Страница 31 из 56
уловки не шел фашист, чтобы оторваться от нас и уйти в облака. И это едва ему не удалось. Но в
последний момент гитлеровец все же допустил на выходе из очередной фигуры секундное зависание, и
это решило его судьбу. С близкой дистанции я дал по нему короткую очередь, и машина вспыхнула. [127]
Оставшись вчетвером, мельдерсовцы, видимо, сочли благоразумным выйти из боя. Мы не преследовали
их. Горючее было на исходе.
На аэродром возвращались шестеркой. Победой можно было гордиться. Ведь мы сражались с
фашистскими летчиками из эскадры «Мельдерс», в которой были собраны лучшие гитлеровские асы, и
победили, сбив четырех «фоккеров». На фоне этих успехов просто как-то не укладывалась в сознании
гибель Пленкина и Прокофьева — опытных и заслуженных летчиков. Недооценка врага привела к
непоправимой ошибке. Оба оказались сбитыми в первую же минуту воздушной схватки. Все летчики
полка сделали для себя правильные выводы. Поднимаясь в воздух навстречу врагу, никогда нельзя
рассчитывать на легкую победу.
* * *
Воспитанные Коммунистической партией в духе советского патриотизма, любви к Родине, мои
однополчане не жалели себя в смертельных схватках с германским фашизмом. В нашем полку высоко
ценилось бесстрашие, презрение к смерти. Командиры, политработники воспитывали в летчиках чувство
боевого товарищества, взаимной выручки.
И это правильно. Без поддержки боевых друзей даже самый искусный и смелый летчик не всегда может
выйти победителем из воздушных поединков с врагом даже один на один.
У меня остались самые теплые воспоминания о заместителе командира полка Григории Прокофьевиче
Прокофьеве. Опытный летчик-истребитель, он действовал личным примером. В полку не было такого
летчика, который не летал бы вместе с Г. П. Прокофьевым на боевые задания. Он особенно любил брать с
собой молодых пилотов, не боялся доверить им свою жизнь. И они платили ему горячей привязанностью, смелостью в боях с врагом.
Все особенно ценили личные беседы комиссара, неторопливые разговоры после дня, наполненного
ратным трудом. Он умел задеть в человеке душу, вызвать на откровенность, укрепить веру в свои силы в
схватке [128] с врагом, поднять боевой дух человека в тяжелую минуту, которых немало выпадало в ту
пору на долю солдата.
А выступления Григория Прокофьевича перед личным составом полка! Предельно сжатые, наполненные
мыслью и чувством фразы зажигали сердца людей, звали на бой.
На вооружении политработников полка имелось много средств воздействия на сознание и сердце воина.
Но на первом месте стояли беседы. Их по поручению партийного бюро полка готовили самые
авторитетные командиры. Своими соображениями о тактике фашистских истребителей в орловском небе
делились летчики Герои Советского Союза Г. Г. Гуськов, Н. И. Ковенцов, И. И. Ветров.
Хорошо действовали на молодых летчиков выступления участников ожесточенных воздушных боев А. И.
Попова, В. Н. Павлова, А. А. Головина.
В практике политической работы много значило укрепление связи с тылом. Осуществлялось это путем
посылки делегаций полка на один из авиационных заводов. В составе такой делегации в декабре 1943
года побывали я и комсорг полка Изотов. Мы выступали на митингах прямо в цехах, на рабочих
собраниях, были встречи в клубах.
Обо всем увиденном, вернувшись, рассказали однополчанам. А потом и рабочие приезжали к нам в полк.
Умело строил партийно-политическую работу в полку секретарь партбюро В. И. Аненков. Вокруг него
сложилось работоспособное партийное бюро, в состав которого входили летчик Н. И. Ковенцов, помощник начальника штаба И. К. Калеганов, инженер В. Г. Маслов, А. И. Яновский. Показателем
действенности партийного влияния на летный и технический состав полка может служить тот факт, что
только за время боев на орловском направлении в ряды партии вступили 62 лучших воздушных бойца. А
коммунисты всегда шли в первых рядах защитников Родины. [129]
Бой на малой высоте
Мы базировались на одном из полевых аэродромов.
Командованию стало известно, что у Хотынца сосредоточены крупные силы вражеской
бомбардировочной авиации. Штурмовикам предстояло нанести по ним удар, а нам — обеспечить их
безопасность.
С самого начала полета мне не по душе пришлась погода. Облачность была настолько низкой, что порою
приходилось лететь на высоте 300—400 метров. Зато штурмовики чувствовали себя великолепно. Такие
метеоусловия их вполне устраивали.
Маскируясь лесными массивами, облачностью, штурмовики зашли на Хотынец со стороны тыла врага.
Сделав разворот на 180 градусов, командир штурмовиков подал сигнал: «Иду в атаку».
На «юнкерсы», «хейнкели» обрушился смертоносный груз бомб и реактивных снарядов. Начали бешено
огрызаться вражеские зенитки. Но штурмовики производили одну атаку за другой. Аэродром запылал.
ИЛы стали выходить из боя и ложиться на обратный курс.
Моя шестерка была наготове. Однако не успели штурмовики отойти от Хотынца и десяти километров, как на горизонте появились черные точки. Я понял — фашисты. «Как встретить врага? Придется бой
вести на малой высоте», — решил я и подал своим ведомым команду: «Приготовиться к бою».
Первую атаку МЕ-109 мы сорвали. Но все же и мы, и штурмовики оказались в трудном положении
Гитлеровцы превосходили нас по численности втрое.
Каждая секунда полета казалась вечностью. Штурмовики нанесли мощный удар по вражескому
аэродрому, и мы должны были во что бы то ни стало довести их до базы целыми и невредимыми. Главное
— чтобы штурмовики плотнее держались друг друга, помогали нам своим огнем. Девизом боя в таких
случаях становится формула: один за всех и все за одного! Сам погибай, а товарища выручай!
Эти незыблемые заповеди особенно близки нам, летчикам. Только так мы понимали товарищество в бою.
Так учили нас понимать войсковое товарищество с тех [130] пор, как мы произнесли первые слова
священной клятвы на верность Родине.
Фашистские истребители атаковали штурмовиков преимущественно сзади, заходя, однако, и сбоку, и
сверху. Откуда они будут атаковать их сейчас? — думал я, зорко наблюдая за действиями фашистов.
— Фрицы под нами! — услышал я неожиданно голос Хитрова. И верно, под нами шла четверка
«мессершмиттов». Прижать их к штурмовикам, поставить под двойной огонь, — мелькнула в голове
мысль, и я бросил своего «Яковлева» в пике.
Замечательно! Штурмовики отлично нас поняли. Фашисты, пытаясь уйти от нашего прицельного огня, оказались под огнем стрелков-радистов. Один из «мессеров» загорелся и врезался в землю. Второго сбил
я при попытке уйти боевым разворотом.
На сердце стало легче. Потеряв два самолета, гитлеровцы стали более внимательными. Нам важно было
выиграть время, дать возможность штурмовикам перетянуть за линию фронта. Если и придется идти на
вынужденную посадку, то все же на своей территории.
Попов и Килоберидзе сбили тоже по одному самолету. Это еще более охладило первоначальный пыл
фашистов. Они уже старались от нас держаться на почтительном расстоянии, но при первой же
возможности атаковали штурмовиков.
Едва штурмовики успели перетянуть линию фронта, как три машины сразу же пошли на посадку.
Видимо, летчики были ранены и держались до последнего. Мы видели, что все три самолета
благополучно приземлились.
После этого мы потеряли штурмовиков из виду, так как снова пришлось вступить в ожесточенный
воздушный бой. А на малых высотах смотреть по сторонам некогда.
Вернулись на аэродром без потерь. Каждый из нас чувствовал после всех передряг полета большую
усталость, которую испытывает всякий, хорошо и много потрудившийся человек.
Позвонили штурмовики. Их ответ нас огорчил. Только два летчика благополучно вернулись на свой