Страница 11 из 20
Глава 18
О том, что голод – не тетка, а Кузька очень похож на Зеленобородого.
Тимофей Митрофанович и Сергей Николаевич – слесари парка электропоездов метро – с некоторых пор стали задерживаться на работе позже обычного. Оба сухощавые, невысокие, они походили на братьев. Только один – Тимофей Митрофанович – чуть постарше и чуть повыше, а второй – Сергей Николаевич – помоложе, поживее.
– Чего это они по ночам шарят в поездах? – удивлялись их товарищи по работе. – Никак, ищут клад в кожаных диванах?
И, встречая дружков, подмигивая, спрашивали:
– Ну как? Еще не нашли?
– Да пока нет… – смущенно говорил Тимофей Митрофанович и косился на шагающего рядом напарника. – Ты, поди, разболтал? – строго спрашивал он, когда они оставались одни.
– Да ты что, – обижался Сергей Николаевич. – Я думал, это ты не вытерпел…
Подозрительных разговоров в электропоездах с той памятной ночи им не довелось слышать, но зато среди работников метро разговоров было хоть отбавляй. Кто-то из депо побывал на суде, и об истории с пирожками знали все без исключения.
Друзья каждую ночь обходили вагоны, ведя производственные разговоры. Чтобы не спугнуть невидимок, они делали вид, что тщательно осматривают состояние обшивки на сиденьях. Но все безрезультатно: невидимок, о которых под большим секретом неделю назад рассказали им в милиции, не было. Как в воду канули.
Однажды, устав после тщательных и безрезультатных поисков, искатели «клада» присели на коричневый диван.
– Знаешь, Тимофей, какая мысль у меня вот уже несколько дней не выходит из головы?
– Ну?
– А ведь мы, должно быть, вспугнули птичек, и они теперь, может, спят себе спокойным сном… на другой линии.
– Правда твоя. Сергей. Ну, конечно, спят они сейчас, милые голубчики, да над нами посмеиваются: тоже, мол, сыщики в метро нашлись!
– Я вот что думаю: не сообщить ли об этом в милицию?
– Да, пожалуй, надо…
Слесари вышли из вагона и вдруг остановились: в соседнем поезде слышались знакомые голоса.
– Ты вот что, – шепотом сказал Тимофей Митрофанович, – беги звонить, а я тут покараулю.
Он подошел поближе к окну, из которого слышался довольно громкий разговор.
– Так он и не пришел?
– Нет. Целый день простоял я там на углу – все без толку.
– Понимаешь, мне кажется, что этот человек в сером пальто и есть Зеленобородый. Значит, надо следить.
– А как же он в Москве оказался?
– Вот этого-то я и не знаю. Но ведь раз он волшебник, значит, он, наверное, может как-нибудь передвигаться. А если даже не он – все равно этот парень должен знать секрет: как из невидимок стать видимками. Помнишь, как он ловко из пузырька что-то выпил – и готово!
– Что же мы будем теперь делать? Есть хочется страшно. Хоть бы хлебца маленько… Может, домой нам поехать?
– Как же уехать, если Зеленобородый где-то здесь. Без него мы пропали. А потом, что мы скажем ребятам? Ведь это я их превратил в невидимок. И как это меня угораздило?
– Да, пожалуй…
– И потом, еще эти пирожки…
– Я уже подсчитал, нам нужно восемнадцать рублей, чтобы отдать долг Дарье Матвеевне.
– Стоп! Нас, кажется, подслушивают…
Тимофей Митрофанович, который приблизился к окну настолько, что его заметили, торопливо отскочил назад. Но было уже поздно.
– Паша! Надо уходить. Это что-то подозрительное.
– Хлопцы! – взволнованно сказал тогда слесарь. – Дело вот какое. Ваши родители беспокоятся о вас. Они прислали письмо в Москву, просят, значит, помочь найти Вадима Смирнова и Павла Кашкина. Это ведь вы, не правда ли? Вот я вам скажу сейчас приметы: Вадим Смирнов, ученик пятого класса, одиннадцати лет, волосы русые…
– Похоже, что я.
– Вот видите. Глаза серые есть?
– Есть.
– Нос прямой, над верхней губой родинка есть?
– Есть.
– Ну вот видите! Теперь Кашкин Павел. Волосы рыжеватые, глаза светло-карие…
– Кажется, есть.
– Рот большой, нос чуть вздернутый…
– Одну минуточку. Димка, у меня, что, и вправду большой рот? Нет, здесь ошибка. Что значит большой рот? У меня самый нормальный, можете посмотреть сами.
– А нос чуть вздернутый и подбородок круглый – уже менее уверенным тоном спросил Тимофей Митрофанович. – Это есть?
– Так точно! Все на месте!
– Вы тут вот, хлопчики, горевали о еде. Может, поедем ко мне? Поедите, поспите как полагается, досыта. А? Я живу за городом. Может, слышали – Расторгуево? От Павелецкого вокзала рукой подать. Не слышали? Ну ничего, что не слышали. Стало быть, у вас все впереди.
– Спасибо вам, но только нам нельзя к вам ехать.
– Почему же?
– А вы нас отправите в милицию.
– Зачем же обязательно в милицию? А потом, если вы люди честные, так чего вам милиции бояться? Она, наоборот, помочь в беде может. Это не про вас ли пропечатали в газете, что вроде девчонку из-под машины спасли, Марусю Логинову.
– Было такое.
– Ну вот видите, – оживился слесарь. – А ведь она, Марусенька, начальнику городского-то управления милиции дочкой приходится. Полковнику Логинову. Вот оно как. Так что в случае чего прямо к Логинову, Василию Михайловичу. Он уж вас в обиду не даст.
– А далеко это Расторгуево?
– Дом-то мой? Да нет, недалечко. Минут сорок езды. А то и меньше.
– Может, поедем, а, Димка?
– Ну хорошо. Мы поедем. Спасибо вам большое.
Сергей Николаевич вернулся через несколько минут и застал своего напарника в обществе ребят. Об этом можно было догадаться по оживленному разговору, который слышался из вагона.
– Значит, вы были знакомы с Зеленобородым? – с недоверием спрашивал мальчишеский голос.
– Да вот так, как сейчас с тобой разговариваю, так разговаривал с ним.
– Вот здорово! Нам, Димка, просто повезло!
– Все равно до утра ждать электрички. Может, расскажете нам про Зеленобородого? – попросил Вадим.
– Ну что ж, это можно, – согласился Тимофей Митрофанович. – Благо времечко есть. Отчего и не вспомнить, что было да чего и не было.
Старик почесал в затылке, хитро улыбнулся – одними глазами – и начал издалека…
Давно это было, недавно ли. А только жил да поживал на свете паренек один. Кузьмой его звали. Ну, кто и Кузькой назовет – тоже не обижался. Он ведь сам-то любого мог обозвать как угодно. Озорник был – свет таких не видывал. Бывало, девчонки на вечерку соберутся, а он чертом обрядится да и давай их за косы-то дергать. Другая и знает, что это Кузька развлекается, – да все одно страшно. Черт – черт и есть. Верили тогда люди во всякую чепуху.
Ну, завтра, конечно, все срамят, проклинают Кузьку, а он нет чтобы повиниться, исправиться там. Он еще какую проказу выдумает, да похлеще первой. То двух коров хвостами свяжет и стеганет их крапивой, то скамейку подпилит, сядут на нее старухи посумерничать – хлоп на землю. Одним словом, озорник, и только.
Ничего сделать не могли с ним. Собрались раз старики и промеж собой говорят: «Надо, мол, его проучить разок-другой. Да так проучить, чтоб он озоровать-то бросил». Долго думали. День думали. Ночь думали. Еще ночь с днем прихватили. И придумали наконец.
Вот, однажды Кузьма снова пришел на вечерку, распугал девчат. А одна не боится его вроде. Стоит себе, семечки пощелкивает. Кузька даже удивился, что за смелая за такая. Вот я тебя, мол, крапивой сейчас. Сорвал крапивы да к ней, значит. Да и очутился в яме. Бился он, бился, а выбраться не может. Ну, ночью кое-как вылез, ушел домой.
А только учеба-то впрок ему не пошла. Хуже прежнего стал шуметь по селу, девушке этой просто проходу не дает. Однажды поймал да и привязал косами за дерево. А в одном доме окна и двери ночью заколотил. Люди выйти хотят, ан не тут-то было.
Разозлились люди на озорника – сил нет. Снова собрались старики. День с ночью думали, еще день с ночью, да еще третьи сутки прихватили. И придумали наказание Кузьке. Поймали его всем селом вечером, в мешок завязали да и понесли на берег озера. У нас за селом озеро широкое, берега круты. Я ведь сам-то родом тоже из Сибири. Вот бросили Кузьку в озеро и пошли. Пришли домой и говорят: «Ну, все! Был Кузька – да не стало. Некому больше озоровать».