Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12

   Здесь, в крытых павильонах царил полумрак, прорезаемый сотнями солнечных лучей из маленьких круглых отверстий купола. И шум – стук отворяемых ставней-прилавков, шорох шагов по цветной плитке пола, гулкие голоса пустынников-бедуинов и визгливо-звонкие – жителей побережья. Запахи пряностей, манящие ароматы сладостей и тонкая, но стойкая струйка пачули и амбры витали в воздухе.

   Жизнь бурлила, стоило солнцу показаться на небе, и затихала, только когда Аллат исчезала за горизонтом, отправляясь на ночной покой.

   Но до заката пока было ещё далеко.

   - Ай, сайеди, рот не разевай, пряности-сладости покупай! – по обычаю звонко, перекрывая шум рынка, зазывал Фарах. - Давай, голубей не считай, покупай, вай-вай-вай!

   Амин сгрузил на пол десятый по счёту мешок молотой корицы и уселся под прилавком, переводя дух.

   - Ай, сайеди! - воскликнул Фарах, подаваясь навстречу заинтересовавшемуся товаром кочевнику. - Ай, хорошая пахлава, свежая!

   Бедуин, чей народ издревле славился ненавистью к сладкому, только усмехнулся.

   - Куда мне её?

   - Ну... верблюда накормишь! - нашёлся Фарах, сверкая улыбкой.

   Кочевник, махнув рукой, отошёл от прилавка.

   - Не идёт сегодня торговля, да простит меня Манат, - тихо пожаловался Фарах, давая отдых уставшему горлу.

   Амин пожал плечами и молча поднялся. Во дворе ждали ещё шесть мешков пряностей и требующие за них денег караванщики-бедуины. Денег у Амина не было, а хозяин лавочки, торговец, сайед Ясар, никому кошелёк не доверявший, как обычно опаздывал.

   Когда Амин снова вернулся, Фарах ругался с караванщиком – из Аиши или Шакиры, судя по выговору.

   - По-твоему это лукум?! - возмущался караванщик, тыча в мягкий белый комочек узловатым пальцем. - Ты посмотри! Да ты его потрогай! Он уже сгнил давно! И за это – двадцать драхм?!

   - Пятьдесят, - степенно поправил Фарах. - За прекрасный шакер-лукум, достойный самого султана, да будут дни его вечны...

   Амин улыбнулся, стирая пот со лба. Достойный султан не стал бы на такое лакомство даже смотреть.

   Караванщик снова ткнул в лукум пальцем и поморщился.

   - Двадцать пять – и это моё последнее слово.

   Фарах открыл было рот – возмутиться, но тут по павильону пронёсся звон гонга, и громкий чистый голос евнуха возвестил:

   - Великолепный, одарённый милостью Манат и улыбкой Аллат, Сиятельный шехзаде Шакир изволит пройти здесь!

   Амин торопливо упал ниц, упираясь лбом в пол – пусть его и не было видно из-за прилавка. Рядом бухнулся Фарах, к нему присоединился караванщик – как и все посетители рынка пали ниц, приветствуя сиятельного царевича.

   В наступившей тишине шелестели одежды евнухов, позвякивали драгоценные браслеты на холёных руках Шакира, стучали «пятками» копий стражи, приветствуя благословенного.

   Амину не нужно было подсматривать, чтобы знать – красивое лицо шехзаде кривится в гримасе презрения. Сиятельному скучно в бесконечных торговых рядах и хочется скорей попасть в сердце рынка – оружейные и ювелирные мастерские, позабавить себя или выбрать подарок для новой фаворитки.

   Стража в десятый раз стукнула копьями, и по павильону снова прокатился шорох. Свита шехзаде и сам Сиятельный ушли и вернутся только в полдень – Шакир всегда долго выбирает оружие и перебирает драгоценности. Тщательно осматривает, подробно расспрашивает мастеров, приценивается, словно нет в его распоряжении всей казны султана.

   - Чего разлеглись, болваны?! – взвизгнул над прилавком знакомый голос. – Я вам за это плачу?! А ну марш за работу!

   Фарах возвёл очи горе и выпрямился, напевая:

   - Как прикажете, сайед Ясар, как прикажете.

   Амин выпрямился и с тоской посмотрел на мешки. Рынок вокруг шумел, возвращаясь к торговле.

   Маленький толстенький, но очень голосистый сайед Ясар подкатился к прилавку, подтолкнул Амина к закутанному в хаик, точно почтенная дама – в паранджу, кочевнику.

   - Заберёшь у него три мешка персиков. И чтобы ни один фрукт не помялся!





   Кочевник невозмутимо двинулся к сверкающему солнцем выходу из павильона. Амин, вздыхая, поплёлся следом. Ему иногда казалось, что сайед Ясар путает его с ослом. И не только, когда ругается.

   Солнце поднялось уже высоко, когда Амин дотащил последний мешок, выслушал от сайеда Ясара весьма нелестное мнение о себе в общем и всей нынешней молодёжи в частности, взял пустое блюдо и отправился в дальнюю часть павильона – разделённый на клетки-лавочки склад за пахлавой.

   Здесь гул рынка стал тише, зато одуряюще, невыносимо пахло пряностями. Прикрыв нос рукавом, Амин привычно стёр пот со лба, огляделся... и чуть не выронил блюдо.

   Попав в круг света сквозь забранное решёткой окошко у потолка, у открытого мешка со сливами, которые Амин только что так аккуратно переносил со двора («За каждую раздавленную ягоду сам платить будешь!»), сидел мальчишка-побережец лет десяти на вид и с явным удовольствием набивал рот сливами, персиками, лежащей рядом пахлавой, – всем, до чего смог дотянуться. Ещё и причмокивал от удовольствия.

   - Ты.., - выпалил Амин, таращась на воришку. Голос от изумления не слушался. – Ты что…

   Мальчишка повернулся, заинтересованно глянул на юношу и нагло запихнул в рот ещё пахлавы.

   - Ты... ты что тут делаешь? - наконец смог связно спросить Амин.

   - Фем, - пробубнил мальчишка. И, сделав титанический глоток, вытер губы рукавом, оставив на когда-то белой ткани жирное пятно. - Ем, - и добавил, указывая на заранее приготовленный Амином лукум. - О, подай-ка мне ещё вон той белой мягкой штуковины. Пожалуйста.

   Амин дар речи потерял от такой наглости, молча глядя, как мальчик щурится в полумраке склада, шарит рукой, находит сливу и запихивает её в рот.

   - Фуфу хофу! - требовательно заявил воришка с полным ртом, тыкая в лукум. - Хофу! Фай!

   - Ты с ума сошёл, - тихо произнёс Амин. И, подскочив к ребёнку, схватил за шиворот. - А ну проваливай отсюда!

   Мальчишка вырвался, отскочил подальше, вытер рот рукавом и обиженно протянул:

   - Ну тебе что, жалко, что ли?

   - Я сказал: пошёл вон. Быстро! - громким шёпотом прошипел Амин, надвигаясь на ребёнка. - Ты знаешь, что с тобой сделают, если поймают?

   Мальчик отступал – не забывая набирать полные пригоршни слив и пахлавы, – пока не упёрся спиной в стену. Остановился и, глядя на Амина наивными чистыми глазами ребёнка, выдохнул:

   - Нет. А что?

   Амин выругался про себя, снова схватил маленького негодника за шкирку, но больше ничего сделать не успел.

   - Сколько ты собираешься здесь торчать? - пропыхтел от входа Ясар.

   Амин замер. Мальчишка, воспользовавшись паузой, засунул в рот пахлаву и счастливо улыбнулся.

   - Я же сказал: одна нога здесь, другая – там. Ах, ты, ленивый шай.., - сайед-хозяин запнулся, и Амин, стоя спиной к входу, очень отчётливо вообразил Ясара лицо: брови насуплены, маленькие глазки прищурены, двойной подбородок удивлённо подёргивается. - Что здесь происходит?!

   Мальчик невозмутимо сунул в рот сливу. И тут же ею подавился, когда толстая мягкая, как поднявшееся тесто, рука схватила его за шею, отпихнув Амина.

   - Вор, - неверяще пропыхтел торговец, оглядывая мальчика с ног до головы.

   Тот в ответ посмотрел на Ясара и метко плюнул косточкой. Сайед вздрогнул и схватился за подбитый глаз.

   - А-а-а! Во-о-ор!

   Амин очень чётко представил, что сейчас произойдёт. Если раньше за воровство в Бахре отрубали руку, то с тех пор как сиятельному султану привиделась Манат, потрясающая шнурком-завязкой от кошеля, закон ожесточили – теперь преступника, невзирая на возраст, лишали головы.

   Шаги стражи уже звучали в переходе между складами, когда Амин, заслонив невозмутимого мальчишку, упал перед Ясаром на колени.

   - Сайед, вы неправильно поняли! Прошу вас, не надо. Это... это я его сюда привёл!

   Торговец брезгливо покосился под ноги.