Карабарчик

— Ты меня любишь? — дыша винным перегаром в лицо мальчика, спросил он.

— Пьяного не люблю, — жуя пряник, ответил Викеша.

— Ах ты, пострел, — мышиные глазки деда посветлели, и, обнимая внука, он продолжал ласково:

— Викешка, Викешка, попом ты у меня будешь, попы живут хорошо, выучим — и станешь ты поп Викентий Булыгин.

— Я не хочу попом. — Викеша недовольно надул губы.

— Почему?

— А они толстые больно…

— Дурак ты, Викешка. Так, стало быть, не хочешь попом? — Дед вдруг сердито махнул рукой. — Дарья! Сними сапоги. — Он выставил ногу, и сноха стянула с него сапоги. Опираясь одной рукой о стену, второй о Дарью, старик, что-то бормоча под нос, ушел спать.

В булыгинском доме тихо. Слабо мерцает огонек лампады. В маленькой горенке хранит дед. Безмятежно спит на полатях Спиридон, только что вернувшийся с вечерки. Уснули отец и мать Викеши. Только в углу, недалеко от печи, сидит за прялкой бабушка Авдотья Максимовна и под мерное жужжанье веретена рассказывает внуку сказку про Бову Королевича. В голове восьмилетнего Викеши роем кружатся воздушные замки, серебряные пруды, дремучие леса.

Глубокая полночь. Пропели первые петухи, а золотая нить сказки тянется еще долго-долго.

Глава вторая

Утро выдалось ясное. Под лучами солнца снег вспыхнул ослепительными искрами. Хорошо покататься в такую погоду с горки! Ребятишки гурьбой высыпали на улицу. Смех, крики и стук опрокинутых деревянных салазок. Остроухий Шарик хватается зубами за полы ребячьей одежды и скатывается на лапах с высокой горки. Мороз больно щиплет нос и обжигает щеки. Весь в снегу, румяный, Викеша вбежал в избу. Быстро сбросил шубейку и, садясь за стол, заявил отцу:

— После обеда пойду с ребятами на Васькино.

— Зачем?

— А так, — беспечно ответил Викеша.

Когда он опять выбежал на улицу, мальчишки уже прорыли метра на два проход в снежной горе, которая, закрыв высокий заплот булыгинского дома, тянулась до крыши соседнего амбара.

Из дыры торчали подшитые пимы Назарки Сорокина, первого коновода и большого забияки. Вскоре послышался его голос:

— Ребята, Викеша пришел?

— Здесь, — отозвался тот.

— Бери лопату, начинай копать с другой стороны, возле забора, — приказал ему Назарка и, подтянув под себя ноги, начал выбрасывать снег.

— А на Васькино когда пойдем? — наклоняясь к большой снежной дыре, спросил Викеша.

— Пророем сугроб, тогда и пойдем. Давай копай.

Через час проход был готов. Энергично работая локтями, ребятишки стали переползать глубь снежной горы. Было интересно и таинственно. Яркий свет у входа постепенно переходил в голубой полумрак. Вылезая из «туннеля», «строители» радовались блеску зимнего дня, и он казался им еще ярче и краше.

— Теперь на Васькино! — скомандовал Назарка своей ватаге.

Озеро Васькино примыкало одним концом к деревенским огородам. Противоположный берег вплотную подходил к большому сосновому лесу, который охватывал озеро в форме подковы. Летом на Васькино водилось много уток, зимой в камышах петляли зайцы, и охотники не раз замечали свежий волчий след.

Утопая в глубоком снегу, мальчики прошли камыши, пересекли затянутое льдом большое плесо. Вот и лес. Сколько здесь звериных следов! Тонкой строчкой рисуя затейливые узоры, бегал какой-то небольшой зверек. А вон там, возле старого пня, из леса в озерные камыши протоптали дорожку зайцы. Возле небольшой сосенки, ветки которой под тяжестью снега повисли до самой земли, пробежала белая гибкая ласка.

Викеша раздвинул густые ветви сосенки и заглянул в пустоту. Там было сухо, уютно, тепло. Вот бы полежать сейчас на желтой прошлогодней хвое, вдохнуть запахи осени… И пусть сердитый ветер шумит в камыше, наметает сугробы: здесь так хорошо и тихо. Викеша опустился на колени и стал разгребать снег. Но нижние ветви крепко примерзли к земле, и, вздохнув, он пошел на голоса друзей.

Ребята не заметили, как наступил вечер и поднялся сильный ветер. Выйдя на опушку леса, они остановились. Озеро, камыши — все было затянуто белесой мглой. Не видно и деревни. Резкий порыв ветра повернул ребят лицом к лесу, и Викеша, вспомнив про уютную сосенку, предложил укрыться в бор — там тише.

— Сказа-ал, — протянул насмешливо Назарка. — Что мы в лесу, что ли, ночевать будем? Айда, ребята, домой.

Назарка первым шагнул на берег. За ним последовали остальные. Выйдя из камышей, все сгрудились возле Сорокина. Идти через открытое плесо было трудно. Ветер крепчал. Снег повалил сплошной стеной. Казалось, он гнал ребят обратно в камышовое затишье, где можно было бы переждать бурю.

— Держись друг за дружку. Не отставай! — крикнул Назарка и, нахлобучив шапку, зашагал по направлению к деревне.

Поминутно поворачиваясь к товарищам, — не отстал ли кто — он упорно шел вперед. Назарка был старше своих друзей года на три и лучше всех понимал опасность бурана. Викеша шел бодро. Одет он был теплее ребят — в меховую борчатку[38]. Он подобрал ее длинные полы и шел, не спуская глаз со спины Назарки. Встречный ветер дул, казалось, с удвоенной силой. Назарка, не видя тропы, часто сбивался в целик.

— Стой! — послышалось сзади. — Доронька Пестерев где-то отстал.

Ребята остановились.

— Ждите меня здесь, — скомандовал Назарка и, тяжело шагая по снегу, исчез в серой пелене бурана. Через несколько минут до слуха ребят донеслось:

— Ви-кеш-ка! Ви-кеш-ка! Иди сю-да!

Викеша отделился от ребят. Нащупывая ногой следы, полузанесенные вьюгой, он шел на голос.

— Ви-кеш-ка! — послышалось почти рядом. В полумраке мелькнули две фигуры. Пройдя еще несколько шагов, Викеша остановился. Назарка тряс Дороню за плечо:

— Вставай!

— Не могу идти, — хныкал тот.

— Вставай, тебе говорят! — С помощью Викеши Назарка поднял мальчика на ноги. — Иди! — толкнул он его в спину.

Дороня опять захныкал:

— Снег в пимы набился, ноги стынут.

Назарка поспешно сдернул с него валенки и вытряхнул снег.

— Иди! А то я тебе в шею накостыляю, — сказал он зло и толкнул Дороню в спину.

Угроза подействовала сильнее, чем уговоры, и, опираясь о плечо Викеши, Дороня зашагал вперед.

В одном месте Дороня остановился, чтобы отдохнуть.

— Я тебе отдохну! — яростно крикнул Назарка и двинул его кулаком в бок. — Иди, говорят, а то замерзнешь.

Вскоре они добрались до ребят.

А вьюга свирепела. Снег хлестал справа, слева, валил сверху, забивался за воротник и крутился у ног. Сумасшедшей пляской встречала вьюга ночную тьму.

Держась за руки, дети медленно двигались к деревне. Шли цепочкой, не теряя друг друга из вида. Через полчаса утомительного пути им показалось, что блеснул огонек, за ним второй — значит, деревня близко. Вдруг огоньки исчезли, и ребята приуныли. Назарка беспокойно завертел головой. Молчаливо стоял Викеша. Он думал о сосне, под которой можно было бы переждать буран. Затем мысли унеслись к дому. Забраться бы сейчас на теплые полати и слушать, как воет за окном злая вьюга. Голова мальчика опускалась все ниже и ниже. Он начал дремать. Из состояния полусна его вывел голос Назарки:

— Кто видел огни?

— Я, — поднял отяжелевшие веки Викеша. И окончательно встряхнувшись, показал рукой вперед, — я видел их там.

— Я тоже!

— И я! — послышались голоса ребят.

— А может, это волк, — едва выговорил Дороня и теснее прижался к Викеше.

— Поскули еще. — В голосе Назарки — угроза. Но и сам он почувствовал, как мурашки побежали по коже.

— Может быть, взаправду волк?

Поборов страх, ребята сгрудились вместе и разом крикнули. Через вой вьюги полетело зовущее «Ay! Ay!»

— Э-гей! — вдруг донеслось издалека. Семь дружных голосов зазвенели уже громко и радостно: — Ay! Ay!

Через несколько минут показался всадник, из мрака выплыл второй, третий…

Подъехал Архип Сорокин, отец Назарки, инвалид с одной ногой, вернувшийся два года назад с японской войны. Возле всадников, весело повизгивая, крутился Шарик… Викеша услышал тревожный голос отца:

38

Борчатка — вид долгополой шубы.