Солдаты

вдруг оживилось.

-- В тот год, значит, когда я вступил в партию... по ленинскому

призыву,-- задумчиво произнес он и неожиданно попросил:

-- Дайте ваш комсомольский билет.

Камушкин подал.

Комиссар, а вслед за ним и Вася долго вглядывались в силуэт Ленина, и

каждый вспоминал свое: Камушкин -- тот день, когда его принимали в комсомол,

а маленький большеголовый комиссар... Что же вспоминал он? И почему

потемнело его такое спокойное до этой минуты и светлое лицо? Может быть,

перед ним встала далекая студеная и скорбная зима, когда над всей страной

плыли звуки траурных мелодий и током высочайшего напряжения проходили через

людские сердца.

Вернул Камушкину билет и, почти не пригибаясь, быстро пошел по траншее.

Вася глядел в широкую плотную спину комиссара, а видел своего отца, убитого

кулаками в дни коллективизации...

Так встретился Вася Камушкин с полковником Деминым. И сейчас, после

тяжелой операции, когда из него извлекли четыре осколка, комсорг почему-то

вспомнил об этой встрече и попросил передать начальнику политотдела, что

очень хочет его увидеть.

Демин приехал.

Вася хотел было приподняться, но полковник быстро остановил его:

-- Тебе нельзя,-- и поправил под головой солдата подушку.-- Ну как

дела, орел? Царапнуло? Ничего, ничего! -- проговорил начподив с ласковой

шутливостью в голосе.

-- Не о том я...-- тихо сказал Камушкин, хватаясь за грудь.-- Горит

все...

-- Ладно, помолчим...

-- Нет... я должен сказать вам...-- Комсорг вдруг вытянулся, уперся

ногами в стенку.-- Хочу попросить вас... оставить меня на комсомольской

работе...-- Он чувствовал, что теряет силы, и торопился: -- Я вступил в

партию, но не хочу расставаться с комсомольским билетом... Помните, товарищ

полковник, ту зиму... под Москвой?.. Ну вот... Пусть в моем кармане будут

лежать два билета: партийный и комсомольский, как родные,-- отец и сын.

Скажете Шахаеву?..

-- Обязательно скажу.

-- Вот и хорошо... ведь правда хорошо?.. И капитану Крупицыну

скажите...

-- Нет Крупицына... Погиб он. Разве ты забыл?

-- Неправда!.. Капитан жив... и я, и Алеша Мальцев -- все живы!..

Все!..

Минутой позже Камушкин потерял сознание. Демин вызвал врача.

-- Проверьте мою кровь!

-- Зачем, товарищ полковник? -- удивился врач.-- Разве у нас нет

доноров?

-- Ну, быстро! -- резко сказал Демин.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Доклад начальника штаба подходил к концу. Стоя у большой карты, с

которой была сдернута занавеска, начштаба говорил против обыкновения громко

и уверенно: ему казалось, что на этот раз он сообщает командующему важные

сведения. Наконец-то удалось выяснить, что за противник стоит против их

корпуса. Правда, сведения эти получены не от своей разведки, а из штаба

немецкого генерал-полковника Фриснера, но об этом можно умолчать. Нельзя же

докладывать Рупеску, что все попытки румынских разведчиков проникнуть в

окопы неприятеля кончились неудачей...

-- Ну идите, полковник! -- сказал корпусной генерал своему начальнику

штаба. И когда тот скрылся за дверью, обернулся к Раковичану, смиренно

сидевшему в дальнем углу землянки и в который уж раз перечитывавшему

советскую листовку с первомайским приказом.-- Каково, полковник?.. Русские

говорят: "Не так страшен черт, как его малюют". Я мог бы применить эту

пословицу по отношению к генералу Сизову с его дивизией, если б остался в

том возрасте, когда людям свойственна излишняя самоуверенность. Сизов --

опасный противник.

-- Совершенно верно, генерал! -- быстро поддержал Раковичану, выходя из

темного угла.-- В тоне вашего начштаба нетрудно было уловить нотки этой

самоуверенности, которая, пожалуй, покинула уже самого Гитлера. И я очень

рад, что вы не разделяете излишней оптимистичности вашего помощника. Сизов

-- очень опасный противник, и то, что он с ходу не смог овладеть

укреплениями, не должно изменить нашего мнения о нем. Начальнику штаба,

по-видимому, не все известно. Он повторял лишь то, что сказано в

разведсводке, разосланной штабом генерал-полковника Фриснера. А в сводке

этой по вполне понятной причине нe указано, что дивизия, которой командует

генерал Сизов, сражалась на Волге, что она пленила одного из самых блестящих

наших генералов -- командира первой кавалерийской румынской дивизии

Братеску, с которым, кстати, я имел честь познакомиться еще задолго до

войны, когда генерал Братеску был на дипломатическом поприще. Я не думаю вас

запугивать -- боже упаси! -- но трезво оценивать силы врага всегда полезно,

о чем следовало бы помнить вашему уважаемому начальнику штаба. Он корчит из

себя Наполеона, хотя глуп, как вот эта... вот эта пробка.-- Раковичану с

силой рванул штопор, и бутылочная пробка со звонким хлопком вылетела из

горлышка.

Рупеску был немало удивлен несколько странной для представителя

верховного командования речью.

-- Русские не пройдут, они падут здесь костьми. Это, кажется, ваше

утверждение?

-- Мое. Я и теперь могу его повторить, если вам угодно...-- Раковичану

замолчал, очевидно испытывая некоторое замешательство и быстро придумывая

подходящий выход из неловкого положения.-- Да, я мог бы подтвердить это и

сейчас, если б нас с вами окружало поменьше глупцов вроде вашего начальника

штаба... Кстати, генерал, я хотел бы порекомендовать вам на эту должность

одного толкового офицера. Но... ладно... об этом потом!..-- Полковник налил

себе коньяку и медленно выпил. Помолчал, о чем-то размышляя.-- Политическая

обстановка в стране значительно ухудшилась, генерал. Мы с вами уже успели

убедиться в этом. Коммунисты обнаглели, они действуют почти в открытую. Им

удалось объединиться с социал-демократами в один так называемый

Демократический фронт. Вероятно, к ним присоединится и Земледельческий союз.

Круги, к которым я принадлежу, оценивают этот факт как весьма печальный. При

первом же серьезном ударе русских правительство маршала Антонеску может

полететь вверх тормашками. И мы должны заранее подготовиться к этому

нежелательному для нас, но вполне вероятному варианту... Что вы думаете о...

генерале Санатеску? Нe является ли он подходящей фигурой?

-- Фигурой?

-- Именно. Нам нужны сейчас только фигуры. Подходящие, разумеется. Так

как же вы полагаете, Санатеску подойдет?

-- Вполне. Я служил под командованием eго превосходительства. Это --

наш!

-- Продолжайте, генерал.

-- Более ярого ненавистника русских трудно найти...

-- Ну, это мне известно,-- Раковичану усмехнулся.-- Он когда-то помог

мне скоординировать кое-какие операции в Одессе и в южной Украине... Но

сможет ли он продержаться хоть немного у власти?

-- Думаю, что сможет. Санатеску тщательно скрывает свою ненависть к

русским. Более того, он разыгрывает из себя оппозиционера...

-- Ну, нам это только на руку! -- обрадовался полковник, быстро

наполняя теперь ужо обе рюмки.-- Выпьем, генерал, за Санатеску!

-- За его превосходительство выпью с удовольствием! -- Чокнулись.

Выпили. Долго молчали.

-- Россия!..-- раскрасневшись не то от коньяка, но то от поднимавшейся

в груди мутной, давящей злобы, заговорил наконец Раковичану.-- Черт, бы ее

побрал!.. Вот вчера нашему трибуналу опять пришлось расстрелять одного

солдата. Знаете, генерал, о чем разглагольствовал этот негодяй? Только, мол,

Россия поддерживала румын в их освободительной борьбе!

-- К сожалению, он прав, этот красный хам,-- мрачно выдохнул Рупеску,