Цветы всегда молчат

И она ушла, рассержено фыркнув напоследок.

***

Особняк графини Брандуэн находился в получасе езды от особняка Торндайков в Хэмпстеде.

Платье для дневного визита, что которое выбрала Джози Клодин, было из жемчужно-серебристой альпаги и выгодно подчеркивало её темные волосы и фарфоровую белизну кожи.

В экипаже они с Ричардом сидели по разные стороны и молчали. Он не обнимал её, не осыпал поцелуями, как делал это обычно, когда они оказывались вдвоем в тесном пространстве кареты. Да что там, он даже не смотрел на неё, уставившись в окно и подперев лицо ладонью. Джози страшно, невероятно злилась!

Лишь возле особняка графини, выйдя первым, Ричард подхватил её за талию и опустил на землю. Побежал по её лицу каким-то странным, словно испуганном взглядом, взял за руку — похоже, ей никогда не отучить его от этой дурной привычки! — и всё также молча повёл в дом.

Встретил их барон Шефордт, кузен графини.

— Ах, Джозефин! — возопил он, расцеловывая её в щёчки, из-за чего стоявший рядом Ричард напрягся и сжал кулаки. — Вы всё хорошеете и хорошеете, хотя, казалось бы, куда ещё!

— Нет предела совершенству, дядюшка Хендрик, — холодно проронил Ричард, притягивая Джози к себе.

— Ох, Ричард, мальчик мой, что ты! Разве можно быть совершеннее совершенного! — сказал Шефордт и тут же вновь переключился на Джози: — Вашего мужа, дитя моё, надо казнить за то, что он прячет от людских глаз такую красоту!

Будь это кто-то другой, Джози не преминула бы поддакнуть, чтобы подколоть Ричарда, но присутствие здесь Хендрика Шефордта, означало, что где поблизости находятся его обожаемые внучки — Молли и Долли, а Джози на дух не выносила этих клуш. Они напоминали ей восторженных болонок, которые только и могли, что умиляться по поводу своих отпрысков и обмениваться рецептами бисквитов. Разве могут быть люди столь безмозглыми, спрашивала себя Джози? И старалась всегда держаться от них подальше, дабы самой не подхватить этот вирус.

Но вообще они с Ричардом почти никуда не выезжали. Он с трудом переносил балы, банкеты, всю ту светскую шелуху, которая составляет предел мечтаний некоторых. К тому же, ложь и лицемерие, пышным цветом благоухавшие в престижных салонах, вызывали у него острую реакцию отторжения. А если приглашения всё-таки было не избежать, Ричард держался отстранённо и не отпускал Джози от себя. «Вы моя жена, и я не намерен делить вас ни с кем даже на время танца», — неоднократно заявлял он. И Джози, хотя и не без возмущений, подчинилась этой его прихоти. Такое властное и бескомпромиссное утверждение его прав будоражило её, ибо напоминало путы, которыми он связывал её в постели. Посещать же мероприятия подобного плана одной, будучи замужней женщиной, являлось верхом неприличия. Поэтому ей оставалось лишь навещать родителей, сестриц да нескольких замужних подруг. Но по большей части она предпочитала оставаться дома и развлекать Ричарда, разумеется, когда он тоже был дома, своей хандрой. Как правило, это приводилось к определенным весьма пикантным последствиям.

Появилась графиня Брандуэн. Она подошла и одной рукой сжала руку Ричарда, другой — ладошку Джози. Графиня была высокой, величественной, со следами ослепительной красоты, женщиной, предпочитавшей платья ранневикторианской эпохи.

— Дети мои! Как же хорошо, что вы заглянули! — восторженно проговорила она, увлекая обоих за стол.

Джози она посадила по правую руку от себя, откровенно хвастаясь ею.

— Моя милая, — громким шепотом проговорила графиня, — когда уже вы порадуете нас своим интересным положением?

Джози зарделась, сделавшись ещё прекраснее, и бросила испепеляющий взгляд на Ричарда: мол, вот с него и спрашивайте. Они сидели друг напротив друга: в доме тётушки гостей мужского и женского пола всегда сажали по разные стороны стола.

Но поскольку Джози не ответила на вопрос тетушки, то к разговору тут же подключились Молли и Долли, и наперебой стали нахваливать своих малышей. Джози вздохнула и призвала на помощь весь свой опыт светского общения.

Обед так и проходил за необязывающей беседой о милых семейных пустячках.

Подали сладкое. Возле Ричарда оказалась тарелка с печеньями, обильно осыпанными сахарной пудрой. При виде этого лакомства он чуть заметно вздрогнул. Джози всегда удивляло, что её муж настолько не любит сладкое, даже кофе и чай всегда пьёт такими, что, по её мнению, их и в рот-то взять нельзя.

И ещё одно, что она замечала всякий раз, когда они навещали кого-нибудь из его названных родственников. В большинстве своём то были милые и даже добрые люди. Правда, любили излишне поболтать и, порой, казались назойливыми. Но Ричард держался с роднёй не просто холодно-вежливо, он будто отгораживался от них незримой стеной. Старался занимать такое положение, чтобы ненароком не соприкоснуться ни с кем из них даже рукавами одежды, словно все они были поражены заразной болезнью. Замыкался в себе, и отвечал, если обращались к нему, просто и односложно. Ещё в самом начале их совместной жизни Джози, поражённая тем, что Ричард, дома не упускавший возможности коснуться её, в гостях у своих начинал шарахаться и старательно избегать хоть малейшего притрагивания, спросила его, в чем дело. Он ответил, что у него есть причины недолюбливать родню и на том закрыл тему навсегда. И Джози в этом вопросе проявила удивлявшее её саму понимание — больше не лезла и не докапывалась.