Цветы всегда молчат

— Так вы, милочка, и есть та самая богиня? — сказала, наконец, эта вульгарная незнакомка. Голос её звучал хрипло, как у хронически простуженной.

Джози кивнула.

— Ну раз так — негоже столь высокую гостью у порога держать, милости прошу, — она указала куда-то во внутренние покои. Джози, с которой от подобной перспективы почему-то мгновенно слетела вся спесь, отодвинулась от неё едва ли не испуганно и просяще посмотрела на мужа. — Вашего очаровательного спутника я тоже приглашаю, — с придыханием проговорила она и широко улыбнулась. Зубы её оказались жёлтыми.

Джози грозно и презрительно взглянула на неё, затем ринулась к Ричарду и обняла его за пояс, давая понять, что это её территория и посторонних она туда не пустит. Ричард, до сих пор наблюдавший за всем молча, но с вежливым интересом, обнял её, как делал всегда, если видел, что она нуждается в помощи и поддержке.

— Очень трогательно! — сморщилась рыжая. — Но мы же всё-таки хотим пообщаться как цивилизованные люди, поэтому думаю вам, уважаемые гости, стоит поубавить враждебности!

Джози хмыкнула.

— Не уверена, что вас можно считать цивилизованной, если вы живёте здесь, — она повела рукой, — но мне бы очень хотелось знать, что тут творится!

— Ну тогда идёмте, не стойте у порога! — повторила приглашение обладательница пышной груди, и Джози, взяв мужа за руку, последовала за ней. Ричард не возражал и не сопротивлялся.

Они оказались в комнате, обитой алым бархатом и обильно украшенной позолотой, кругом были разбросаны подушки, стояли кальяны, изгибались оттоманки. Возле одной из них находился низенький столик, уставленный экзотическими и ароматно пахнущими яствами. Посреди него покоилась огромная плетённая ваза, полная сочных аппетитных фруктов. Вся комната производила впечатление одного гигантского алькова. Единственной более-менее приличной мебелью выглядел диван, на которой рыжая и указала им холёной рукой. Сама же улеглась на одну из оттоманок и, взяв из вазы неизвестный Джози фрукт, впилась в него так, что сок потёк по её пухлым губам и подбородку с ямочкой. Похоже, её нисколечко не смущало такое поведение.

Джози, брезгливо сморщившись, отвернулась и подвинулась ближе к Ричарду, скрестив пальцы с его и положив ему голову на плечо.

— Ну что ж, — сказала она, — раз уж вы здесь, давайте знакомиться. Меня зовут Марлен, я — старшая секра, и должна сказать вам, госпожа богиня, что я — весьма довольна своим положением. Думаю мои товарки — а вам, милочка, лучше не знать, чем они в данный момент заняты, — тоже вовсе не чувствуют себя несчастными или обделёнными судьбой. Мы сытые, ухоженные, нам не нужно ничего делать и у нас всегда есть мужчина, а порой — ни один! Чем не жизнь?! — Марлен, вопрошая, приподняла бровь.

— Ничего не понимаю, — покачала головой Джози, — Нимвей рассказала мне такую жуткую историю про цепи и наказания…

— Она — невинная жрица, воспитанная в Высоком доме, ей все, включая родную мать, — а та, скажу я вам, была горячей штучкой, — говорили лишь то, что должна слышать и знать девушка её возраста и положения. Разве вас, дорогуша, не так же воспитывали? А потом — вы вышли замуж, — Марлен кивнула на золотое кольцо, обнимавшее тоненький пальчик Джози, — и реальность оказалась совсем другой — жёстче и не столь радужной, так ведь?

Но Джози слушала её вполуха, так как в душе вновь закипало негодование на эту бесцеремонную особу, что коснулась больной темы. Потому что почувствовала, что Ричард напрягся и заметила, как он прикрыл глаза, желая спрятать то, что, по его мнению, она не должна была видеть — отчаяние и боль. Джози только могла предполагать, какие воспоминания всколыхнула в нём фраза про жестокую реальность. Ей же вспомнился их разговор о мечтах и действительности. И захотелось плакать от собственной глупости. Тогда она с лёгкостью, не задумываясь, ранила его да ещё и смеялась над этим. Сглотнув колючий ком, она крепко сжала ладони мужа, заставив его, тем самым, удивлённо распахнуть глаза, и с жаром, изо всех сил сдерживая слёзы, выпалила:

— Я сочувствую, что вам, Марлен, так не повезло! У меня же в жизни почти ничего не изменилось. И пусть реальность моя после замужества не была радужной, но зато — лазурной, всей усыпанной звёздами и увитой розами! И такой прекрасной, что у меня просто слов нет! — И осеклась, потому что утонула в той нежности, в которой купал её теплый и сияющий взгляд Ричарда.

Марлен, ухмыляясь, наблюдала за ними. Потянувшись, словно сытая кошка, и, почти выпростав тем самым обширную грудь из плена корсажа, она лениво произнесла:

— Не горячитесь, милочка! Это ни к чему и уводит нас от смысла того, о чём я завела речь. Ваши родители, наверняка, говорили вам, что приехав в Рим, следует вести себя, как римляне. Вы же, явившись в мир, который уже давно привык жить по своим законом, лихо решили переделать их под свои. Интересно, чем вы руководствовались? Ведь не факт же, что ваши взгляды на жизнь — единственно верные. И даже если то, что вы слышите, или чему являетесь свидетелем, удивляет вас или даже шокирует, ещё не значит, что это — плохо, значит, по-другому!

Джози смотрела на неё широко открытыми глазами, не выпуская всё ещё ладоней Ричарда. Половина того, что говорила эта женщина, едва касалось понимания новоиспечённой богини, но все же Джози чувствовала, что поступила глупо и опрометчиво, и от этого осознания густая краска смущения заливала её щёки.