Страница 41 из 67
Заместитель командира начал рассказывать о борьбе с аэростатами, и журналист стал торопливо вносить в свой блокнот эти сведения. Насколько легче ему давался разговор с этим человеком, в то время как командир ограничился лишь сожалением по поводу того, что не может взять его с собой в самолет! А ведь это прозвучало не без иронии.
Савва Нецов уже забыл о журналисте. В тот зимний день солнечные лучи стерли из его памяти образ корреспондента. С командного пункта поспешили сообщить, что никакого аэростата нет, что он напрасно был поднят по тревоге.
«Ну, раз нет аэростата, то я хотя бы спокойно полетаю», - без всякого сожаления решил майор.
Он по- настоящему соскучился по небесным просторам. Его всегда влекло чистое, полное света небо. Савву неудержимо тянуло ввысь. И вот, находясь в таком превосходном расположении духа, он решил набрать высоту. В этот момент его снова вызвали с командного пункта. Савва вздрогнул, услышав приказ взять курс на Софию. Там появился аэростат. Через несколько минут Нецов уже пролетал высоко над покрытыми снегом хребтами Стара-Планины. На западе горизонт оставался таким же чистым и светлым, и пилот легко обнаружил огромный аэростат. Ему даже показалось, что в небе [170] плывет неуклюжее воздушное чудовище, огромный кит, способный, если его серьезно ранить, превратить в щепки любое судно. Подумав об этом, летчик тотчас же вспомнил о приключенческих морских романах, когда-то так сильно действовавших на его воображение. В любой момент можно было ожидать столкновения с аэростатом -тот летел на одной с ним высоте и прямо ему навстречу. Нецов нажал гашетку: из стволов трех пулеметов тотчас же вырвались огненные струи. Дав короткую очередь, Савва энергично отвел машину в сторону от поблескивавшего в лучах солнца чудовища. Он подошел к цели так близко, что его самолет мгновенно оказался в непосредственной близости от зоны взрыва. Нецов даже не предполагал, что языки пламени и дым могут распространиться на такое большое расстояние. Лишь в силу какой-то счастливой случайности самолет Нецова не угодил в зону взрыва. Но самолет довольно сильно встряхнуло. Несколько секунд пилот боролся с рычагами управления, и ему удалось предотвратить вход самолета в штопор. Нецов сразу понял, что аэростат, который ему удалось сбить, не совсем обычный. Впоследствии он узнал, что аэростат нес в себе восемьсот килограммов груза.
Нецов испытывал буйную радость китолова, поразившего одним ударом гарпуна не простого кита, а кашалота. Он сделал вираж, чтобы увидеть, куда упал груз. Долго пришлось всматриваться, прежде чем удалось обнаружить три огромных раскрытых парашюта. О месте их приземления Нецов сообщил на командный пункт. Опьяненный своей победой, Савва повернул на восток. Теперь он летел, испытывая сладостную усталость и острое желание отдохнуть.
На аэродроме его ждали товарищи. Они бурно проявляли свой восторг, а он весело поглядывал на них и не скрывал своей радости.
- Не вижу журналиста, - внезапно вспомнил Нецов. - Приведите его. Черт побери, такое, пожалуй, стоит описать.
Журналист, все еще не забывший обиды, крайне удивился, когда ему сказали, что майор сам хочет видеть его. На сей раз журналист встретился совсем с другим человеком: у этого было по-детски добродушное лицо, и он совсем не походил на того командира, беседа [171] с которым в кабинете прошла столь неудачно. Благодаря профессиональному чутью журналист сразу же уловил самое существенное. Его обида пропала, когда майор с улыбкой похлопал его по плечу.
- Извините меня, дорогой, при первой встрече я немного переборщил, - рассмеялся Нецов. - Пойдемте ко мне в кабинет и продолжим беседу.
Через два дня Нецов прочел в газете репортаж.
- Хорошо написал. Башковитый парень…
Второй эпизод, значительно более интересный, чем все предыдущие, почему-то остался незамеченным. Случилось это в воскресенье. На командном пункте заступил на дежурство майор Нецов, а капитан Трифонов вылетел на перехват появившегося аэростата. В тот день в ближайшем городе должен был, как утверждали болельщики, состояться исключительно важный футбольный матч, и с самого утра с десяток офицеров уехали на стадион. А капитан Трифонов словно бы решил над самым полем стадиона показать публике другой, полный драматизма спектакль. И должно быть, «спектакль» в самом деле оказался значительно более интересным, раз пятьдесят тысяч болельщиков перестали следить за игрой и все до одного не спускали глаз с неба. Обо всем этом нам потом рассказали офицеры с аэродрома в М.
Трифонов, обстреливая аэростат, попал в него, но с ужасом увидел, что тот и не думает падать. Нецов погорячился и приказал любой ценой сбить аэростат. Но как раз в этот миг вспыхнула красная сигнальная лампочка, и летчик сообщил, что у него осталось всего триста литров горючего.
- Не срами меня! Атакуй! - как будто и не слышал его сообщения командир, принимая на себя всю ответственность за то, что ставит летчика в критическое положение. - Атакуй!
И капитан Трифонов атаковал. И снова поразил аэростат, однако тот не падал на землю. Только через час этот аэростат новой системы, состоявший из множества отдельных камер, благодаря чему он так долго держался в воздухе, весь изрешеченный пулями, упал на землю.
Но капитан Трифонов этого уже не видел. Ему следовало немедленно идти на посадку, пока он не остался [172] без капли горючего. Приземлившись, Трифонов решил, что скорее подаст в отставку, чем предстанет перед взором своего командира. Его искали повсюду, чтобы поздравить с боевым успехом: ведь до этого специалисты утверждали, что сбить многокамерный аэростат невозможно.
- Может, он запил где-нибудь от горя и стыда. Немедленно разыщите его и, хоть связанного, приведите сюда! - сердился и радовался Нецов, отдавая этот приказ близким друзьям Трифонова. [173]
Часть четвертая. Все выше, на малых высотах и все быстрее
1
Полковник Советских Военно-Воздушных Сил Всеволод Васильевич Дрекалов сразу после приезда принялся за работу. С этого дня и до самого окончания срока его пребывания в Болгарии им было пережито множество трудных, но незабываемых часов и дней. Этого высокого и стройного светловолосого человека, казалось, ничто больше не интересовало, кроме жизни аэродрома, захватившей и закружившей его, как бурный поток во время половодья.
У Дрекалова была лишь одна любовь и страсть - небо. Впервые вступив на болгарскую землю, он захотел внимательно осмотреть это небо, которое только что пересек на самолете, хотел увидеть, как оно выглядит снизу, с земли. Небо повсюду остается небом - в России, на Украине, в Грузии, но опытный глаз всегда может уловить его многообразие. Оно словно отражает реки, горы, равнины, а они повсюду разные. Так, возможно, показалось и Дрекалову. Он, наверное, подумал, что у этого неба должно быть имя, потому что обратился ко мне с необычным вопросом.
- Как его зовут? - показал он рукой вверх.
- Небо? - удивленно спросил я.
- По-моему, и небо следует крестить, - улыбнулся гость. - Люди просто еще не догадались об этом. Самым маленьким ручейкам дали имена, а небо для всех остается просто небом. Это можно объяснить тем, что [174] человек летает всего лишь полвека, а реки и ручейки пересекают землю тысячелетиями. Но я убежден, что человечество когда-нибудь придет к этому.
- Товарищ полковник, вы видите над собой и восхищаетесь… фракийским небом!
- Вы только что это придумали? - спросил Дрекалов.
- Так точно.
- Ну ничего! Может, и Черное море получило свое имя от какого-нибудь мореплавателя в тот момент, когда бурные волны перевернули его лодку. Так, значит, это фракийское небо? Как хорошо, что мне повезло и я увидел его впервые в такой прекрасный весенний день! Чем больше расширяется горизонт, тем сильнее иллюзия беспредельности неба. И это великолепно, божественно!