Страница 86 из 121
Сдержанно улыбаясь, Холодилов встал и протянул через стол Струмилину руку:
— Приветствую вас, Николай Сергеевич. Знакомьтесь. Главный специалист управления доцент Лощилин, — и Холодилов сделал широкий жест в сторону Лощилина.
Лощилин встал и, сделав шаг в сторону Струмилина, с достоинством пожал ему руку:
— Рад познакомиться.
Холодилов прошелся вдоль длинного стола и, глядя себе под ноги, сказал:
— Вот так, всегда так… Мир несправедлив. Даже жесток… — мечтательно, со вздохом произнес Холодилов. — Провожает мать на войну сына, наказывает ему храбро сражаться. Молится за его жизнь. Сын становится героем, получает ордена, от славы у него кружится голова… Поздравляют героя однополчане, о нем пишут в газетах, а мать в сторонке где-то стоит, пригорюнившись. И ждет, когда же придет черед и ей, сердечной, поздравить сына с победой, — Холодилов смолк и, грустно улыбаясь, смотрел на Струмилина. — Разве не так?
— Что-то не понимаю вас… — Струмилин смутился.
— Вот, вот… Конечно, некогда понимать простых смертных, когда курят фимиам. Даже не зашли в министерство.
— В этом просто не было необходимости. А вот теперь… Мы, кажется, условились встретиться, чтобы поговорить о деле.
— О, да… конечно, конечно! У вас сейчас каждая секунда на счету. Тем более… — Холодилов как-то неестественно рассмеялся, но смех неожиданно оборвался, как будто сзади кто-то больно уколол его иглой в спину. Он даже поморщился, обнажив в болезненном оскале красивые белые зубы. — Проклятая печень! То ничего-ничего, а то так заноет, — он осторожно сел в кресло и положил на стол большие белые руки. — Итак, Николай Сергеевич, мы условились встретиться и поговорить о деле. Начнем с элементарного. Сколько лет вы работали над препаратом?
— Шесть лет.
— Пожалуй, немало, — и, несколько помолчав, добавил: — А впрочем, если учесть сложность проблемы, которую вы поставили перед собой, и трудность ее решения, то нельзя не заметить, что только стоический фанатизм ученого мог поддерживать ваши силы и вашу энергию. А главное — веру в успех дела, которому отдали столько лет и столько сил.
— А если конкретнее? — спросил Струмилин, не сводя глаз с выразительного лица Холодилова.
Холодилов остановился и, вскинув взгляд к потолку, продолжал:
— Прежде чем перейти к конкретному вопросу, который лежит в основе нашей сегодняшней встречи, я позволю себе выразить свое искреннее восхищение и преклонение перед тем исключительным, прямо-таки гладиаторским упорством, с каким вы, Николай Сергеевич, идете к поставленной цели. Более того, я даже уверен, что треть пути, которую вы уже миновали, чтобы наконец прийти к решению поставленной задачи, проделана с большими достижениями, хотя и не без некоторых крупных и принципиальных просчетов.
Струмилин улыбнулся:
— Пожалуйста, говорите яснее, Андрей Емельянович.
Холодилов посмотрел в сторону Лощилина:
— Вениамин Борисович, пожалуйста, переведите мои слова на язык, понятный Николаю Сергеевичу.
Лощилин снял очки, подышал на них и принялся тщательно и неторопливо протирать стекла байковой салфеточкой, которую вытащил из особого отделения в бумажнике. Он делал это с явной затяжкой. Заговорил лишь тогда, когда надел очки, положил салфетку в бумажник и улыбчиво посмотрел на Струмилина:
— Дорогой Николай Сергеевич! Прежде чем встретиться с вами и начать этот разговор, мы с Андреем Емельяновичем имели не одну беседу. И в конце концов пришли к единственному решению… — он замолк и протянул руку к лежавшему на столе портсигару.
— К какому? — спросил Струмилин.
— Помочь вам! — твердо ответил Лощилин.
— В чем?
— В том, чтобы успешно пройти те оставшиеся две трети пути, на которые у одного вас с вашим коллегой Ледневым не хватит ни сил, ни знаний, — Лощилин стремительно встал с кресла и стряхнул с пиджака табачинки сигареты. — То, чего вы добились и за что вас благодарят в письмах пациенты, которым вы облегчили страдания, и о чем начинает говорить пресса, — это еще только начало трудностей, которые нужно преодолеть.
Струмилин перевел взгляд на Холодилова. Тот неподвижно сидел в кресле и, полузакрыв глаза, утвердительно кивал головой. Только теперь он начинал смутно понимать, зачем его пригласили в главк и что от него хотят.
— Вы считаете, что наш препарат — это еще не решение проблемы? Допустим… А клиническая практика? А результаты исследований, полученных в лабораториях?.. — Струмилин закашлялся, не договорив конца фразы.
В разговор включился Холодилов:
— Вы забыли опереться еще на одного кита.
— Что вы имеете в виду? — спросил Струмилин.
— Вы забыли сослаться на зарубежную прессу.
— А что?! — твердо ответил Струмилин. — Для меня и это является одним из подтверждений нашей удачи. Я встречал у них сугубо профессиональные медицинские оценки. А главное… Главное, что еще более убеждает меня в эффективности нашего препарата, — это то, что он широко внедряется за рубежом в лечебную практику.
Ему не дал договорить Холодилов:
— Практику буржуазных клиник, где иногда на мыльнопузырных сенсациях делают деньги?! — лицо Холодилова приняло озабоченный вид, голос его обмяк, подобрел. Он даже сочувственно вздохнул: — Товарищ Струмилин, не забывайте, что в наше время все классово, все партийно. Даже в медицине.
— Простите, куда я пришел? На семинар по основам марксизма-ленинизма или в медицинское учреждение? — спросил Струмилин.
Холодилов был каменно спокоен:
— Вы пришли в государственное учреждение, которое отвечает за работу лечебных учреждений в стране. Это во-первых. Во-вторых, вы пришли для серьезного разговора о деле. О том деле, в которое вы уже вложили много сил, но в котором один запутаетесь, надорветесь. Еще раз напоминаю, хотя, может быть, вам это не понравится, что индивидуальная тактика отдельных героев для медицинской науки неприемлема. Только сильный научный коллектив сможет поднять и решить проблему, на которую вы уже нацелились!
— Только нацелился?
— А вы думаете, что решили? — таинственно проговорил Холодилов.
— До сих пор я считал и считаю, что поставленная нами проблема в основе своей решена. Препарат себя оправдал. Ваша задача, задача государственного ведомства, — внедрить препарат в лечебную практику страны и поставить его на службу человеку.
— Вы даже умеете выражаться в патетических тонах! — Холодилов улыбнулся. Посматривая в сторону Лощилина, он искал у него поддержки: — Ваше мнение, Вениамин Борисович?
Лощилин курил. Казалось, что он думал о чем-то своем, совершенно не относящемся к тому, о чем говорили начальник главка и Струмилин. Стряхивая с сигареты пепел, он наконец проговорил:
— Как главный специалист управления, я не могу рекомендовать ваш препарат для клиник и лечебных учреждений страны. Более того, официальным документом от имени министра я накладываю запрет на препарат. Его гарантийная эффективность не доказана.
Струмилин почувствовал, как стало подергиваться его веко:
— А статистика?.. Разве статистика не доказательство? Сколько больных избавилось от недуга, пользуясь препаратом? Ведь это не единицы, а десятки, сотни живых людей, которых препарат поставил на ноги! Я познакомлю вас с письмами врачей из других городов…
И снова Струмилина оборвал Лощилин:
— Простая индукция! Грош ей цена! Вы когда-нибудь изучали логику? Самую простую формальную логику Аристотеля?
— Допустим, — глухо ответил Струмилин. — Если это имеет какое-нибудь отношение к делу.
— Так вот, придете домой, загляните еще раз в школьный учебник по логике. Посмотрите, что такое индукция через простое перечисление.
— Может быть, мне напомните вы об этой индукции? — голос Струмилина изменился.
— Все народы на всех континентах во все века наблюдали, что лебеди имеют белое оперение. Ссылаясь на эту индукцию через простое перечисление, люди сделали твердый вывод: все лебеди белые. Но они ошибались. В Австралии, в единственной Австралии, оказывается, водились черные лебеди. И люди увидели этих черных лебедей. Теперь вы понимаете, на каких куриных ножках ходит ваша слепая статистика. Статистика без окон, без дверей.