Страница 37 из 142
— Все дети как дети! Приключения читают! Один ты, ненормальный!
Мальчик вежливо поблагодарил и поспешил в свою каморку, уже предвкушая радость открытий, ведь эта книга рассказывала о новых землях, далёких островах, их растениях и обитателях. И он, за свою коротенькую жизнь ещё невидевший ничего, кроме лондонского дна и этого поместья, куда его, умирающим от голода и холода, привезли несколько лет назад, уносился в далёкие странствия.
Увлечённый, он даже не услышал, как они подошли. Приёмный отец говорил, что теперь эти дети — его кузены и кузины, но называть их так мальчику строго запрещалось. А разговаривая с ними, он должен был обязательно добавлять «милорд» и «миледи». Своих титулов у этого семейства не было, они, как говорили, приобретали их по случаю: то через выгодный брак, а то и вовсе через какого-нибудь продажного вельможу. Но приобретя, несказанно ими гордились и не упускали случая похвастаться.
— Интересно, а кто были эти Торндайки, что выбросили его на улицу, как собачонку? — начинал, обычно, дядюшка Хендрик.
— Наверняка, мать его была шлюхой, отдавшейся какому-нибудь богатенькому джентльмену. А потом решила поживиться за счёт своего приплода, а ей дали отворот-поворот. Вот она его и вышвырнула — для женщин её образа жизни ребёнок — только помеха! — авторитетно заявляла тётушка Брандуэн.
Мать свою он помнил плохо, ему было всего три, когда она умерла. Но он точно знал, что она не была шлюхой. Они жили в какой-то крохотной комнатке под крышей, там едва помещалась кровать да пара стульев. Пока могла — мама шила. Но нищета и голод доконали её. Умирая, она прижала его к себе и прошептала, закашливаясь кровью: «Ты будешь очень-очень счастлив, потому что ты — такой славный!» Над её телом он плакал до тех пор, пока не охрип, а наутро хозяин комнат вышвырнул его на улицу, сказав, что чужой рот ему не нужен…
Он сразу же, как очнулся в этом доме, рассказал им всё. Но они-то знали лучше! А все уличные попрошайки всегда сочиняют себе истории про матерей, похожих на ангелов! Поэтому — не спорь! И он перестал спорить.
И вот сейчас дети этих людей, на всё имевших компетентное мнение, подошли к нему.
— Эй, ты! — то была Долли. — Очкарик! Смотри, что мы тебе принесли!
Рядом стояла её сестрёнка Молли, державшая в руках поднос с печеньями, обильно обсыпанными сахарной пудрой. Она сильно походила на Долли, разве что нос у неё был более длинный, и она предпочитала голубые банты розовым.
За спинами девочек маячили кузены — Роджер и Саймон. Роджеру было уже двенадцать, но он всё ещё сидел дома, так как ни в одну гимназию его не брали по причине крайней непробиваемой тупости. Для своих лет он был довольно рослый и весьма упитанный. Саймон был ровесником мальчика, единственным обожаемым сыном тётушки Брандуэн, и поскольку он косвенно поспособствовал тому, что тётушка теперь могла гордо именоваться графиней, ему позволялось всё-всё-всё.
История обретения тетушкой графского титула была весьма занятной. Её любили шёпотом пересказывать слуги. Тётушка сама соблазнила молодого графа Брандуэн — человека крайне порядочного. Она заманила его на обед сюда, в «Маковый плёс», опоила чем-то и — страшно сказать! — переспала с ним. Хватило и одного раза, чтобы она забеременела от него. И тогда уже ей не составило труда вынудить графа жениться, пригрозив, что в противном случае она избавится от ребёнка. Граф оказался человеком очень набожным, он днями замаливал свой грех в церкви, а когда узнал, что может стать ещё и причиной детоубийства, и вовсе испугался, немедленно женившись на соблазнённой им, как он считал, девушке. Однако, вскоре после свадьбы молодой скончался при весьма странных обстоятельствах — он всего лишь ел суп! — оставив своей безутешной вдове особняк в одном из престижнейших районов Лондона, громкий титул и солидную сумму в банке.
И вот теперь Саймон звался «бедным сироткой», поэтому тётушка всячески баловала его, чтобы малыш не страдал.
— Ты ведь сегодня без сладкого, — противно протянул Саймон. Сам-то он не представлял, как можно без сладкого.
— Так мы решили тебе подсладить, гы, — похрустев шеей, промямлил Роджер и, наклонившись, пустил слюни прямо в тарелку с печеньями.
— Ну же, давай, ешь! — и Молли с Долли протянули ему тарелку.
Мальчик, закрыв и аккуратно сложив книгу, чтобы ненароком не навредить ей, поправил очки (приёмный отец специально купил ему на несколько размеров больше, чем нужно, обосновав это тем, что он будет расти, а тратить потом деньги на новые он, мистер Эрмидж, не намерен) и вежливо, почти не заикаясь, произнёс:
— Спасибо, леди Молли и леди Долли. Я польщён вашим вниманием, но я не голоден.
— Гадкий! Гадкий! — тут же завопила Долли.