Страница 226 из 232
Есть дороги ‑ не для живых. И есть место ‑ не для живых.
Парадокс в том, что место это не отрицает жизнь, ведь именно оно является её средоточием, квинтессенцией, первоисточником. Именно оно породило всё и вся, стало всему началом и связало сотворённое воедино… Но пробовали ли вы, уже родившись, вернуться обратно в материнскую утробу и хоть немного пожить там? Пробовали ли, будучи человеком, вернуться в изначальную воду, откуда когда‑то вышли на сушу ваши предки?
Так же, как океан, остающийся для нас колыбелью жизни, может лишь на сравнительно небольшое время принять нас в свои объятия, так и в Междумирье невозможно существовать сколь угодно долго. Здесь не построить дом, даже палатки ‑ и той не поставить. Здесь можно дышать, но нельзя позволить себе даже краткий отдых. Стоит лишь ненадолго расслабиться, отпустить самоконтроль, позволить себе забыться… Серая туманная равнина, не дающая ни привычного горизонта, ни ориентиров, ни малейшего чувства направления ‑ она тебя уже не отпустит. Растворит в себе, переварит, обратит в тень, в серое клубящееся марево, странно живое, ни на что не похожее и никому не подвластное.
Здесь нельзя жить. Здесь не положено быть. Здесь можно только пройти, пробежать по невидимой тропе, нырнуть и вынырнуть ‑ быстро, не задерживаясь надолго, не останавливаясь, и не оглядываясь назад. Да и что толку оглядываться, когда никакого "назад" нет в помине?
Кажется, лишь безумец решится здесь обернуться и обнажить свой меч… разве что, ради подобного себе безумца?
* * *
Время слов прошло. Все они остались за сомкнувшейся щелью Врат, в пространстве, полном красок, запахов и звуков, среди ароматов весенних первоцветов и ночной прохлады. Всё сказанное и несказанное ‑ всё это теперь там . А здесь ‑ лишь холодная сталь и решимость, что твёрже и холоднее обнажённых клинков…
Одна пара ног отталкивается от серого Ничто и бросает тело вперед, навстречу другому телу, ждущему по ту сторону Бездны. Серая вуаль вяло расступается в стороны, пропуская через себя живую плоть. Мгла скрадывает расстояние. Сколько нужно шагов до встречи? Десять? Двадцать? Пятьдесят?… Рассудок мерит дистанцию не шагами ‑ ударами сердца. Тук‑тук… Тук‑тук… Тук…
Сходятся на семнадцатом "тук". Сшибаются. Две молнии бьют друг в друга. Сверкает, и даже не зазвенит ‑ дребезжит разбитым стеклом, холодно и протяжно. Серое Ничто втягивает в себя звуки, искажает их, рвёт и хаотично швыряет обрывки обратно в реальность. Сталь гремит грозовыми раскатами, скрежещет ржавой жестью, стонет почти как живая. Многообразие звуков распадается в дикую сумбурную какофонию, заполняющую собой всё вокруг…
Время замедляется, тянется ниточками вязкой патоки. Клинки режут его плавными точными движениями, кромсают ломтями. Тук‑тук… Тук‑тук… Тук… Десять ударов сердца на пять ударов меча…
Для ненависти нет места. Для злости ‑ тоже. Эмоции сталкиваются с холодным хрустальным звоном. Отскакивают, сходятся вновь, обмениваются короткими выпадами. Осторожность против расчётливости, уверенность против решительности. Победит тот, кто выиграет поединок внутри себя…
Мастерство против мастерства. Родовые навыки виша‑рукх против отточенных приемов эндра‑ши. Там, где давно уже закончился бы любой другой бой, этот только набирает темп и ожесточённость. Они оба слишком долго ждали его, слишком долго к нему готовились, чтобы решить всё в одно лишь мгновение…
Рубящий в шею… Отклониться от ответного ‑ в бок… Парировать левой рукой, а правой ‑ подсечь колено… Ушёл! Ускользнул, как собственная тень!… Пируэт и длинный выпад с обманчиво неловким блоком в конце… Серое марево скрадывает движения, замедляет, мешает обоим… Если невзначай приоткрыть правую сторону груди… Нет, не купился ‑ бьёт обратным хватом в левое плечо!… Удобный момент чтобы поставить точку, используя преимущество в парных клинках против одного у противника… Нужно только шагнуть вперед, отвести чужую шиссу одной эпилерой, уйти в полупируэт и уколоть второй за спину, прямо в правый бок… Отличный удар, безотказный!…
"Не успеваю, ч‑черт!… Нет, успеваю!… Н‑н‑на!…"
Глаза не видят куда попадает острие меча, но отчётливый тупой удар отдаётся в руке…
"Достал?… Достал!…"
Инерция собственного движения проносит чуть дальше, чем следовало, и левое бедро обжигает резкая пронзительная боль…
Пауза. Она столь неожиданна, что ошеломляет не хуже упавшей на голову дубины. В очредной раз отскочив друг от друга, бойцы замирают, застывают в напряжении мгновенно прерванной схватки. Фигуры противников двоятся, плывут. Мечи, застывшие на отлете, бессильно царапают серое ничто. Эмоции… Не слишком ли много позволено себе эмоций в тот момент, когда их не должно было быть вовсе?
Почему же он не падает? Стоит вполоборота, чуть пригнувшись и напружинившись ‑ вот‑вот прыгнет. Раненый бок не разглядеть, но сомнений нет, выпад достиг цели. Вот только… почему же он всё ещё на ногах? Проклятье! Бедро, похоже, всрьёз зацепил, ловкач. Но это уже неважно, потому как если у него пробит бок… если… если?!
Словно демонстрируя нежелание валиться навзничь в серое Ничто, хальгир делает шаг в сторону, меняя положение тела. Левая рука его опускается и становится видно как из рукава по кисти стекают темные капли… прямо на зажатый в пальцах кусок дерева ‑ самую заурядную деревяшку, короткую и толстую. Которую он только что исхитрился подставить под чужую эпилеру. А кровь, бегущая по руке ‑ это так, царапина, ничего серьёзного.
Время слов прошло. Теперь ‑ только один исход. Один на двоих. То, что предначертано свыше, уже не способны изменить никакие слова…
‑ Будь я проклят, ‑ медленно говорит Харт, цинично игнорируя всякую предопределённость. ‑ Будь я проклят, если ты не достал меня снова …
* * *
Серый стоял перед ним, обманчиво расслабленный, спокойный, готовый к продолжению схватки. Всё ещё не побежденный… но уже проигравший свой бой. Окончательно. Безнадёжно.
И дело даже не в том, что шисса Олега глубоко рассекла его бедро и уверенная устойчивость Харта теперь была лишь иллюзией, от которой нечего не останется, сделай эндра‑ши первый шаг. Нет, раненая нога ‑ это ещё не поражение. И даже смерть ‑ не поражение. Как и убитый враг ‑ ещё не победа…
‑ Будь я проклят, ‑ неожиданно произнес Харт. Его холодный взгляд не отпускал противника, не позволял расслабиться ни на миг. Несмотря на серьёзную рану, Серый был опасен. Смертельно опасен. И вот, решил вдруг поговорить… может, уже что‑то понял?
‑ Будь я проклят, если ты не достал меня снова. И на этот раз ‑ никаких полоумных издаров, никаких нолк‑ланов, даже пистолета ‑ и того нет под рукой. Честный бой один на один, как я хотел уже давно. И ты снова меня достал, в моей же собственной стихии… Ну и ну… Хороший трюк с деревяшкой, ловко и эффективно. Честное слово, впечатлён… Но этот трюк ‑ "одноразовый". А дальше‑то что?
"Он ‑ враг! Он ‑ убийца! Разве мы не ждали этого целый год ‑ шанса поквитаться, отплатить за всё?!"
"Ждали, всё так… Значит, будем мстить? До полного самоудовлетворения? Как Лобову?"
‑ Ничего, ‑ Олег опустил шиссу. ‑ Дальше ‑ ничего. Чем бы у нас с тобой ни закончилось здесь, это уже ничего не изменит. Я всё, что мог ‑ сделал. Теперь либо выиграл, либо проиграл. И ты больше не сможешь ни помочь, ни помешать. Ты вне игры, Серый. Аут.
‑ Аут, ‑ повторил Харт с таким видом, словно его слова "мальчишки" не касались вовсе. ‑ И ты думаешь, я поверю?
‑ Мне всё равно, ‑ Олег заставил себя разжать пальцы и клинок, осуждающе блеснув на прощание, беззвучно канул в клубящуюся серую пустоту под ногами.