Страница 13 из 29
— Боже, неужто правда!
— Вот что, сейчас я должна закругляться. Приходите сюда вечером, и я устрою вам свидание с главным.
В тот день, который оказался его последним днем в Беллаците, к Скотт-Кингу впервые явился посетитель. Поднявшись в номер после обеда, чтобы во сне пережить самые тяжкие часы дневной жары, он услышал телефонный звонок. Портье сказал, что его хочет видеть доктор Антоник. Скотт-Кинг попросил, чтобы посетитель поднялся к нему.
Хорват вошел в номер и присел у кровати Скотт-Кинга.
— Итак, вы уже приобрели нейтральскую привычку вкушать сиесту. А я слишком стар, чтобы приспособиться к новым обычаям. Все в этой стране остается столь же чужим для меня, как в ту пору, когда я приехал. Сегодня утром я был в Министерстве иностранных дел по поводу моих прошений о подданстве и случайно услышал, что вы все еще здесь. И вот — сразу пошел к вам. Не помешал? Я думал, вы уже уехали. Слышали о моих несчастьях? Бедный доктор Фе впал в немилость, лишился всех постов. Более того, у него обнаружилась денежная недостача. Кажется, он потратил на Беллориусские торжества больше, чем дозволялось казначейством. Поскольку доктор Фе больше в министерстве не служит, у него нет доступа к бухгалтерским книгам и он не может привести их в порядок. Говорят, его будут судить и, наверно, сошлют на острова.
— А как вы, доктор Антоник?
— Мне всегда не везло. Все мои надежды на натурализацию были связаны с доктором Фе. К кому же мне теперь обращаться? Жена подумала, что, может, вы смогли бы что-нибудь сделать для нас в Англии, чтоб мы получили английское подданство.
— Я ничего не могу сделать.
— Я так и думал. А в Америке?
— Тем более в Америке.
— Так я и сказал жене. Но она чешка, так что у нее больше оптимизма. Мы, хорваты, ни на что не надеемся. Я был бы вам очень обязан, если бы вы смогли пойти со мной и объяснить все это жене. Она не поверит мне, если я скажу, что нет никакой надежды. Я обещал привести вас.
Скотт-Кинг оделся и поплелся по жаре за своим гостем на окраину, в квартал новых жилых домов.
— Мы сюда переехали из-за лифта. Жена устала от нейтральских лестниц. Но, увы, лифт больше не работает.
Они дотащились до верхнего этажа и вошли в тесную гостиную, где было полно детей и стоял густой запах кофе и сигаретного дыма.
— Мне стыдно принимать вас в доме без лифта, — сказала мадам Антоник по-французски; потом, повернувшись к детям, она обратилась к ним на незнакомом языке. Дети вежливо поклонились и вышли из комнаты. Мадам Антоник сварила кофе и достала из буфета тарелку с печеньем.
— Я знала, что вы придете, — сказала она. — Мой муж слишком робкий. Вы забираете нас с собой в Америку.
— Сударыня, я там никогда не был.
— Тогда в Англию. Мы должны уезжать отсюда. Мы здесь не чувствуем себя спокойно.
— Как выяснилось, мое собственное возвращение в Англию связано с огромными трудностями.
— Мы приличные люди. Мой муж дипломат. У моего отца была собственная фабрика в Будвайсе. Вы знаете мистер Маккензи?
— Нет, вряд ли.
— Это очень, очень приличный англичанин. Он мог бы вам объяснять, что мы из приличного круга. Он часто бывал на фабрике моего отца. Если бы вы находили мистер Маккензи, он бы нам помогал.
Разговор продолжался в том же духе.
— Если бы вы могли находить мистер Маккензи, — повторяла мадам Антоник, — всем нашим бедам приходил бы конец.
Вернулись дети.
— Я их уведу на кухню, — сказала мадам Антоник. — Я им дам варенья. Тогда они не мешают.
— Вот видите, — сказал мистер Антоник, когда дверь за его супругой закрылась. — Она никогда не теряет надежды. А я уже ни на что не надеюсь. Вы действительно думаете, — спросил он, — что в Нейтралии может заново возродиться западная культура? Или что судьба для того хранила эту страну от ужасов войны, чтобы она могла стать маяком надежды для человечества?
— Нет, не думаю, — сказал Скотт-Кинг.
— Ах, не думаете? — спросил с жаром доктор Антоник. — Не думаете? Я тоже не думаю.
В тот вечер мисс Бомбаум и Скотт-Кинг отправились в такси на окраину города и вышли возле кафе, где встретились с тем самым человеком, с которым мисс Бомбаум сидела в холле отеля «Риц» в день их приезда в Нейтралию. Обошлись без церемонии представления.
— Кто этот тип, Марта?
— Мой английский друг, которому надо помочь.
— Далеко?
— В Англию. Можно ему повидать шефа?
— Надо спросить. У него все в порядке?
— Конечно.
— Ладно, посидите тут, пока я узнаю.
Он пошел к телефону и, вернувшись, сказал:
— Шеф его примет. Мы можем его забросить, а потом с тобой потолкуем.
Они поймали другую машину и поехали еще дальше от центра, куда-то в район скотобоен и кожевенных фабрик, лишь по запаху различимых в душной мгле. Машина остановилась перед неосвещенным домом.
— Входите. Звонить не нужно. Толкните дверь.
— Приятного путешествия, — сказала мисс Бомбаум.
Скотт-Кинг не читал модных романов и потому не был знаком с фразой: «Все случилось так быстро, что он даже не успел…» Однако именно эта фраза могла бы описать то, что с ним произошло. Машина умчалась прочь, а Скотт-Кинг все еще ковылял в темноте по садовой дорожке. Он толкнул дверь, вошел в пустой, неосвещенный зал, услышал голос из соседней комнаты: «Войдите», вошел и оказался в обшарпанной канцелярии нос к носу с нейтральцем в форме майора полиции.
Человек обратился к нему по-английски:
— Вы друг мисс Бомбаум? Садитесь. Пусть вас не смущает моя форма. А то некоторых наших клиентов она очень даже смущает. На прошлой неделе один глупый мальчишка, увидав меня в форме, чуть не пристрелил. Заподозрил ловушку. Вы, кажется, хотите в Англию? Это очень трудно. Скажи вы в Мексику, или в Бразилию, или в Швейцарию, было бы легче. У вас какие-то особые причины предпочесть именно Англию?
— Да, свои причины.
— Странно. Я провел в этой стране много лет и не нашел там ничего привлекательного. Женщины там лишены скромности, а пища расстроила мне желудок. У меня небольшая группа отправляется на Сицилию. Не подойдет вместо Англии?
— Нет, пожалуй.
— Ладно, надо посмотреть, какие представятся возможности. Паспорт у вас есть? Это удачно. Английские паспорта теперь стоят дорого. Надеюсь, мисс Бомбаум вам объяснила, что у меня тут не благотворительная организация. Наша цель — получать прибыль, а расходы у нас большие. Мне без конца морочат голову люди, которые думают, что я работаю для собственного удовольствия. Да, я люблю свою работу, но одной любви недостаточно. Тот молодой человек, про которого я только что говорил, — он вон там в саду похоронен, под стеной, — так вот, он думал, что у нас здесь политическая организация. Мы помогаем всем людям, независимо от их классовой, национальной и партийной принадлежности, вероисповедания и цвета кожи, — но за деньги, причем деньги вперед, авансом. Действительно, когда я только взял это дело в свои руки, существовали всякие любительские организации, которые возникли в годы войны, — беглых узников лагерей, коммунистических агентов, сионистов, шпионов и так далее. Я их очень скоро выдворил из нашего бизнеса. И в этом мне помогла, конечно, моя работа в полиции. Теперь у меня, можно смело сказать, настоящая монополия. Работы с каждым днем все больше. Диву даешься, сколько нынче людей стремится пересечь границу, не имея для этого необходимых данных. Я к тому же располагаю очень ценными связями с правительственными кругами Нейтралии. Всякие беспокойные типы, от которых они хотели бы отделаться, проходят через мои руки во множестве. Сколько там у вас денег?
— Около сорока фунтов.
— Можно взглянуть?
Скотт-Кинг протянул майору свои аккредитивы.
— Но здесь семьдесят.
— Да, но мой счет в отеле…
— На это у вас не будет времени.
— Простите меня, — сказал Скотт-Кинг с твердостью. — Но я никогда не смог бы выехать из отеля, не уплатив по счету, тем более за границей. Вам это может показаться абсурдной щепетильностью, но есть вещи, на которые выпускник Гранчестера просто не пойдет.