Страница 31 из 73
«Мональдески: см. Кристина, королева Швеции[84]», — прочёл он.
Дюма пришлось проделать тот же манёвр с томом на букву К... Кристина, Кристина... Ага, вот! Статья была большая. Даже беглый просмотр убедил Дюма, какие драматические богатства можно извлечь из характера этой королевы, развратной, властолюбивой, образованной, грубой; она принимала любовников, лёжа голой на простыне из чёрного бархата, чтобы подчеркнуть белизну своей кожи. Отрёкшись от трона, Кристина путешествовала по разным странам со своим любовником Мональдески; в конце концов она приговорила его к смерти, узурпировав право суда, что вызвало возмущение всей Европы.
— Что вы, чёрт возьми, ищете? — спросил Сулье.
— Ничего! Просто смотрю словарь.
— Держу пари, я знаю, что вы ищете, — сказал Сулье.
— Что вы хотите сказать? — спросил Дюма, обливаясь потом.
— Сперва вы взяли том на М, чтобы прочесть о Мональдески. Потом том на К, чтобы узнать о Кристине. Так ведь?
— Как вы угадали?
— Это легко. Все посещали салон, и любой начинающий драматург обращал внимание на барельеф де Фаво. Вот увидите, через полгода появится уйма драм о Кристине.
— И ваша тоже? — осведомился Дюма.
— Почему бы нет?
— Вы тоже хотите иметь готовую драму для «Французского театра»[85], когда туда прорвётся Виктор Гюго?
— Кто говорит, что первым туда прорвётся Гюго? Может быть, это сделаю я!
— Или я! — вскричал Дюма.
— Конечно. Это же гонка, — согласился Сулье.
Дюма встал, собираясь уходить.
— Останьтесь, — попросил Сулье. — Пообедаем вместе.
— Благодарю! Вы сами сказали, что это гонка, и я выбегаю первым.
Сулье улыбнулся, но тщетно пытался удержать Дюма. Услышав предсказание Сулье о том, что через полгода появится множество пьес, посвящённых Кристине, Дюма сначала решил отказаться от этого сюжета; но теперь он понимал, что эти полгода как раз дают ему преимущество: ведь он напишет свою драму за полтора месяца.
Каждую ночь Дюма впрягался в работу над пьесой, не давая себе отдыха и по воскресеньям. Через пять недель пьеса была закончена и переписана его красивым почерком. И всё-таки в этой романтической драме содержалось две уступки «Французскому театру»: она была написана стихами, а её герои были аристократами. Но по силе интриги и частой смене декораций, в изображении того, как стареют персонажи, «Кристина» была романтической драмой.
Дюма долго не мог придумать, как бы ему исхитриться передать пьесу на рассмотрение «Французского театра». В этом театре он знал лишь старого суфлёра, который иногда снабжал его билетами по сниженной цене. Дюма пришёл к нему и спросил:
— Я написал пьесу. Как добиться, чтобы её прочли?
— Просто, ведь есть художественный совет. Передайте ему вашу пьесу.
— Сколько времени потребуется этому совету, чтобы принять решение?
— О, по-всякому бывает. Я не думаю, чтобы сейчас они слишком задерживались... Значит, вас прочтут через год или два.
— Через год или два?! — взревел Дюма.
— Неужто вы полагаете, что неизвестного автора пропустят раньше тех, кто уже составил себе имя? Конечно, будь вы другом барона Тэйлора, всё пошло бы иначе.
— Почему?
— Он директор театра; будь вы его другом, вы смогли бы передать вашу пьесу прямо в его руки.
— Я стану его другом! — заявил Дюма.
Неожиданно он вспомнил, что видел фамилию барона Тэйлора вместе с фамилией Шарля Нодье: они написали серию книг «Живописные поездки по Франции»; к тому же Нодье был тот человек, с кем Дюма познакомился в свой первый вечер в Париже, тот человек, кто освистывал собственную пьесу.
Он прибежал в библиотеку Арсенала, директором которой состоял Нодье. Дочь Нодье, Мария, от имени отца передала Дюма, что тот не сможет принять его в этом месяце.
Дюма ушёл, но не стал ждать не только месяца, но и дня. В тот же день он заходил ещё три раза, и Нодье наконец принял его.
— Я хотел бы получить от вас записку к барону Тэйлору с просьбой прочесть мою пьесу, — сказал Дюма.
— Я не могу вмешиваться в дела барона Тэйлора, — ответил Нодье.
— Вы помните о списке книг, которые посоветовали мне прочесть? — спросил Дюма. — Я прочёл их. Вы помните, как сказали мне: наполняйте кружку, и, когда она будет полна, вода перельётся через край? Теперь я хлещу через край, низвергаюсь потоком. Вы не можете меня сдержать. Никто не сможет.
Дюма получил рекомендательное письмо к барону Тэйлору, и на следующий день ему была назначена встреча на семь часов утра в доме № 42 по улице Бонди, в квартире на пятом этаже.
Всю ночь Дюма шлифовал свою пьесу, но в семь утра он вошёл в прихожую, заставленную бюстами и полками с книгами; потом прошёл в столовую, где тоже были книги и висели картины; затем проследовал в гостиную, заполненную старинным оружием и книгами; наконец, миновав спальню, забитую книгами и рукописями, Дюма вошёл в ванную комнату, где барон Тэйлор, лёжа в ванне, слушал какого-то господина, читающего ему свою пьесу.
Пьеса была скучная, рыхлая, бесконечно затянутая, но, разумеется, строго классическая, написанная по всем правилам. Когда чтение закончилось, вода в ванне остыла, и барон Тэйлор, дрожа от холода, вылез из неё и голый добежал до постели, куда и улёгся, лязгая зубами.
— Видите, — сказал он с выражением мученика на лице, — вот за это мне и платят! Поэтому я вынужден прослушать ещё одну пьесу.
Дрожа от страха, Дюма достал свою рукопись. Её размер исторг у Тэйлора стон.
— Прошу вас, сударь, позвольте мне прочесть вам только один акт, — сказал Дюма. — Если вам станет скучно, я не буду читать дальше.
— Молодой человек, — ответил Тэйлор, — вы — первый автор, который когда-либо относился ко мне милосердно.
Дюма читал с трудом, так сильно он волновался. Но, дочитывая акт, он спросил:
— Мне продолжать?
— Конечно, — ответил барон Тэйлор, — наконец-то я слышу увлекательную и содержательную пьесу.
Когда Дюма закончил чтение, Тэйлор соскочил с постели и крикнул слуге:
— Пьер! Одеваться!
Обращаясь к Дюма, барон сказал:
— Молодой человек, будьте готовы прочесть вашу пьесу на художественном совете; я специально назначу его на четверг. Пришло время, чтобы мы ставили пьесы, а не какую-то ерунду!
Тот четверг положил начало карьере Дюма-драматурга. Впервые он встретил всех знаменитостей своего времени: самых прославленных актрис в украшенных цветами шляпах, актёров и сановников, облачённых в узкие брюки и в сюртуки, которые ниже пояса расширялись, словно маленькие юбочки.
Чтение нередко прерывалось аплодисментами; Дюма просили снова перечитать отдельные сцены, и он чувствовал, что сердце готово вырваться у него из груди. Пьесу его приняли, и Дюма вернулся домой в совершенном упоении от своего успеха.
На следующее утро, придя в секретариат, Дюма совсем заважничал, полагая, будто теперь ему недолго придётся занимать место переписчика.
Едва он появился на службе, Дюма передали, что его немедленно желает видеть господин де Броваль.
— Молодой человек, — испепеляя Дюма взглядом, обратился к нему начальник секретариата, — кто дал вам разрешение воспользоваться именем герцога Орлеанского для того, чтобы заставить принять вашу пьесу во «Французский театр»?
— У меня и в мыслях не было предпринимать что-либо подобное, — ответил Дюма.
Господин де Броваль показал Дюма утренние газеты, где можно было прочесть: «Совет «Французского театра» сообщает, что принял к постановке пьесу, написанную служащим герцога Орлеанского».
— Речь, конечно, обо мне, — сказал Дюма, — но уверяю вас, что я даже не произносил имени герцога Орлеанского.
— И вопреки этому вашу пьесу приняли?
— Да, единогласно.
— Неужели вы хотите заставить меня поверить в то, что совет принял вашу пьесу, хотя недавно он отверг драмы, написанные столь известными драматургами, как Вьеннэ, Лёмерсье и Лёбрен? Отрицайте, если посмеете сделать это, будто вы не хвастались, что вас поддерживает герцог Орлеанский. Отрицайте!
84
Кристина (1626—1689) — королева Швеции в 1632—1654 гг.
85
«Французский театр» (другое название «Комеди Франсез») — старейший театр Франции, основан в 1680 г.