Чандрагупта

Он и должен проявлять необходимую осторожность. Меня это не удивляет и не пугает. Чего бояться честному

брахману? Я ничего не скрываю. Значит, Ракшас расспрашивал тебя обо мне. Это понятно. Он посылает своих

слуг следить за мной, но, как настоящий политик, он никому не доверяет абсолютно. Поэтому, узнав, что ты

бываешь здесь, он решил разузнать обо мне от тебя. Так ли я говорю? Верно ли заключил из твоих слов?

Слова Чанакьи произвели на Бхагураяна очень сильное впечатление. Он еще более удивился мудрости

брахмана, его умению читать в сердцах и умах людей. Удивление и восхищение так явно были написаны на его

лице, что Чанакья улыбнулся и сказал:

— С вопросом твоим покончено. А что же ты хотел рассказать мне? Поспеши удовлетворить мое

любопытство.

— Да, да, — поспешно кивнул Бхагураян, — сейчас все расскажу. — И он изложил Чанакье все события

вчерашнего вечера, с того момента, как оставил пустынь.

Кровь бросилась в голову Чанакье, когда он узнал, что Ракшас не только следит за ним, но уже сумел,

видимо, проникнуть отчасти в тайну пребывания его, Чанакьи, в Паталипутре. Или если еще не проник, то, во

всяком случае, что-то заподозрил.

“Хорошо же, министр Ракшас, — сказал он себе, хоть губы его при этом не шевельнулись, — вы сказали

первое слово, и теперь между нами началась война. Что ж, пусть будет так. Мы еще посмотрим, кто победит и

кто проиграет в этой борьбе”.

А вслух он сказал Бхагураяну:

— Хорошо, кшатрий, что ты мне это сказал. У меня тоже есть кое-что для тебя, но только нужно, чтобы

этого никто не услышал. Пойдем отсюда в другое место, где нам никто не помешает.

Теперь и мы, читатель, оставим их наедине и, не мешая их разговору, перевернем страницу.

Гла в а XVII

МИНИСТР РАКШАС

На другой день после того, как произошли события, описанные в предыдущей главе, после полудня

министр Ракшас удалился во внутренние покои своего дворца и там предался размышлениям. Ему нужно было

побыть в одиночестве, поэтому, чтобы никто его не беспокоил, он выбрал самую дальнюю часть дворца и

приказал стражнику никого к нему не допускать, кроме некоторых его тайных соглядатаев.

Министр Ракшас был человек величественной внешности — высок ростом, широкоплеч, строен, с гордой

осанкой. На всякого, кто впервые видел его, он производил незабываемое впечатление. Благородство внешности

вполне отвечало благородству души первого министра: человек безукоризненно честный и бескорыстно

преданный своему долгу, он всем внушал уважение и трепет настолько, что никто не посмел бы ослушаться его

приказа: однако нельзя сказать, чтобы он пользовался всеобщей любовью. В народе он славился бескорыстием и

справедливостью, все знали, что он правая рука раджи и верно служит своему господину. Но при дворе Ракшаса

недолюбливали, ему подчинялись, но не почитали его. Слишком много власти, казалось другим придворным,

взял он себе, слишком надменно держался в отношении остальных министров и приближенных раджи. Самым

обидным для них было то, что он не делал различия в обращении с мелкими служащими и важными

сановниками.

Все знали, что у Ракшаса зоркий глаз и длинные руки — в каждом уголке страны. Были у него свои

тайные слуги. В народе этим были довольны: люди чувствовали себя в безопасности от воров и грабителей, с

которыми Ракшас почти покончил в Паталипутре. Но министры и знать терпели скрепя сердце: ведь и за ними

вел надзор первый министр, как за какими-нибудь простолюдинами. Их оскорбляло, что Ракшас не доверяет им,

и многие из них таили против него мстительную злобу. Но первый министр ничего этого не знал.

Однако обратимся теперь к тому, о чем раздумывал сегодня Ракшас, проникнем в его потаенные мысли.

Итак, больше всего занимали сейчас Ракшаса Мурадеви, ее новоявленный племянник и Чанакья. С тех пор как

этой отверженной вернули свободу и милость, она обрела вдруг непостижимую власть над раджей. Ракшас

никак не мог ваять в толк, каким чудом она настолько овладела сердцем Дхананада, что тот словно навеки

решил поселиться в ее покоях, и теперь ему, первому министру, стало необычайно трудно даже увидеть своего

господина. Ракшас страшился этой непонятной власти, что-то недоброе чудилось ему в неожиданной перемене.

Он чувствовал, что необходимо как можно скорее вызволить раджу из плена, но не знал, как этого достичь.

Мурадеви окружила Дханананда неусыпными заботами и никому не давала возможности остаться с ним

наедине: она ни на миг не отлучалась от своего господина, едва являлся какой-нибудь посетитель, и

присутствовала при всех беседах раджи со своими подданными. Ракшас с некоторых пор уже думал о том,

чтобы найти во дворце Мурадеви верного человека, который доносил бы ему обо всем, что там происходит. Он

придумал даже план, как через одну из своих рабынь сговориться с какой-нибудь из служанок Мурадеви. Выбор

его пал на Вриндамалу. Он слышал, что это самая любимая и доверенная прислужница Мурадеви, и решил во

что бы то ни стало сделать ее своей сообщницей. Позвать ее к себе и поговорить; если удастся ее уломать

лестью или приказом — тогда задача будет решена. Когда он до последнего слова будет знать все, что говорит

радже Мурадеви, он найдет путь, как развеять ее чары. Собственно говоря, Ракшас был уверен, что стоит ему

самому поговорить со служанкой, как она сразу его послушается. Ведь она такой же человек, как все, а Ракшас

знал свою власть над людьми! Значит, исполнить задуманное — дело нескольких дней.

Поэтому он пока оставил мысли о Мурадеви и обратился к Чандрагупте. Странное чувство испытал

Ракшас, впервые увидав этого юношу. Так бывает, когда увидишь змеиного детеныша — желтенького,

блестящего, верткого: подвижность и жизнелюбие юного существа чаруют душу, но в то же время опасение за

свою жизнь заставляет держаться на почтительном расстоянии от него. Так было и с Ракшасом, когда на его

пути впервые встал Чандрагупта. Юноша был красив, умен, обучен всем наукам и искусствам — в скором

времени Ракшас имел случай убедиться в этом, — но было в нем еще что-то такое, что настораживало

министра. Нет, не к добру явился этот юноша в Паталипутру! Нельзя позволить ему остаться здесь надолго. Но

что же делать? Раджа сейчас не надышится на Мурадеви, и пока это так, разве можно чем-нибудь повредить ее

племяннику? Это вызвало бы гнев и досаду Дханананда. Значит, надо действовать тайно. И прежде всего

необходимо узнать, в самом ли деле этот юноша — сын брата Мурадеви. Придется послать своего человека в

Гималаи, в царство Прадьюмнадева.

Тут же, чтобы не откладывать задуманного, Ракшас кликнул стражника и приказал ему вызвать

Хираньягупту.

— Как прикажете, — отвечал слуга, но остался стоять на месте.

— Что же ты стоишь, не идешь выполнять мой приказ? — недовольно спросил министр.

Слуга почтительно поклонился и доложил:

— Господин министр, явился бхил из Гималаев с письмом от своего раджи. Он просит позволения

положить это письмо к вашим стопам.

“Бхил? — изумился в душе Ракшас. — С письмом от своего раджи? Кто же может быть этот раджа, кроме

Прадьюмнадева? Однако зачем гадать, когда проще узнать. Всего и дела — позвать этого бхила да прочитать

письмо”.

И он сказал стражнику:

— Хорошо, пусть войдет.

Бхил был черен кожей, как уголь, но пыль долгого пути так облепила его тело, что он стал красноватым,

как темная туча в лучах заката. Войдя, он простерся ниц перед министром, потом встал на колени и положил

сверток к его ногам. Сложив молитвенно руки, он обратился к Ракшасу:

— Махараджа, мой господин послал вам это письмо. Раб готов отнести назад ответ.