Закаленные крылья

Слова гостя донеслись до слуха всех, кто его встречал, и это произвело на них очень приятное впечатление. Мы и до приезда Дрекалова знали, что он один из лучших советских летчиков, а многие из нас, кому посчастливилось встречаться с ним в Советском Союзе, рассказывали, что он строг и педантичен даже более, чем это необходимо. Именно поэтому первое знакомство с Дрекаловым заставило нас призадуматься. Мы слышали о его суровом характере, и это никак не вязалось с тем, что мы увидели. Этот человек, может быть сам того не желая, показал, что в нем есть поэтическая струнка. Вероятно, и у нашего гостя начало создаваться мнение о нас, и прежде всего обо мне. Дрекалов очень удивился тому, что я такой молодой и светловолосый: он думал, что увидит пожилого и смуглого болгарина. Может, это ему пришлось не по душе и он счел, что встреча со мной сулит только осложнения и неприятности?

Как бы там ни было, полковнику Дрекалову хотелось как можно скорее поближе познакомиться со мной. Это было в его характере: прямо на месте и без излишней деликатности решать самые сложные вопросы. Он согласился пойти в штаб. Туда же явилась и группа офицеров. Гость сразу же почувствовал, что между офицерами установились непринужденные и задушевные отношения, и это ему понравилось. Если бы различия в званиях и служебном положении стали камнем преткновения в дружеских связях между людьми, то это [175] дополнительное осложнение могло бы помешать ему выполнить возложенную на него миссию.

- Ну как, друзья, будем летать? Моя специальность - сложные метеорологические условия и перехваты.

- Именно поэтому мы и ждали вас, товарищ полковник.

- Знаю. Раз уж мы собрались все вместе, не следует ли нам начать совещание? Извините меня за то, что так ставлю вопрос. Я гость и не знаю, как у вас принято.

- Мы готовы, тем более что у нас такой порядок: все дела обсуждать коллективно, - объяснил я.

- Это хорошо. Тогда начинайте.

- Товарищ полковник, если можно, то у меня есть вопрос, - поднялся со своего места Соколов. - Вы наш гость, а получается, что мы с первого же дня хотим вас измотать. Может, вы хотите осмотреть город или отдохнуть?

- Город я видел с самолета, а в отдыхе не нуждаюсь. Мне кажется, что я, как только вдохнул болгарский воздух, сразу же помолодел. Вот вы все здесь совсем молодые люди, вероятно, потому, что дышите этим воздухом каждый день.

- Вы правы, товарищ полковник, мы молоды, и республика у нас молодая, - ответил Димов.

- Важно то, что и я помолодел среди вас. Буду счастлив, если вы станете относиться ко мне как к другу, а не как к назойливому пожилому дяде, - пошутил Дрекалов. - Если мы не станем добрыми друзьями, то нам будет трудно. Если нет взаимного доверия, небо для летчиков опасно. Это как в цирковом искусстве. Там два или три человека выполняют вместе какой-нибудь номер. Жизнь каждого из них подвергается опасности, но каждый доверяет своим товарищам и делает в воздухе самые головокружительные трюки. А в небе все еще более сложно и трудно. Небо бескрайне. Вообще-то, друзья, искусство перехватчика - вершина летного мастерства. Не каждый может стать перехватчиком. Ведь летчик-истребитель должен думать не о том, как надо летать, а только о том, как сбить противника. В этом смысл его работы…

У нас получилось не совещание, а дружеская беседа, [176] предварительное знакомство. Многое из того, о чем говорил Дрекалов, было хорошо известно летчикам, однако в его устах приобретало программный оттенок. На аэродром незадолго перед этим прибыли первые самолеты-перехватчики и, как все новое, дали повод для бесконечных разговоров. Если бы мы располагали такими машинами раньше, то могли бы обнаруживать самолеты противника независимо от того, где они находились. В самом деле, какое великолепное изобретение этот самолет-перехватчик! Он может обнаружить и догнать неприятеля и в дождь, и в снег, и днем, и ночью. Летчик поразит цель, даже не видя ее. Но чтобы стать перехватчиком, летчик должен в совершенстве усвоить технику пилотирования по приборам и тактику действий. Лучшие летчики в М. уже обучались на перехватчиков, а гость сразу же начал говорить о своих более отдаленных планах, что привело в явное замешательство его новых коллег.

- Да-а! - протяжно и задумчиво говорил Дрекалов. - Война в Корее закончилась, а военные специалисты еще долго будут изучать ее уроки. Особенно мы, летчики, должны сделать выводы, потому что там впервые обе стороны использовали реактивную авиацию. Должен сказать вам, друзья, что возникли серьезные споры о том, как будут вестись воздушные бои на реактивных самолетах: будут ли это схватки между отдельными самолетами или несколькими парами или между средними и крупными авиасоединениями?

- Как мне показалось, товарищ полковник, вы, по-видимому, придерживаетесь второй точки зрения?

- Так точно. И кое-кто поэтому считает меня фантазером.

- Но ведь то, что вы говорите, действительно граничит с фантастикой, - осторожно вмешался в разговор начальник штаба.

Дрекалов пристально посмотрел на него и продолжал:

- Думаю, что летчикам не составит большого труда опровергнуть первую точку зрения. Все трудности упираются в управление полетами с земли. Вы сами можете себе представить, что значит управлять с командного пункта не двумя, не четырьмя самолетами, а целыми эскадрильями, полками, разбросанными по всему [177] небу на десятки километров. Да, это в самом деле дьявольски трудно, но представьте себе также и то, что противник навяжет нам именно такой бой. Если мы воспримем первую точку зрения, то сразу же окажемся перед серьезными затруднениями. Поверьте, пока я жив, я буду придерживаться второй точки зрения.

Дрекалов неожиданно остановил взгляд на мне, как будто ожидал от меня поддержки. Я понял его и полушутя добавил:

- Если товарищ Дрекалов намеревается доказать правоту второй точки зрения, то нам не привыкать участвовать в экспериментах. Новинки по душе нашим летчикам. При первых ночных полетах мы фонарями освещали взлетную полосу. Соколов может рассказать вам об этом.

- Симеон Стефанович! Благодарю вас за эти слова! - вскочил со своего места гость и обнял меня.

Этот первый разговор с полковником Дрекаловым не остался без последствий. Он до мельчайших подробностей стал известен всем летчикам и очень взволновал их. Лучшие из них - Соколов, Димов, Цеков, Пенчев, Калудов - сделались горячими сторонниками Дрекалова, но нашлись и другие, - правда, их оказалось совсем мало, - которые скептически отнеслись ко всем этим планам. Те, что остались в меньшинстве, говорили, что полковник Дрекалов затеял это только для вида. Но на следующий же день полковник включился в работу, и на первый взгляд всем казалось, что его внимание целиком поглотили мелочи. А до летчиков доносились слухи, что и наши болгарские специалисты придерживаются разных мнений.

Но мы с Дрекаловым так не думали. Между нами установились чистосердечные дружеские отношения. Мы верили и знали: все, что мы решили, осуществится. Должно осуществиться! Мы оба отдавали себе отчет в том, что, прежде чем приступить к эксперименту, нужно терпеливо провести всестороннюю подготовку. Каждый день, каждую ночь на протяжении многих недель и месяцев аэродром напоминал гигантскую лабораторию, в которой разрабатывались и проверялись новые методы перехвата. Полковник Дрекалов, державший в своих руках все нити этого огромного дела, успевал побывать у всех. Просто не верилось, что такое в человеческих [178] силах! Все удивлялись тому, что он обращал внимание на такие мелочи, которым до самого последнего времени никто не придавал серьезного значения, например, на чистоту в кабине. А Дрекалов считал, что это чрезвычайно важно.

- Перехватчик должен обнаружить самолет противника, когда тот кажется точкой в небе, а грязь в кабине может сыграть роковую роль, - пояснил Дрекалов. - Представьте себе, что на стекле есть маленькая точка, ведь она может ввести вас в заблуждение.

У Дрекалова все было выверено: и жесты, и слова. Он удивительно умел ценить свое время и именно поэтому производил впечатление чересчур серьезного человека. С полным знанием дела он работал с летчиками, и с техниками, и с заместителями командиров по политчасти. В предпринятом им трудном деле ему одинаково нужны были и те, и другие, и третьи. И уже в начале лета мы довели подготовку до необходимого уровня. Оставалось только определить дату проведения эксперимента.