Цветы всегда молчат

— Послушай, — Джози вдруг осенило, — но разве не каждая европейская женщина, попавшая на этот остров, считается богиней?

— Нет, лишь та, что чиста и невинна, как моя госпожа, — с лёгким поклоном сказала Нимвей.

Джози схватила её за руку и увлекла туда, где виднелось некое подобие ложа. У неё не было уверенности, что её новоиспечённые служанки не понимают по-английски, а ей не хотелось, чтобы этот разговор услышал кто-то ещё. Поэтому, уходя, она жестом приказала девушкам оставаться на месте, и те, склонив головы, подчинились. Усевшись и усадив рядом островитянку, Джози начала заговорщицким шёпотом:

— Но я не невинна, я же замужем. И … и мы с мужем … ну… то, что обычно бывает с мужем и женой… — в конце тирады она густо покраснела и закрыла пылающие щёки ладонями.

Нимвей помотала головой.

— Ведь у госпожи не было мужчин, кроме её мужа и до него не было никого? Так?

Джози кивнула.

— А у матери Нимвей было много разных мужчин. Когда отец похитил её с того корабля, она тоже была с мужчиной…

— Зачем же тогда ему надо было похищать её? — недоуменно пробормотала Джози.

— Она была очень красива, и когда отец увидел её там, с другим мужчиной, то захотел её… Он забрал её, привёл в Земли Пламени и совокупился с нею здесь, у Высокого дома. Так она стала его секрой…

— Секра — значит, рабыня?

— Нет, — горько проговорила девушка, — это хуже. В Землях Пламени нет женщин-рабынь. Секры же — не люди. У них нет имён. Ничего нет. У секр есть только цепь. Их хорошо кормят, одевают, но при этом постоянно совокупляются с ними. Секры не имеют права возражать. Как бы ни был жесток их повелитель, секра после совокупления должна поцеловать ему руку. Хорошо, если у секры, как у матери Нимвей, один мужчина. Бывают общие секры. Им тяжко.

От услышанного Джози замутило. Она впервые столкнулась с иным укладом жизни, и он возмутил её. В груди всё клокотало, хотелось немедленно устроить здесь революцию, испепелить этих мерзких туземцев, которые позволяют себе так обращаться с женщинами.

— Скажи, — Джози взглянула прямо в глаза своей новой знакомке, — а какая участь ждёт тебя? Ты тоже станешь секрой?

— Нет, боги любят Нимвей. Ведь её отец был могучим воином. Убийца тигра! Поэтому Нимвей и здесь, в Высоком доме. И сын самого вождя хочет взять её! — девушка говорила всё это с восторгом, который казался Джози странным и противоестественным.

— А ты хочешь, чтобы он взял тебя? — она сжала смуглую ладонь островитянки.

— Дочь Похищенной секры не может чего-то хотеть. Такова воля великого Тумагонрта, и Нимвей должна починиться ей.

— Не должна! — Джози вскочила и заходила туда-сюда по комнате, кусая губы. — Скажи, желание белой богини что-то значат, или я — просто украшение?

— Желание белой богини — закон в Землях Пламени! Даже вождь не посмеет ей возражать! — заверила Нимвей, и сделала попытку упасть на колени в подтверждение своих слов. Джози вскинула руку вверх и замотала головой:  

— Нет! Я назначаю тебя … верховной жрицей! Иди и собери всех возле Высокого дома! Сейчас я буду желать!

Девушка испугано взглянула на неё, но не посмела возражать и, пятясь, вышла прочь. Оставшиеся прислужницы опасливо притихли, сгрудившись в уголке и наблюдая, как их повелительница мечется туда-сюда, будто тигрица в клетке.

А в прелестной головке Джози уже рождался план переустройства мира. Недаром же она — богиня. Её долг карать и одарять.

Джози уже заготовила пламенную речь, но тут влетел Ричард, злющий, как чёрт. Его яркие глаза потемнели, будто небо перед грозой, а взгляд мог спорить с молниями в поражающей силе. Не говоря ни слова, он подхватил её на руки и куда-то понёс. Джози брыкалась, сучила ножками и требовала ответа. За что Ричард лишь одарил её суровым взглядом и произнёс:

— Если вы немедленно не замолчите и не успокоитесь, я не посмотрю на то, что вы богиня! Задеру вам юбки и как следуют взгрею ваш прелестный задик. Я понятно выражаюсь?! — Голос его при этом звенел от едва сдерживаемого гнева.

Джози фыркнула, надменно вздёрнула носик и замолчала.

Ричард пронёс её по улице, где царило оживление и шли какие-то приготовления, и направился к знанию, что высилось позади прочих построек. Это сооружение резко выбивалось из общей картины: также, как и Высокий дом, это помещение возвели из камня. И судя по всему, неизвестный зодчий был знаком с европейской архитектурой: так бы мог выглядеть уютный особняк какого-нибудь сельского эсквайра.

Ричард легко взбежал на крыльцо, пинком распахнул дверь и только тут опустил свою неугомонную жёнушку назёмь. Джози тотчас же сдвинула бровки и упёрла кулачки в округлые бёдра, показывая как сильно недовольна им.

Но этот невозможный человек, должно быть, испытывая её терпение, только презрительно хмыкнул в ответ на её жестовую эскападу , сложил руки на груди, скрестил ноги и откинулся на дверной косяк. Препираться с Джози он явно не собирался, что несказанно бесило её. Уж, было, набрав в грудь воздуха, для гневной тирады, она осеклась, ибо из смежной двери — а Джози, поглощенная своей яростью, даже не удосужилась осмотреть помещение, — появилась дама. На вид ей было далеко за тридцать и оделась она более, чем вызывающе: чёрный корсаж, подчеркивающий очень высокую и большую грудь, прозрачные шаровары, а поверх всего этого наброшен тончайший пеньюар. По плечам её рассыпались густые, неприлично рыжие, локоны, а карие глаза горели любопытством. По Ричарду она прошлась таким взглядом, словно стягивала с него одежду, затем, расстроено и томно простонав и закусив губу, она будто с трудом оторвалась от него и принялась за рассматривание Джози, отчего ярость той достигла высшего накала.