Страница 85 из 121
— Скоро нас отпустят?
— Скоро. Вот закончу эту писанину, и пойдем. Ты ездила с ними на место, где совершено преступление?
— Ездила.
— Собака след взяла?
— А откуда я знаю, взяла или не взяла. Видела, что рванулась куда-то в сторону и потащила за собой милиционера.
— В какую сторону?
— Туда, куда они побежали, через шоссе.
Иващенко пришел, когда Дмитрий уже подписывал страницы протокола. Он внимательно прочитал показания и, улыбнувшись, положил листы в папку:
— Такие показания можно в качестве примера приводить на семинарах по уголовному процессу. Вы учились, случайно, не у Шифмана?
— У него.
— Чувствуется его школа. Когда-то и я слушал его лекции.
— Мы свободны? — спросил Дмитрий, поправляя сбившийся галстук.
— Вообще — да. Но если сможете — задержитесь, пожалуйста, на несколько минут. К нам сейчас едет отец потерпевшего. Очень хочет вас повидать. Он только что звонил из Склифосовского.
— Как операция?
— Спасли. Опоздай «скорая» минут на пятнадцать-двадцать — и был бы конец.
Ольгу как подбросило со стула. Прижав к груди руки, она стояла бледная, крепко сжав губы.
— Слава Богу! — выдохнула она.
Иващенко посмотрел на нее и сдержанно улыбнулся:
— Слава вам, а не Богу.
— Преступники еще не задержаны? — поинтересовался Дмитрий.
— Пока нет. Собака привела к метро. А там, сами понимаете, — как иголка в стоге сена. Но есть кое-какие версии. Ребята уже работают, — следователь положил в письменный стол папку с протоколами показаний Шадриных. — Так как, товарищи: подождете отца потерпевшего? Он уже выехал из больницы. Езды тут не больше пятнадцати минут.
— Если не дольше, то можно, — согласился Дмитрий и протянул руку к пачке сигарет, лежавшей на столе.
— Чтобы не скучать, займитесь хоть этим, — следователь достал из стола журнал «Америка» и протянул его Шадрину. — Есть любопытная медицинская статья о возможности пересадки человеческого сердца. Только, думаю, все это всего-навсего шумная реклама.
На столе зазвонил телефон. Иващенко поднял трубку. Во время непродолжительного разговора он произнес всего несколько слов: «Да-да… Вполне возможно… Я сейчас спущусь…» И встал из-за стола, еще раз попросив Шадрина и Ольгу, чтобы они не уходили:
— Отец потерпевшего очень просил вас подождать его.
И снова Дмитрий и Ольга остались одни.
— Митя, неужели ты сейчас способен что-нибудь читать? Я теперь целую неделю буду ходить как пришибленная. Мне кажется, это страшнее, чем на войне. Какие все-таки звери! Трое напали на одного…
— Не мешай, — Дмитрий мягко отстранил Ольгу, сняв со своего плеча ее руку. — И в самом деле статья интересная.
— Ведь с минуты на минуту приедет отец этого молодого человека, а ты уткнулся в журнал.
— Что я, по-твоему, должен делать?
— Нужно продумать, как себя вести с ним.
— Очень просто: он будет нас благодарить, мы будем отвечать: «Пожалуйста», — спокойно ответил Дмитрий. — И потом… — он хотел сказать что-то еще, но открылась дверь, и в комнату вошел Иващенко. С ним был Богданов. Дмитрий встал — сказался инстинкт солдата. В первую минуту он оторопел, но мысль сработала мгновенно: «Наверное, ночная проверка оперативной работы отдела. В порядке надзора».
Лицо Богданова было бледным. Оно медленно, точно опасаясь, что под ним будут проваливаться плашки паркета, не спуская глаз с Шадрина, подошел к столу.
Следователь, обращаясь к Богданову, сказал:
— Познакомьтесь. Этот гражданин и гражданка спасли жизнь вашему сыну.
Богданов нерешительно, словно от прикосновения к нему его ударит током, протянул для пожатия руку.
Дмитрий видел, что в эту минуту Богданов больше всего боялся одного: а вдруг Шадрин не подаст руки? Но он протянул Богданову руку.
Никогда Шадрин так близко не видел глаз Богданова. Большие, серые, испуганные… Они смотрели в упор и говорили больше, чем крепкое застывшее пожатие руки.
— Я буду вам обязан всю жизнь, — тихо и как-то растерянно произнес Богданов.
— Вы на моем месте поступили бы так же.
— Чем могу отблагодарить?
— Только памятью… Обо всем, что было раньше и что случилось сегодня.
Следователь не понял тайного смысла слов Шадрина, но догадался, что судьбы этих двух людей когда-то скрещивались. И скрещивались не за дружеским столом.
Шадрин обернулся к следователю. Лицо его было строгое, голос резким, сухим:
— Я могу быть свободным?
— Да. Когда потребуетесь — мы вас вызовем.
— Пойдем! — Дмитрий кивнул Ольге.
Богданов уступил им дорогу.
Следователь проводил Дмитрия и Ольгу до выхода из отдела и, еще раз поблагодарив за помощь, спросил:
— Мне кажется, этого человека вы знали раньше?
— Не только знал. Когда-то под его началом работал.
— Кто он?
— Заместитель прокурора города.
Лицо следователя вытянулось:
— Как?.. Это… Богданов?!
— Да, тот самый Богданов, который… До свидания. Если буду нужен — адрес в протоколе. Желаю удачи.
Проходя мимо черного ЗИМа, Дмитрий остановился. «Богданов, — подумал он. — Это с ним мы чуть не столкнулись в воротах больницы…»
Неожиданная встреча с Богдановым при обстоятельствах столь необычных взволновала Шадрина. Он невпопад отвечал на вопросы Ольги. И та, почувствовав, что встреча эта всколыхнула в душе Дмитрия старые обиды, не стала приставать к нему с разговорами.
V
Струмилинский метод лечения гангрены был встречен некоторыми крупнейшими специалистами медицины с явным недоверием. А когда Струмилин узнал, что в Министерстве здравоохранения в его методе нашли серьезные просчеты и препарат не был официально рекомендован для широкой клинической практики, то понял, что за внедрение препарата ему еще предстоит нелегкая борьба. И вот по этому важному для него вопросу, которому он посвятил много лет, Струмилин явился в министерство.
Перед тем как идти для этого серьезного разговора, он созвонился с начальником главка Холодиловым, и они условились о дне и часе встречи.
Поднимаясь по узкой лестнице на третий этаж, Струмилин мысленно подбирал убедительные доводы, которые он выскажет начальнику. Сошлется непременно на свою клиническую практику, на десятки писем тяжелобольных пациентов, которым он облегчил страдания, покажет выдержки из двух газет, свидетельствующих, что его препарат нашел подтверждение в лечебной практике и других клиник.
В кабинете начальника главка, как сообщила секретарша, был главный специалист одного из управлений министерства.
— Вы по какому вопросу? — спросила секретарша, вскинув на Струмилина взгляд, который как бы изучал: кто перед ней.
— По очень важному.
— Ваша фамилия?
— Струмилин.
— А-а-а, да, да… Андрей Емельянович говорил о вас. Пройдите, пожалуйста, к помощнику, он просил вас предварительно зайти к нему. Вот в эту дверь, напротив.
Помощником начальника главка был юркий, уже немолодой лысеющий человек, который, не глядя на вошедшего Струмилина, продолжал перебирать на столе какие-то документы. Перекладывая бумажки, он успел дважды коротко ответить на телефонные звонки.
— Вы ко мне? — спросил помощник, бросив на вошедшего беглый взгляд.
— Моя фамилия Струмилин. Андрей Емельянович мне назначил встречу.
— А!.. Товарищ Струмилин. Великолепно! Так бы сразу и сказали. Андрей Емельянович и Лощилин вас ждут. Одну минуточку, — лицо помощника оживилось, и он, на ходу причесывая свои жиденькие белесые волосы, поспешно вышел из комнаты. Он тут же вернулся и пригласил Струмилина к начальнику главка.
Струмилин поправил галстук и прошел в кабинет, отделенный от приемной двумя обитыми дерматином дверями.
За большим столом сидел начальник главка. Таким его и представлял себе Струмилин. Гладко выбритый, румяный, лоснящийся… На его лысине светился солнечный блик. Слева перед ним в мягком кресле в позе усталого и безразличного ко всему на свете человека, положив ногу на ногу, сидел доцент Лощилин. Его Струмилин встречал года два тому назад, когда в их клинике работала комиссия от министерства. Струмилин отлично помнил, что комиссию эту возглавлял Лощилин. Больше он о нем ничего не знал.