Страница 35 из 207
— Ты, Нюра, даже не волнуешься, — удивилась Вера.
— А зачем в серьезном деле волноваться? Не волноваться надо, а действовать!.. Поднимай сейчас же девушек и бегом проверять кусты, — ответила Нюра.
В темноте послышался топот ног. Часовой крикнул: «Стой!»
— Свой! Комиссар! — отозвался Рыжов. — Остапенко, оставайтесь здесь. Вы, Железнова, с двумя бойцами пройдите кустами в сторону деревни, а я с остальными пойду рощей. Кто бы вам ни попался: женщины, старухи, дети — забирайте всех и ведите сюда.
Держа наган наготове, Вера с бойцами пробиралась сквозь кусты. В тот момент, когда они вышли на проселок, слева, со стороны деревни, послышался выстрел, и ракета вновь осветила аэродром. Вера вздрогнула, по телу неприятно пробежала дрожь. «Ну что я за трусиха!» — рассердилась она на себя и, окликнув бойцов, побежала по заросшей дороге. Мокрые от росы ветки кустов хлестали лицо и руки.
И вот снова выстрелили, и светлый клубок ракеты взлетел в темное звездное небо, где слышалось ненавистное гудение фашистских самолетов.
Вера бросилась в сторону выстрела и замерла: на дороге стоял мальчишка, в его руке что-то щелкало.
— Ты что здесь делаешь? — хрипло спросила Вера и схватила мальчугана за руку.
Что-то выпало из его руки на землю.
— Пуляю, — ответил дрожащий детский голос.
— Зачем пуляешь, паршивец?! — Подбежавший солдат схватил его за плечо так сильно, что мальчишка не устоял и шлепнулся на дорогу.
Вера подняла с земли горячую еще ракетницу.
— Дык я... дык я... — испуганно бормотал мальчуган, — самолеты фрицевские пужаю...
— «Пужаю»! — заревел солдат. — Вот дам тебе прикладом по твоей дурацкой башке — и амба! — Он взмахнул винтовкой, а потом зажег спичку и осветил глупое, с вытаращенными глазами, курносое лицо мальчишки лет десяти. — Продажная шкура! Диверсант проклятый! Шпион!.. — на чем свет стоит ругался солдат. Если бы не Вера, он, наверное, побил бы этого «шпиона».
— Обыскать! — приказала Вера.
Солдат засунул руку мальчику за пазуху и вытащил оттуда несколько ракет, а из единственного уцелевшего кармана рваной кацавейки — конфеты и завернутые в бумажку десять рублей. Солдат дернул мальчика за руку и толкнул его в сторону аэродрома.
Насмерть перепуганный «арестант» побежал впереди бойцов, то хныча, то принимаясь истошно голосить:
— Дядень-ки-и, не фриц я, не фриц... Я фрицев пужаю... Отпустите домой, дядень-ки-и!
Рыжов встретил их у первых палаток штаба и, взяв мальчонку за руку, повел к себе.
— Товарищ Железнова, заберите все, что найдено у этого прохвоста, — приказал комиссар, — красноармейцев отпустите, а сами приходите ко мне.
Когда Вера вошла в палатку Рыжова, мальчишка все еще хныкал и неразборчиво бубнил:
— Дяденька военный велел, чтобы я пужал фрицев вот этой ракеткой... а то, он сказал, фрицы разбомбят ваши самолеты. Дяденька этот сказал, — мальчик потянул носом, — что он командир здешний. Дал жменю конфет и червонец. И еще сказал, что коли хорошо буду пужать, то он и мядалью наградит...
— Ты что это сказки рассказываешь? — цыкнул на мальчугана вошедший в это время Кулешов. — Не с самолета ли тебя сбросили?
— Не-е! Что ты, дяденька! Я вот с этой деревни, что за речкой, за мостком. Егора Кулькова сын... Прошка я... Дом наш второй с краю...
— Отец есть? — перебил его комиссар.
— Тятька?.. Тятька на фронте... Мамка да Машка, так те дома. — И Прошка снова загнусавил: — Дяденька, отпустите домой, вот, ей-богу, больше не буду...
— Не буду, — передразнил комиссар. — А ты понимаешь, дурья твоя голова, что это был никакой не командир, а немецкий шпион?
— Шпи-он? — переспросил Прошка и захныкал громче, размазывая по лицу грязь вместе со слезами.
— А ты, осел лопоухий, за конфеты продался! И кому?.. Фрицам продался!.. Пойми, дурачина, когда ты ракету пускал, то не фрицев пугал, а, наоборот, их летчику наше расположение показывал. А ему только того и нужно. Он по этому месту бомбами... Ну что, понял теперь?
Прошка кивнул головой и залился слезами еще пуще.
— Вот что, товарищ Рыжов, — обратился к комиссару Кулешов, — прошу тебя проехать с этим мальцом в его деревню и проверить, правду ли сказал мальчишка. А вы, Железнова, — он подошел к Вере, — усильте патрулирование. Видите, на какие хитрости пускается враг!..
Вера козырнула, повторила приказание и вышла из палатки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
2 октября 1941 года немецко-фашистское командование начало свое второе стратегическое наступление на Москву.
«Сегодня начинается последнее крупное сражение этого года», — писал в своем приказе о наступлении Гитлер.
Зная, что советское командование сосредоточивает резервы, которые в конце октября или в начале ноября могут вступить в бой, ставка Гитлера лихорадочно, днем и ночью, в течение двух месяцев готовила это второе наступление. Фашисты ставили своей целью захватить Москву раньше, чем резервные советские армии смогут подойти к фронту. «План разгрома и удушения России», предназначенный заменить провалившийся «план Барбаросса», также был составлен с расчетом на внезапность.
На карте гитлеровской ставки был нанесен план наступления. Стремительные стрелы ударов зажимали Ленинград, пронзали Ростов-на-Дону, словно гигантские клещи, сдавливали Москву. И в завершение давила вдоль Московского шоссе, в центр столицы, более ярко окрашенная стрела.
На Москву, с падением которой, как казалось немецко-фашистскому командованию, решалась судьба войны, были нацелены самые лучшие войска, во главе которых стояли испытанные в боях генералы. В направлении Клина и Солнечногорска наступали две мощные танковые группы генералов Гота и Хепнера в составе пятнадцати дивизий; на Тулу — знаменитая 2-я танковая армия генерал-полковника Гудериана, состоящая из одиннадцати дивизий. Между ними, в центре, прямо на Москву шла 4-я армия генерал-фельдмаршала Клюге в составе пятнадцати дивизий. На флангах же этой мощной «московской» группировки наступали: слева на Калинин — 9-я армия и справа на Елец — 2-я армия.
На зеленом поле карты между Ногинском и Раменским, где сходились стрелы окружения Москвы, были отмечены пункты, куда предполагалось высадить сильные воздушные десанты. Срок для этого был назначен на десятое — двенадцатое октября, когда генералы Гудериан и Гот на том же меридиане повернут свои войска друг другу навстречу. Четырнадцатого-пятнадцатого ожидалась их встреча в районе высадки воздушных десантов, а шестнадцатого октября войска Клюге согласно плану ставки должны были свободно вступить в Москву.
Итак, осуществляя «план разгрома и удушения России», на Москву двинулась лавина фашистских войск. Четырнадцатого октября гитлеровские армии подошли к укрепленным районам Тулы, Калуги, Малоярославца, Можайска, Волоколамска, прорвались в стыке между Калининским и Западным фронтами и захватили город Калинин. Войска советских резервных армий еще не подошли. Обстановка на Западном фронте сложилась крайне тяжелая: против полнокровных дивизий врага сражались малочисленные, обессиленные в тяжелых арьергардных боях советские дивизии.
Две недели подряд Вера работала почти круглые сутки. Ей зачастую приходилось спать под своим самолетом. Отходя к Москве, полк сменил четыре аэродрома. А сегодня на рассвете внезапно поднялся по тревоге и перелетел на пятый, южнее Можайска. Едва Вера успела приземлиться, как к ней на бензозаправщике подъехал оперативный дежурный и приказал срочно заправить самолет. Потом отвел Веру в сторону, нанес на ее карту новый маршрут, проинструктировал, дал срочный пакет и отправил в полет.
Самолет покачивало. По борту дул южный ветерок. Вера напряженно смотрела вперед, ища ориентиры. Внизу маячили журавли колодцев, из пожелтевших садов угрюмо глядели серые избы. По времени должен бы уже показаться штаб армии. Вера взглянула на планшетку, потом снова вниз. Да, это та самая деревня! А вот лес, болото, речка. Вот и роща. Она сделала правый разворот и пошла по кругу, высматривая место для посадки. Недалеко от опушки, у перекрестка лесных дорог, среди золотых берез заметила машины и людей.