Страница 50 из 59
-- Да вот как: лишь настанет ночь и водворится тишина, я полезу первым. Встану к тебе на плечи, и тогда будет нетрудно дотянуться до отверстия. Теперь понял?
-- Понять я, сударь, понял, только как же это вы полезете, а я...
-- Я втащу тебя туда же на кушаке! -- И Тольский, сняв с себя и с Кудряша военные кушаки, связал их вместе, приговаривая: -- Вот это будет служить нам веревкою.
После этого они стали ожидать ночи, когда бы можно было исполнить задуманное.
Ночь наступила ненастная, с мелким дождем и порывистым, холодным ветром. Двое часовых, стоявших у двери сарая, промокли до костей и теперь с нетерпением и бранью ждали смены, но та почему-то не являлась. Тогда солдаты, ругая свое начальство, пошли искать спасения от дождя и холода на свою квартиру.
Скоро как в доме, занятом маршалом Даву, так и на дворе водворилась гробовая тишина, прерываемая только пронзительным воем ветра и отдаленным треском горевших в Москве зданий.
-- Ну, Ванька, за дело! -- тихо проговорил Тольский и стал взбираться на плечи своему слуге. -- Сдержат ли меня твои плечи?
-- Не беспокойтесь, сударь, сдержат!
Тольский теперь свободно мог ухватиться за края отверстия, ведшего из сарая на чердак, и влезть туда. Затем, держа один конец кушака в руке, другой он спустил с чердака в сарай. Кудряш крепко взялся за него обеими руками, и Тольский, хотя и с большим трудом, втащил его на чердак.
Как ни темна была ночь, но все же они увидали на чердаке небольшое полукруглое окно без рамы и, вылезши через него, очутились на деревянной крыше сарая; одна ее сторона почти примыкала к забору, выходившему в пустынный переулок, а потому беглецам не составило большого труда спрыгнуть с крыши прямо в переулок.
Они были спасены.
-- Ну, Ванька, моли Бога: мы опять на свободе! -- проговорил Тольский. -- Пойдем скорее к Трехгорной заставе. Конечно, не через самую заставу, а где-нибудь стороною мы выберемся из Москвы.
Тольский и Кудряш быстро пошли по пустынному переулку по направлению к заставе, а затем свернули в сторону и без особых приключений добрались до вала, которым была окружена вся Москва: застава осталась правее. Ров вала оказался неглубоким и сухим, так что наши беглецы свободно перешли его и очутились за пределами города.
Дождь перестал, небо начало проясняться. Тольский с Кудряшом после довольно продолжительной ходьбы вошли в небольшую деревушку, отстоявшую верст на двадцать от Москвы, и, чтобы отдохнуть, сели на завалинку первой попавшейся избы.
В деревне было совершенно тихо, и она казалась вымершей.
-- Здесь мы в полной безопасности и можем свободно отдохнуть: я чертовски устал, -- обратился Тольский к своему слуге.
-- А я все-таки французов побаиваюсь, -- робко поглядывая по сторонам, ответил Кудряш.
-- Да как они попадут сюда?
-- Кто знает! Деревня под Москвой, не мудрено французам и сюда зайти.
-- Полно, Ванька, не накликай беды!
Ни Тольский, ни его слуга в разговоре не заметили, что за ними следила не одна пара зорких глаз.
Едва Тольский успел произнести последние слова, как был окружен несколькими десятками мужиков, вооруженных чем попало: у кого были вилы, у кого топор, коса, а кто и просто держал в руках толстую дубину. Среди них выделялся рослый, здоровенный мужик -- богатырь богатырем. Он был в кулачной рубахе и кафтане нараспашку, на голове сидела набекрень барашковая шапка. В руках у этого богатыря было кремневое ружье, а на кушаке привязан кривой нож.
-- Вяжи басурманов! -- повелительно сказал он, показывая на Тольского и на Кудряша.
-- Как вязать? За что? -- быстро вставая, произнес Тольский.
-- Э, да сей мусью по-русскому умеет? Вяжите его, братцы, покрепче! -- насмешливо произнес богатырь.
-- Вы ошибаетесь, мы -- русские, а не французы.
-- Пой, пожалуй, день-то твой! Если ты -- русский, то зачем же в басурманскую амуницию обрядился?
-- Чтобы обмануть французов и свободно выйти из Москвы.
-- Может, ты французов-то и проведешь, да не меня. А этот -- тоже русский, что ли? -- спросил богатырь, показывая на дрожавшего от страха Кудряша.
-- Разумеется, русский.
-- Что же он молчит? Аль язык от страха проглотил?
-- Ванька, скажи им что-нибудь.
-- Что же я скажу, сударь? И сказал бы, да ведь не поверят эти разбойники.
-- Ах ты, вражий сын!.. Мы не разбойники, а защитники отечества! -- грозно произнес богатырь, и его здоровенный кулак опустился на шею бедняги Ивана.
-- За что дерешься? Смотри у меня! -- крикнул Тольский.
-- Ах, страсть какая; если бы эта страсть да к ночи. Ну, что же стали, ребята? Вяжи их!
-- Постой, постой, Никитка! Зачем вязать? Может, они и на самом деле русские, а не враги-супостаты! -- проговорил седой старик, выходя из толпы.
-- Полно, дед Степан!.. Какие это русские? Просто притворяются! Как есть французы, и рожи-то у них французские. Петлю им на шею -- да на сук окаянных!
-- Не дело говоришь, Никитка, не дело... Надо вперед допросить хорошенько, резонно... Ну, сказывайте, что вы за люди? -- обратился старик к Тольскому и Кудряшу.
-- Я -- русский дворянин Тольский, а это -- мой крепостной слуга!
-- Так, так. А зачем же вы обрядились в французскую одежду?
-- Я уже сказал, зачем: чтобы обмануть французов.
-- Так, так. А какой вы веры?
-- Известно -- православной.
-- Ну так перекреститесь, а мы посмотрим.
-- Вот, смотрите! -- И Тольский перекрестился, а Кудряш последовал его примеру.
-- Так, так. Хоть и не по-настоящему, а все же креститесь. Пальцы складываете щепотью, по-нынешнему. А кресты вы носите?
Тольский и Кудряш расстегнули вороты своих рубашек и показали тельные кресты. Это окончательно заставило мужиков поверить, что Тольский и его слуга -- не французы, а русские.
-- Ну, теперь я в свою очередь вас спрошу: что вы за люди? -- обратился к мужикам Тольский.
-- Мужички мы, милый человек, мужички. Вооружились на защиту родной земли. Чай, уже не одну сотню лиходеев уложили, да вот плохо -- главы у нас хорошего нет. Никитка парень здоровый, да бестолковый: торопыга большой. Вот бы ты, твоя милость, начальство-то над нами взял.
-- Мне над вами начальствовать? Что же, я не прочь! -- несколько подумав, промолвил Тольский. -- Если вы все желаете, чтобы я был вашим начальником, то я готов!
-- Все, все просим. Будь нашим главой! Послужи царю-батюшке и родной земле! -- И мужики, в том числе и силач Никита, низко поклонился Тольскому.
Таким образом, Тольский стал начальником отряда мужиков; к его небольшому войску примкнул еще не один десяток крестьян, восставших против завоевателей, и скоро отряд состоял почти из пятисот человек, из которых большая часть была вооружена ружьями и саблями, отобранными у побежденного врага.
Тольский со своими ополченцами наносил большой вред, поражая врасплох неприятелей и действуя так же, как и остальные партизаны.
Во время Отечественной войны партизаны Фигнер, Давыдов и другие были просто бичом для французской армии. Мужики верхами, вооруженные чем попало -- кто с косой, кто с ружьем, кто с дубиной, кто с большим отточенным гвоздем, прикрепленным к толстой палке наподобие пики, -- выскакивали из леса и кидались на французов, нанося им тяжелый урон.
Тольский был хорошим стрелком, отличался необычайной смелостью и с небольшим, но отборным отрядом нападал на целые сотни неприятельских солдат, громя и обращая их в бегство; за одну из геройских стычек с неприятелем получил Георгиевский крест.
Даже Иван Кудряш, робкий парень, следуя общему примеру, оставил свою трусость и принимал участие во всех схватках с неприятелем, причем, объясняя это, сказал своему барину:
-- Ведь и я -- русский, и мне жаль родную землю. Уж если бабы и дети с французом воюют, то неужели мне сидеть сложа руки?