Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 89 из 184

Дополнением к инструментам, служившим Петру Великому в деле коренного реформирования его государства, стала образовательная, научная и культурная политика. Ориентированная на западно- и центральноевропейские образцы формирования элит, она включала в себя привлечение ученых и образованных людей с Запада. Наследники Петра продолжили его политику, умножая учебные заведения. В течение XVIII века Российская империя развилась в автономную провинцию европейского Просвещения с центрами в обеих столицах и перекинутыми на Запад мостами — через Лифляндию, Эстляндию, а также Украину с ее преимущественно духовными учебными заведениями. Образование становилось все более привлекательным для российского общества, не в последнюю очередь и потому, что было необходимым условием карьеры — как государственной, так и духовной{892}. Тем не менее Просвещение «сверху» имело и незапланированные последствия, шедшие вразрез с политикой сословной консолидации{893}. Западное образование способствовало индивидуализации; в конечном счете культура Просвещения не меньше повлияла на общественную самоорганизацию европейски ориентированного дворянства, чем импульсы, исходившие от созданных Екатериной II городских и сельских корпораций{894}. Уже в середине XVIII века из иностранных и русских учащихся и выпускников существовавших на тот момент учебных заведений, из членов властной элиты и ее клиентелы, происходившей из среднего и мелкого дворянства и разночинцев, находившихся на военной и гражданской службе, сформировалась, минуя правовые и социальные барьеры, особая культурная среда. Принадлежность к ней определялась пока всего лишь фактом усвоения западной культуры и использования ее литературных форм и средств общения для своей внутренней коммуникации. В этой среде церковнославянский и народный русский язык слились под западным влиянием в современный единый русский язык, ставший языком национальным. Во второй половине XVIII века он пережил свою первую эпоху расцвета в русской национальной литературе. Сначала в Петербурге и Москве возникло ядро «гражданского общества образованных людей»{895}, которые понимали себя как «публику» и «общественность», в отличие от необразованного «народа». Отграничение было скорее по культурным, чем по социальным критериям. Как и в других европейских странах, в составе этого общества доминировали образованные чиновники, офицеры, ученые, писатели и художники, в то время как экономически активный городской слой был представлен крайне незначительно{896}.

Далее мы рассмотрим эти политические, социальные и культурные процессы, протекавшие в эпоху правления Екатерины II и вплоть до восстания декабристов, на конкретном материале — на примере дворянского интеллектуала, жившего в одной из провинций Российской империи. В центре настоящей работы находится известный своей многосторонней деятельностью поэт, малороссийский помещик и дворянский политик Василий Васильевич Капнист (1758–1823). В своей работе я следую за научной парадигмой О. Бруннера, даже если непосредственное сравнение нижнеавстрийского поэта Хоберга с Капнистом лишено смысла. При этом последний вовсе не рассматривается как типичный представитель провинциальной дворянской культуры Российской империи, поскольку на своей родине он выдвинулся в качестве решительного противника интеграции Гетманщины в Российскую империю, осуществлявшейся в период между 1764 и 1783 годами{897}. Как и другие авторы этого сборника, я стремлюсь к взвешенному подходу, балансу между утвердившимися макро- или структурно-историческими посылками и утверждениями, с одной стороны, и, с другой стороны, теми импульсами и новым пониманием, которые возникают из микроисторического анализа. Из всех разнообразных вопросов о жизни Капниста-дворянина я остановлюсь сначала на его происхождении, затем подвергну рассмотрению собственность, которой владели он и его семья, службу и само собой разумеющуюся в связи с тематикой сборника проблему — его отношения с государством и обществом; затем я коснусь его внутреннего мира и вопроса о его самосознании как поэта. Для анализа этих вопросов я привлекаю лишь опубликованные источники — прежде всего дошедшие до нас сочинения В. В. Капниста, состоящие из поэтических произведений, переводов и его дилетантских научных трудов, собранных в довольно хорошо прокомментированном издании. В этом же томе опубликовано 271 письмо поэта{898}. Указанное издание дополняют воспоминания дочери Капниста Софьи Васильевны Скалой, написанные в 1850-е годы. Их отличительная особенность — необычайно богатая tradition orale в сочетании с тонкой наблюдательностью автора. Эти мемуары посвящены детству и юности Софьи, проведенным в родительском доме — в поместье Обуховка на Украине{899}. Опираясь на указанные источники, в своем исследовании я пользуюсь возможностью не только интерпретировать произведения Капниста с литературоведческой точки зрения, но и реконструировать его биографию{900}.

Карьерный взлет: «Темному» происхождению вопреки

Взлет семейства Капнист является, несомненно, примером постепенной сословной консолидации как украинского, так и русского дворянства в XVIII веке{901}. В источниках второй четверти XVIII века появляется первая историческая фигура из рода Капнистов — отец поэта Василий Петрович Капнист. Родившись на острове Занте (современный Закинф), он был венецианским, а не османским подданным, а впоследствии вместе с другими православными греками переселился на Гетманскую Украину. Его карьера на русской военной службе отсчитывается от Прутского похода Петра Великого 1711 года. Однако возраст и жизненный путь В.П. Капниста до этого момента нам не известны, тем более что в

XIX веке его семья связывала данные о службе его настоящих или вымышленных предков в Венеции с довольно противоречивыми генеалогическими данными с целью скрыть свое недворянское происхождение{902}.

Во второй половине XVII века центром греческой эмиграции был город Нежин в Левобережной Украине, находившейся под властью царя, но обладавшей частичной автономией. Город пользовался широкими привилегиями, которые постоянно возобновлялись гетманами. Затем эти особые права были подтверждены Петром I, а за ним Екатериной II, причем даже после отмены должности гетмана в 1764 году{903}. Согласно одному из источников, В.П. Капнист, как и другие греки, занимался торговлей на черноморском побережье. Известно, что он женился на гречанке из семьи обитавшего на Украине состоятельного купца{904}, но не установлено, как он впоследствии стал казацким офицером. Во всяком случае, этот homo novus утвердился, может быть, и не без проблем, но все же поразительно крепко в светской элите казацкого государства. Этому способствовало прежде всего значительное имущество, полученное Капнистом по первому браку, а также карьера, которую он начал, занимая выборные места в казацком войске, и затем продолжил в 1730-е годы на русской военной службе, сражаясь под командованием генерала-фельдмаршала Миниха в войнах с Крымским ханством и Османской империей. Благодаря всему этому он снискал большой авторитет и стал крупным землевладельцем. Избиравшийся на должности в Миргородском полку — от старшины до полковника, — он оказался во главе одного из десяти полков — военно-организационной и территориальной единицы Гетманщины{905}. Разумеется, полковник Капнист нажил себе многочисленных врагов.

вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться