его хвалят, и сам
Турман не раз восторженно отзывался об искусстве Ваче.
Цаго мучила совесть: ни разу не пригласила к себе друга
детства и юности. Ни разу не попыталась она взглянуть
на живопись Ваче, о которой все говорят. И стар и мал
знают имя живописца Ваче Грдзелидзе. Царица Русудан
щедро наградила его за роспись дворца (потому-то и долж¬
ны быть у Ваче деньги), и только Цаго, подруга юности,
не удосужилась побывать в расписанных им палатах.
Получается очень нехорошо. Пока все было благополуч¬
но, Ваче был не нужен. А когда обрушилось несчастье,
приходится идти к нему за помощью, да еще за какой!
В другое время самолюбивая Цаго ни за что не пошла
бы к Ваче, а теперь ей было не до самолюбия. Жизнь Торе¬
ли висела на волоске. Все равно у кого-нибудь нужно про¬
сить денег, так не лучше ли у земляка, у сверстника, чем
у вовсе чужого, незнакомого человека.
Ободренная этими мыслями, Цаго пришла в дом Ваче.
Увидев ее на пороге своего дома, Ваче побледнел и как
будто даже онемел, потому что надо бы пригласить в дом
словом или хотя бы жестом, но Ваче стоял, молчал и не
двигался.
Цаго сама поздоровалась с Ваче, прошла в комнаты, по¬
знакомилась с Л ел ой, приласкала девочку. Она окинула
взглядом внутренние комнаты, и было видно, что они ей
понравились.
—
Вот как хорошо, оказывается, ты живешь.
Лела глаз не могла оторвать от гостьи. Она даже не ду¬
мала, что женщина может быть настолько красива и об¬
ворожительна. Взглядывала Лела и на своего покраснев¬
шего, вконец растерявшегося мужа. Она и сама терялась,
глядя на эту незнакомку, вместе с которой — она чувство¬
445
вала — в дом вошла какая-то тайна, но все же гостеприим¬
но предложила гостье стул. Впрочем, едва гостья присела,
как хозяйка подхватила ребеночка и выбежала из комнаты.
Ваче и Цаго остались одни.
—
Ну, садись, Ваче. Ты не сердишься, что я пришла
к тебе в гости?
Цаго улыбалась, улыбался и Ваче, усевшись против
нее.
—
Ты уж слышал, наверное, о несчастье, свалившемся
на меня,.
—
Слышал и очень беспокоюсь о Торели.
—
Хорезмийцы требуют слишком большой выкуп, на¬
верное, знаешь.
—
Нет, о выкупе никто мне не говорил.
Цаго начала рассказывать по порядку: как она горева¬
ла о потере мужа, как обрадовалась, узнав, что он жив.
Плавно лился ее рассказ. Но, дойдя до главного места,
Цаго все же запнулась. Она покраснела, язык ее начал
заплетаться, униженная гордыня ее заставила выдумать
почти что небылицы.
—
У Турмана денег много,— говорила она,— но все
в долгах. А я не знаю, с кого собирать. Павлиа далеко,
когда-то он узнает, когда-то пришлет. Мамука дал все, что
мог... Конечно, мы с тобой не родня и ты не обязан. Но все
же я решилась... побеспокоить. Если разобраться, ближе
тебя у меня теперь в городе никого нет.
Цаго говорила и смотрела прямо в глаза. Ваче не вы¬
держал ее взгляда, опустил голову, начал смотреть в пол,
по углам, на свои руки. Цаго испугалась: сейчас откажет.
Потому и опустил взгляд — собирается отказать, и неловко.
А Ваче между тем был по-детски счастлив. Жизнь по¬
дарила ему еще один случай, редкую возможность выпол¬
нить просьбу Цаго! Он вдруг светло улыбнулся и поднял
голову.
—
Как много лишних слов. Сколько требуется?
—
Пятнадцать тысяч,— выпалила Цаго и почувствова¬
ла облегчение, так как говорить теперь больше ничего не
нужно. Теперь, что бы ни было, что бы ни говорил Ваче,
осталось молчать и ждать.
Не говоря ни слова, Ваче вышел в другую комнату. Ца¬
го вдруг поняла всю нелепость своей просьбы. Пятнадцать
тысяч золотом. Отдать ни за что ни про что. Ради почти
незнакомого человека. А завтра к нему придет кто-нибудь
т
еще: мало ли грузин осталось в плену. У него своя семья,
свой дом, свои заботы. Пятнадцать тысяч — не горсть се¬
ребра... Но тут Цаго снова вспомнила доброго, избалован¬
ного Турмана Торели у жестоких хорезмийцев в руках.
Представила, как его бьют, как ему отрежут голову, если
не придет своевременно выкуп. Настроение ее изменилось.
Теперь она волновалась не о том, как и чем будет распла¬
чиваться, а о том, что вдруг у Ваче не окажется пятна¬
дцати тысяч или оп не захочет их отдать.
В комнату вбежала дочурка Ваче. Остановилась в две¬
рях и уставилась на Цаго.
—
Иди ко мне, маленькая, иди, цветочек.
Цаго подняла девочку на руки, поцеловала ее. Девочка
вполне доверилась незнакомой тете, улыбнулась и стала
разглядывать ее лицо.
Появилась в дверях и Лела. Она была возбужденная,
расстроенная, какое-то слово вот-вот готово было сорвать¬
ся с ее языка. Может быть, она и сказала бы это слово, но
из других дверей появился Ваче. Он молча подошел к сто¬
лу и, опрокинув кошель, начал высыпать яркое звонкое
золото.
Цаго глядела, не отрывая глаз. А когда подняла глаза
на одно мгновение, заметила, что и Лела смотрит на сгол
и что из глаз Лелы катится по светлой неторопливой сле¬
зинке.
Лела смутилась от того, что перехватили ее взгляд, и,