Страница 136 из 142
— Поздно! — пробулькал демон. — Он уже читает Скрижаль.
И Отправители Наказаний заволновались и загомонили, недовольные таким поворотом дела: Садовник умирал, а им так и не досталось пищи! А в том, что жить их жертве осталось недолго, сомнений не было: лицо совсем бледное, потрескавшиеся губы, тёмные тени вокруг глаз и тело больше похожее на клумбу. Но особо Отправителей Наказаний бесили слёзы, что текли из остекленевших глаз жертвы. Ведь это означало, что нечто смогло задеть самые сокровенные струны его души. Но что это — им никогда не узнать: внутренней мир Садовника закрыт для них. Оставалось только беспомощно злиться и голодно урчать.
***
У боли, как и у радости, немного оттенков. Самый нестерпимый — сияющий белый: он выжигает изнутри, лишая дара речи. Только слёзы — концентрированное страдание — могут течь из глаз. Сияющая Скрижаль, где было записано всё прошлое и настоящее каждого Садовника, от рождения до смерти, заставила его познать высшую боль…
Всё представлялось ему чётко и объёмно, так, что, казалась, можно коснуться всего, что видишь, столь живо и осязаемо оно было.
… Посреди серой лондонской улице стояла хрупкая молодая женщина. Её плечи содрогались от надсадного кашля, от которого на платке, что она отняла его от губ, оставались алые пятна… Но ребёнок, маленький мальчик, не замечал этого, он упрямо тянул мать туда, где заманчиво светились окна кондитерской.
— Мама, ну купи мне ватрушку! Ну купи! — не унимался малыш. Женщина улыбнулась ему, бросила грустный взгляд на дверь аптеки, куда, собственно, и направлялась, выйдя из свой каморки в этот дождливый вечер. Но ребёнок поменял её планы. Достав из кармана мелочь, она задумчиво пересчитала монеты, затем, вздохнув, кивнула малышу и, взяв его за руку, сказала почти весело:
— Конечно, мой славный мальчик, я куплю тебе самую большую и вкусную ватрушку!
Малыш просиял, и они вместе зашагали в сторону кондитерской…
Нет, мамочка, не надо! Лекарство тебе нужнее! Мамочка, милая, прости…
Острый мучительный стыд пронзил глубже и вернее, чем семена мангры. Хотелось не просто умереть, хотелось исчезнуть и никогда не быть… Права была тётушка: он гадкий!
— Вовсе нет, — произнёс нежный голос рядом: — ты — глупый! Ты такой невозможно глупый!
С него сняли очки да и сознание мутилось, поэтому он не сразу разобрал: перед ним живая женщина или видение из прошлого? Лишь когда прохладные пальцы коснулись его щеки, он будто пришёл в себя…
— Дж-ж-жо-з-зи-и! — с трудом выговаривая буквы и не веря тому, что произносит, прохрипел он.
— Тсс! — протянула она, прижав палец к его губам, и размазывая по своим щекам слёзы. — Они шипят и хотят меня сожрать…
— Вам нужно уйти… — задыхаясь и отплёвывая кровь, глухо сказал он.
— Не за что! Я убью их за то, что они сделали с вами!
— Как?
— Вы знаете, что нужно сделать! — почти грозно произнесла она. — И поторопитесь!
— Но ведь вы…
— Я всё равно не намерена жить без вас! — с этими слова она потянулась вперёд и запечатлела на его губах поцелуй. Этот — был солёным: от его крови и её слёз.
— Раз таково твоё желание, моя богиня, — уже уверено произнёс он, краем глаза замечая, что Отправители Наказаний сжимают круг, — то я вынужден подчиниться. — И, собрав все силы, он вложил оставшуюся магию в последнее и самое мощное из всех известных ему заклинаний: — Цвети, мой Алый Гибискус!
И сияние, нестерпимо-яркое, словно где-то взорвалась звезда, накрыло окрестности. И по мере того, как свет сходил на нет, становилось видно, что алыми всполохами по небесной сини разметался венчик прекрасного цветка…
***
Она медленно приходила в себя… Сначала вернулись звуки, по первоначалу — очень громкие. Потом — цвета, и последними — ощущения… Джози почувствовала, что ей холодно и только тогда осознала, что полностью обнажена. Лишь волосы, темным шёлком струившиеся по плечам, были ей естественным покрывалом. Поёжившись и охватив себя руками, она огляделась и тут … Вот теперь ей стало не просто зябко, она словно заиндевела от ужаса: он, её Ричард, бездыханным и в пятнах сажи лежал поодаль.
— Нет! — прошептала она, мотнув головой. — Нет!
Пройти через ад, чтобы потерять его? Нет!
Она встала, пошатываясь, как новорождённый котёнок, шагнула к нему и рухнула на колени.
— Нет! — закричала она, да так, чтобы её услышала вселенная. И склонившись к нему, откинув с его лба обожженные волосы, она проговорила, задыхаясь от горя: — Не смей умирать! Я ведь столького не сказала тебе! Что я прочла твою книгу и мне понравилось! Что я обожаю держать тебя за руку! Что ты — самый красивый мужчина на земле! Что я люблю тебя! Господи, как же сильно я люблю тебя!