Страница 47 из 73
— В моих путешествиях я большую часть пути проделываю пешком; для этого надо быть крепким. Чтобы быть в состоянии ехать со мной, тебе придётся не только прочесть в учебнике географии обо всём, что имеет отношение к Средиземному морю и Италии, но по утрам обтираться до пояса холодной водой, а затем делать сто приседаний, чтобы согреться. Ты готов к этому?
— Да, папа, — с горящими глазами ответил Александр.
— Мы уедем через две недели. С завтрашнего дня трудись вовсю. Ты будешь моим помощником, секретарём и попутчиком.
Со следующего дня Александр принялся выполнять программу, начертанную отцом. Он вставал раньше товарищей и, выйдя на холодный рассветный воздух, приседал сто раз, но это едва позволяло ему согреться.
Его мучители, узнавшие о предстоящем путешествии, сразу перестали терзать Александра, ибо трудно издеваться над тем, кому завидуешь.
В воскресенье с утра моросил дождь. Александр был так уверен, что отец за ним заедет, что побежал предупредить мать, поджидавшую его на углу.
— В такую погоду можешь на него не рассчитывать, — сказала Катрин. — Лучше загляни в эту корзинку; я принесла завтрак; я думала пойти с тобой в Сен-Клу. Но в этакий ливень придётся нам обедать у меня.
— Но я же сказал тебе, что папа...
— А я говорю, что он не придёт. Он уехал четыре дня назад. Ладно, пошли.
Александр, сотрясаемый рыданиями, не мог двинуться с места.
Когда он успокоился, мать сказала:
— Хочешь, пойдём на квартиру твоего отца и убедимся?
Он кивнул головой в знак согласия. Но квартиру Дюма уже занимал другой жилец, а консьержу не была оставлена даже записка.
Дюма попросту укатил путешествовать вместе с художником Жаденом и его собакой, начисто забыв о данном сыну обещании.
В понедельник утром у Александра заболело горло и голова кружилась так сильно, что он упал на пол, когда пытался встать с постели. Его поместили в клинику коллежа, и он был очень рад болезни, ибо ему не было необходимости объяснять, почему отец уехал без него. Александр проболел несколько месяцев; за это время он начал лучше понимать перешёптывания учеников, которые умолкали при его появлении, но возобновлялись у него за спиной, словно тюремной стеной отгораживая Александра от других мальчиков.
Иногда он получал от отца короткое письмо: «Следишь ли ты за моими статьями в «Пресс»?..» Однажды пришло пространное письмо о книгах, которые Александру следовало прочитать: «Необходимо, чтобы Шекспира и Гёте ты читал в оригинале. Гомера и Таунта тоже. Даже Библия переведена не лучшим образом. Истинный дух языка непередаваем. Разве мы сможем постигнуть Конфуция и Лао Цзы[103], если не изучим китайский? Я в этом сомневаюсь».
В воскресенье мать, бедно, как горничная, одетая, принесла Александру горшочек с супом, который был ещё тёплый: ведь всю дорогу до коллежа Катрин укрывала его шалью. Все в коллеже принимали её за служанку. Сначала она покормила сына, потом села у его изголовья и принялась за вязание. При посторонних она никогда не смела поцеловать сына или просто к нему прикоснуться.
Поправившись, Александр снова окунулся в ту же смущающую атмосферу таинственных намёков, что окружала его и до болезни. Александр уже знал, что он внебрачный сын. Если на уроке истории Франции упоминалась, к примеру, фамилия Дюнуа[104], Орлеанского Бастарда, то все взгляды устремлялись в его сторону и Александр всей душой хотел бы провалиться сквозь землю.
Он уже знал, что его отец не женился на матери; но Александру даже в голову не приходило спросить себя почему.
Однажды он услышал, как Андре хвастался:
— Пятьдесят сантимов — вся цена этому удовольствию. Я никогда больше не плачу.
Потом повернулся к Александру:
— Ну-ка, скажи, где живёт твоя мать?
Александр, охваченный неистовой яростью, кинулся на Андре, царапал и бил его ногами; остыл Александр лишь тогда, когда Андре избил его почти до потери сознания.
Но величайшей мукой, терзавшей Александра, была мысль, которая постепенно закрадывалась ему в душу и которую он никак не мог отогнать от себя: что, если его мать действительно была продажной женщиной и... по-прежнему такой остаётся? Эта мысль доводила его почти до безумия. Он больше не осмеливался говорить с матерью из-за боязни проговориться о тех жутких кошмарах, что неотступно его преследовали. Мальчишки вложили в какой-то его учебник непристойный рисунок с изображением совокупляющейся пары; мучители узнали фамилию матери Александра и поставили её под рисунком. Этот омерзительный, но возбуждающий рисунок огненными чертами запечатлелся у него в уме, и Александр со стыдом убедился, что ему хочется посмотреть и другие подобные картинки.
В воскресенье, чтобы избегнуть встречи с матерью, он ранним утром покинул коллеж и весь день бродил по городу. Вечером, на тёмной улочке, к нему подошла женщина.
— Пойдёмте ко мне, — предложила она. — За десять су я сделаю вас счастливым.
— Я опаздываю, — испуганно ответил он. — Мне надо возвращаться в коллеж.
— Это просто отговорка! — вскричала она и обняла Александра. Он стал отбиваться, вырвался и убежал…
После этого Александра терзала мысль, что сам он — плод подобной встречи: мать нашла его отца на тёмной улочке и сказала: «Я сделаю вас счастливым за десять су». Вместе с тем — именно это смущало Александра — он сожалел, что не принял предложения женщины. Мучаясь желанием, он решил в следующее воскресенье в тот же час вернуться на ту улочку и уже не трусить, как в прошлый раз.
— Вот мы и опять встретились!
— Да, мадам, — ответил Александр; колени у него дрожали так сильно, что он боялся упасть.
— У вас есть десять су?
— Да.
— Покажите. Вы, озорники, так и норовите обмануть.
Он достал из кармана монету.
— Прекрасно! Пошли, — сказала женщина, взяв деньги и обхватив его за талию.
Но тут мужество покинуло Александра. Тело его обмякло; он чувствовал, что если не убежит, то упадёт без сознания.
Александр спасся бегством; за спиной он услышал издевательский смех, но о своих десяти су вспомнил слишком поздно.
Глава XXIV
МОДНЫЙ БРАК
Шли месяцы. Муки, что претерпевал несчастный Александр, не ослабевали. В одно из воскресений, после мессы, он задержался в часовне и разговорился с молодым священником коллежа. Во время этой беседы Александр разрыдался.
Священник увидел в мальчике душу, взыскующую благодати, может быть, будущего служителя Божьего, и начал внушать ему мысль искать утешения в вере.
Они часто встречались и вместе читали то какой-либо отрывок из Библии, то псалмы, то притчи Иисусовы, то Нагорную проповедь. Священник также пересказывал Александру жития святых, особо подчёркивая их борения с духом зла и ту силу, которую тем самым они обретали, дабы принять мученичество и достигнуть святости.
Александру было тяжело не отвечать ударом на удар, и ему никак не удавалось подставлять левую щёку, если его били по правой. Но по ночам, вместо того чтобы мечтать о мести, Александр молил Бога простить своих мучителей. Утро каждого воскресенья он до изнеможения молился, стоя на коленях на каменном полу часовни, потом шёл на свидание с матерью.
Он худел с каждым днём, грудь у него совсем впала. Александр нашёл способ уединяться в муравейнике коллежа и, раздобыв узловатую верёвку, предавался самобичеванию.
Иногда он насыпал в кровать горсть гвоздей, чтобы заставлять себя бодрствовать всю ночь. Бывали мгновения, когда он воображал себя новым Христом. Уверенный в близкой смерти, Александр представлял себе те чудеса, что будут свершаться на его могиле. Он станет святым Александром; злые мальчишки из коллежа будут совершать паломничество в храм, который воздвигнут в Его память, и будут молить Его ходатайствовать перед Господом об их прощении.
103
Конфуций (Кун Цзы) (ок. 551—479 до н. э.) — древнекитайский мыслитель, основатель учения конфуцианства.
Лао Цзы — автор древнекитайского трактата «Лао Цзы» (древнее название «Дао дэ цзин») (4—3 вв. до н. э.), канонического сочинения даосизма.
104
Дюнуа Жан, прозвище — Бастард Орлеанский (1403—1468), внебрачный сын Людовика Орлеанского, брата короля Франции Карла VI (1366—1422).