Страница 38 из 143
С некоторыми другими категориями населения возникли похожие проблемы. Что, например, было делать с казаками? Было решено поощрять их селиться на земле, а после этого распространить на них традиционные права, привилегии и обязанности российских дворян, горожан или государственных крестьян, распределив по соответствующим нишам. Тех, кому не повезло, — они обрабатывали земли, права на которые заявила элита, — превращали в крепостных, на что с ликованием любят указывать советские ученые. Сходное решение было принято в отношении национальных меньшинств, с одним важным исключением: татарская элита Поволжья, исповедовавшая ислам, получила почти все привилегии русской элиты, за исключением права владеть крепостными-христианами{346}. Евреи, которые оказались в российском подданстве в результате раздела Польши, представляли еще меньшую проблему: их просто отнесли к категории городских жителей, что, в сущности, так и было. Но что было делать с разночинцами, теми недворянами, которые до 1760-х были освобождены от платежа подушной подати: низшие военные чины, ушедшие в отставку по выслуге лет или по инвалидности, сыновья низших армейских чинов, родившиеся после того, как их отцы поступили на службу, мелкие служащие и чиновники, находившиеся ниже чинов Табели о рангах, и их сыновья, сыновья представителей духовенства, которые решили не идти по стопам своих отцов, мелкие слуги при императорском дворе и другие? Что делать с представителями столь неясно очерченной категории? Или с крестьянами-однодворцами — потомками служилых людей, назначенных когда-то защищать приграничные территории от вторжений? Они утверждали, что принадлежат к благородному сословию, но платили подушную подать{347}. Вот такие вопросы надо было решить императрице, пытавшейся распределить своих подданных по сословиям.
Помещенные каждый в свое корпоративное убежище, подданные, как предполагала Екатерина, ограничат свою экономическую деятельность рамками, соответствующими их конкретному статусу. На протяжении всего своего правления императрица, придерживаясь своего замысла, стремилась ликвидировать те экономические права различных социальных групп, которые, как она считала, накладывались друг на друга: часть из них была пережитком допетровских времен, а другая возникла в результате возросшей экономической активности. Так, например, право владеть крепостными должно было стать почти исключительно привилегией потомственного дворянства. Таким образом, купцам, достигшим рангов и почестей (в том числе и личного дворянства), но не имевшим военного или гражданского чина, нельзя было покупать населенные имения{348}. Кроме того, указ Петра III, запрещавший заводчикам недворянам приобретать крепостных для работы на своих заводах, был подтвержден: теперь те заводчики, которым нужна была дополнительная рабочая сила, должны были ее нанимать{349}. Только для предпринимателей иностранного происхождения было сделано исключение. Также было прекращено приписывание государственных крестьян к заводам, принадлежавшим недворянам, хотя тем заводчикам, которые уже владели такими крестьянами, было позволено оставить их себе.
Находившимся внизу социальной лестницы крестьянам-однодворцам, многие из которых тоже платили подушную подать, было разрешено оставить у себя принадлежавших им крепостных; но приобретать новых крестьян им было запрещено, а тех, что у них были, продать они могли только другим крестьянам-однодворцам{350}.[128] Однако тот факт, что все еще существовали крестьяне, которым закон позволял владеть другими крестьянами, по-видимому, мучил императрицу, и она, как и в других случаях, пыталась прояснить ситуацию, определить представителей таких архаических категорий либо в дворяне, либо в среднее сословие, либо в государственные крестьяне.
Если право владеть крепостными должно было стать (почти) исключительно привилегией дворянства, то городская торговля должна была стать (почти) исключительно привилегией городских жителей. Надо признать, что Жалованная грамота городам на этот счет не очень внятна. В 1790 году несколько московских дворян отважились записаться в купеческую гильдию, чтобы участвовать в винной торговле — монополии государства: двое в первую гильдию, трое во вторую, один в третью, и еще двое попытались записаться в именитые граждане. Казалось, на их стороне была Жалованная грамота дворянству (статья 31, а также статья 92 Жалованной грамоты городам), но Сенат, с согласия императрицы, решил иначе и постановил:
…купцы должны пользоваться преимуществами, назначенными им в Высочайшем Городовом Положении, а благородные правами, содержащимися в грамоте, Всемилостивейше пожалованной дворянству; сверх же постановленных в сих двух узаконениях прав, ни благородные, ни купцы никаких других себе присвоивать не могут{351}.
Соглашаясь с Сенатом, императрица всего лишь следовала принципу, изложенному ею ранее в статье 332 «Большого Наказа» Уложенной комиссии, принципу, формулировку которого она заимствовала у своего наставника Монтескье. В конце правления Екатерины II потомственным дворянам было запрещено заниматься торговлей, за исключением оптовой продажи и экспорта товаров, произведенных в личных имениях. Торговать или брать откуп не имели права даже те купцы, кто недавно получил дворянство{352}. Только в 1807 году запрет был снят для дворян, не находившихся на государственной службе, но и им было разрешено записываться только в первую и вторую гильдии. А также, согласно официальной трактовке статьи 28 Жалованной грамоты дворянству, дворянам нельзя было владеть фабриками в черте города (но не в сельской местности){353}. Это положение будет отменено только в 1827 году.
Соответственно, крестьянам формально было запрещено входить в город для занятия коммерцией, кроме как для временной торговли/ Исключение было сделано для тех, кто уже находился в городе, но, как мы увидим, они должны были платить за это. Крестьянам, чтобы исключить их претензии на права горожан, также было запрещено обязываться векселями и участвовать в весьма выгодных винных откупах. Жалованная грамота городам, похоже, запрещала крестьянам владеть в городах фабриками, но содержать ремесленные мастерские им дозволялось.
Что касается ручного труда на земле, то эта привилегия — хотя и весьма сомнительная и так же неисключительная — предназначалась сельским жителям (см. статью 5 Жалованной грамоты свободным сельским обывателям). Неисключительная — так как заниматься сельским хозяйством позволялось и горожанам в черте города и вокруг него, как говорится в статье 2 Жалованной грамоты городам. Сомнительная — потому что едва ли кто-то еще, кроме крестьян, стремился пользоваться ею постоянно. Более позитивный момент состоял в том, что статья 57 Жалованной грамоты сельским обывателям, похоже, гарантировала своим потенциальным адресатам, что их не переведут в еще более низкий статус — довольно существенное обещание, если принять во внимание тяготы крепостного права. В связи с Грамотой или безо всякой связи с нею, но императрица почти прекратила раздачу государственных крестьян фаворитам и теперь обратилась к другим ресурсам: крепостным, населявшим выморочные или конфискованные имения в России и чаще в Польше[129]. И, как было сказано, она гарантировала статус государственных крестьян, остановив ненавистную практику приписывания к заводам. Таким образом, весьма слабая категория государственных крестьян укрепила свои позиции.
128
Стоит заметить, что за время своего царствования Екатерина II провозгласила 39 указов, касающихся крестьян-однодворцев; это самое большое число указов в сравнении с любой другой сопоставимой группой, за исключением приписных крестьян, которых касались 43 указа.
129
Легенде о том, что императрица раздавала сотни тысяч крестьян частным владельцам, похоже, суждено жить, несмотря на опровергающие ее данные, приводимые В.И. Семевским, см.: Семевский В.И. Пожалования населенных имений в царствование Екатерины II. СПб., 1906. Расширенный вариант его работы см.: Раздача населенных имений при Екатерине II // Отечественные записки. 1877. № 8. С. 204–227. Данные о том, что раздававшиеся таким образом крестьяне были в основном крепостными из выморочных и конфискованных имений, а также из имений, отобранных у польских дворян-мятежников после раздела Польши, подтвердила Исабель де Мадариага: Madariaga I. de. Catherine II and the Serfs: A Reconsideration of Some Problems // Slavonic and East European Review. 1977. Vol. 52. No. 126. P. 34–62 и косвенно Е.И. Индова: Индова Е. И. К вопросу о дворянской собственности в России в поздний феодальный период // Дворянство и крепостной строй России XVI–XVIII вв. Сборник статей, посвященный памяти А.А. Новосельского / Ред. Н.И. Павленко и др. М., 1975. С. 279. Е.И. Индова отмечает, что большинство розданных в первой половине XVIII в. крестьян были на самом деле по происхождению негосударственными крестьянами, но ничего не говорит о крестьянах, розданных во второй половине столетия, хотя вывод ясен — мне, по крайней мере.