Карабарчик

Викеша, переминаясь с ноги на ноги, заговорил тихо.

— О драке бойскаутов с горянскими ребятами я ничего не знал. Я шел с Худяковым вместе из школы и видел, как на него налетел один бойскаут и ударил сумкой. Худяков дал ему сдачи, и между ними началась свалка. Тут подбежали другие ребята. — «Семку надо выручать», — подумал Викеша, и голос его окреп. Он посмотрел смело в глаза попечителю и продолжал: — Худяков здесь ни при чем. Его первого ударили. А драк я не люблю и не стал ввязываться. — Викеша умолк. Сидевшая у окна учительница одобрительно посмотрела на мальчика.

— Вести дружбу с Худяковым я не советую. Да-с. Вы можете попасть под дурное влияние. Не забывайте, что вы сын состоятельных родителей, да-с. О вашем неблаговидном поступке мы вынесем решение. Идите. — Попечитель уткнулся в классный журнал.

На следующий день объявили решение педсовета:

«Ученик пятого отделения Худяков Семен заслуживает исключения из школы. Но учитывая его отличные успехи, считать возможным допустить Худякова до сдачи экзаменов. Викентий Булыгин за то, что не оказал помощь бойскаутам во время их стычки с уличными ребятами, исключается на три месяца из отряда и лишается звания барабанщика».

Семка повеселел.

— Пускай исключают. Только бы экзамены сдать!

Радовался за друга и Викеша:

— Получишь удостоверение — поступай в любое училище! А что меня отчислили из отряда, так это даже к лучшему. Не глянутся мне эти бойскауты, ну их. — Викеша махнул рукой.

За две недели до испытаний ребята крепко занялись повторением пройденного. Булыгин даже забросил на время свои книжки и вместе с Семкой целыми днями читал учебники. Экзамены Худяков сдал на отлично. Не отстал от него и Викеша.

В июне друзья расстались. Прощание было грустным. Вернувшись из Долгой, где жили его родители, Семен зашел к Булыгиным. Викеша был дома.

— Проводи меня до окраины, Викеша. Поговорим.

Ребята прошли мост через речку и поднялись на косогор. С него хорошо была видна вся торговая слобода. Внизу, в центре котловины, виднелись богатые дома хлеботорговцев, купеческие магазины, церкви и питейные заведения. Дальше, точно прижимаясь к бору, лепились избы ямщиков, пимокатов и горшечников. Вот и школа. Ребята долго не спускали с нее глаз. Пускай были огорчения, неудачи, по это была их родная школа, и она никогда не забудется.

— А все-таки мне жаль расставаться со школой, — вздохнул Викеша.

— И мне, — признался Семка, снимая котомку с плеч. — Посидим немного.

Ребята опустились на землю. Разговор не клеился.

— Ты говорил с отцом насчет реального? — наконец спросил Семка.

Викеша кивнул головой.

— Ну, и что? — Худяков от нетерпения приподнялся на ногах.

— Не отпускает, — обхватив руками колени, Викеша задумчиво посмотрел на Раздольное. — Говорит, дома работы хватит.

— Жила твой отец, вот что, — выругался Семка.

— Что я могу сделать? Не отпускает, и все.

— А если убежать?

— Куда?

— В Челябинск.

— Кому я там нужен, — с горечью сказал Викеша.

— Мы с дядей помогать тебе будем.

— Да ты сам не знаешь, как жить придется, — заметил Викеша. — Может, дядя колотушками кормить будет.

— Кто? Дядя? — Семка вскочил на ноги. — Да ты знаешь, какой у меня дядя? Он — настоящий про-ле-та-рий! — Худяков с трудом выговорил это слово и, опустившись рядом с Викешей, зашептал ему на ухо: — Я видел книжку у дяди, когда он приезжал в Долгое. Там было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

— А что это за слово?

— Не знаю, — сокрушенно признался Семка. — Наверно, насчет рабочих, — предположил он. — Ты, Викешка, если вздумаешь в Челябинск, ищи нас с дядей на заводе. Спросишь слесаря Худякова. Каждый покажет. Понял?

— Куда я поеду. Буду здесь жить, в Раздольном.

— Ну, я пойду. — Подняв котомку с земли, Худяков подбросил ее на спину. — Не вешай носа!

— Неохота мне, Семка, расставаться с тобой. — Голос Викеши дрогнул.

— Ну, ничего, встретимся еще, — совсем по-взрослому ответил Худяков и, пожав руку Викеше, не оглядываясь, зашагал по дороге в сторону железнодорожной станции. Булыгин остался один. Его душа была в смятении. Уходил лучший друг, уходил, может быть, навсегда. Слезы подступили к горлу, и, не выдержав, он крикнул:

— Сема!

Худяков остановился.

— Возьми на память перочинный ножичек, — запыхавшись от бега, Викеша едва выговаривал слова.

— Спасибо, Викеша, — с чувством произнес Семка и, посмотрев внимательно на друга, спросил: — Ты чего это?

— Так просто, — вытирая слезы рукавом рубахи, пробормотал Викеша и отвернулся.

— Эх, Викешка, друг ты мой, — обнял его Худяков, — никогда я тебя не забуду. Прощай! — Семка сам готов был расплакаться. Точно желая убежать от своей слабости, он ускорил шаги и скрылся за перелеском.

Викеше казалось, что с уходом Семки кончились годы детства и наступила юность.