Закаленные крылья

За несколько минут мы долетели до долины реки Струма и в тот же миг неподалеку увидели объятый пламенем самолет. Стало ясно, что наши истребители сбили нарушителя, не дали сбежать за границу. Мы поторопились вернуться на аэродром в М., чтобы там узнать подробности инцидента.

Оказалось, что это был израильский транспортный самолет. То, что его сбили над нашей территорией, - несчастный случай, происшедший по вине экипажа, отказавшегося посадить самолет на аэродроме в Софии. Как выяснилось, экипаж перевозил контрабанду.

Тревожные ночи мы переживали тогда. Но самыми тяжелыми из них были лунные ночи.

Напряжение - изнурительное, изматывающее, которое постоянно испытывал наш немногочисленный отряд ночных истребителей, росло. Оно продолжалось месяцами и годами. Чтобы держать экипажи и расчеты в состоянии боевой готовности, выработать высокие морально-волевые качества у летчиков и установить железную дисциплину, на аэродромах круглосуточно проводилась организационная работа. Командиры и штабы, политорганы и партийные организации трудились исключительно активно и использовали все возможные и известные из опыта советской авиации формы и методы обучения. Но самой эффективной оставалась индивидуальная работа с пилотами, техниками и солдатами. Нередко мы проводили партийные собрания ночью, непосредственно перед стартами. Мне никогда не забыть эти собрания: активные, короткие, как во фронтовых условиях. Но разве мы находились не в таких условиях? Вся сложность морально-психологической подготовки [166] воинов ВВС состояла в том, что эта необъявленная война велась империалистами ночью и тайно, причем с применением только летательных аппаратов и преимущественно на небольших высотах.

9

Когда наши воздушные границы нарушителям больше не удавалось пересекать безнаказанно и вражеские самолеты могли проникать на нашу территорию все реже и реже, неожиданно в болгарском небе появился новый противник - аэростаты-разведчики. Их запускали и днем и ночью на высоту до сорока тысяч метров, в то время недоступную для реактивной авиации и ракет «земля-воздух». Оказалось, что применение аэростатов-разведчиков дает значительно больший эффект, так как они, оборудованные сложной аппаратурой, передвигались воздушными течениями и были почти неуязвимы. Если к аэростату снизу приближался самолет, то автоматически включалось специальное устройство и аэростат быстро набирал большую высоту. Иногда и это не спасало. Тогда конструкторы позаботились о том, чтобы сделать смертоносным пространство вокруг пораженной цели. В результате взрыва горючая смесь, которой заряжали аэростаты, сжигала все вокруг на расстоянии нескольких сот метров. Для самолета, попавшего в эту зону, это означало верную гибель. Двигатели отказывались работать, и самолет попадал в критическое положение.

Началась еще более трудная и еще более напряженная борьба с аэростатами-разведчиками. В качестве первой меры мы рекомендовали устанавливать на самолетах дополнительные реактивные двигатели, что позволяло бы набирать большую высоту.

Первым сбил аэростат капитан Трифонов. Он догнал его на высоте тринадцати тысяч метров и расстрелял с дальней дистанции. Капитан еще находился в воздухе, когда получил второй приказ о преследовании еще одного аэростата-разведчика.

Летчики решили отпраздновать в столовой аэродрома такой богатый улов. Трифонов, радостно улыбаясь, рассказывал о том, как он прицелился и как стрелял, [167] не приближаясь к опасной зоне. Как выяснилось, один из аэростатов доставил ему довольно много хлопот. Снаряды пробивали его насквозь, но он, как заколдованный, продолжал парить в воздухе.

- Значит, надо целиться в аппаратуру, иначе весь твой труд пропадет зря, - сделал вывод летчик. - Это ведь не шутка - сбить аэростат. Они имеют весьма солидный диаметр.

А Савва спросил:

- А ты знаешь, во сколько обходится один аэростат?

- Да откуда же мне знать?

- Очень просто. Детский воздушный шарик стоит один лев, - шутливо продолжал командир полка майор Савва Нецов. - А во сколько раз аэростат больше детского шарика? Ну, капитан, у тебя такая невиданная добыча, что стоит закатить пир для всего подразделения.

- Товарищ майор, если мы договоримся обмывать каждый сбитый аэростат, то какому-нибудь винзаводу придется работать только на нас, - поддержал шутку один старший лейтенант.

- Вот и отлично! - закричали остальные. - Ни одного аэростата не оставим, все до одного собьем своими точными выстрелами.

Нецову захотелось немного смягчить нотки, остановить поток безудержного бахвальства: а вдруг появится начальство, услышит их хвастливые речи - потом насмешек не оберешься!

- Ну, насчет винзавода и думать забудьте. Мы никогда не были гуляками и не станем ими. Да и не так-то все просто. Эти аэростаты еще создадут нам немало хлопот.

Дня через два-три после этого, когда Нецов работал у себя в кабинете, ему позвонил заместитель командира по политчасти и сообщил, что какой-то журналист из Софии просит принять его.

- Товарищ командир, видно, люди прослышали о нашем подразделении. Расскажите ему то, что можно.

- К черту этих писак! - в сердцах выругался Нецов.

- Ну же! Будьте полюбезнее. У нас в столовой аэродрома уже идут разговоры о том, кому достанутся [168] лавры. Не забывайте, что печать - великая сила. Это не мои слова, так сказал Ленин.

- Лавры пусть достаются другим! - И Нецов повесил трубку.

Через минуту один из сержантов привел журналиста. Того явно смущал такой хмурый и недружелюбный прием. Правда, заместитель командира предупредил журналиста о том, что не следует придавать слишком большое значение настроению майора, который на первый взгляд может показаться чудаком, но на самом деле интеллигентный человек, настоящий софиец. Журналист, попав в неудобное положение, заметно растерялся, и первый его вопрос прозвучал весьма наивно.

- Товарищ майор, я хотел бы написать о вас очерк. Так вот мой первый вопрос: почувствовали ли вы себя по-настоящему счастливым, узнав, что удалось сбить аэростаты?

Пренебрежительное отношение Нецова к журналисту сменилось насмешливым.

- Неужели это будет самым важным в вашей статье? - спросил он.

- Я не имею намерения писать статью. Возможно, мои вопросы покажутся вам наивными, но, как бы вам это объяснить… я собираю материал для Очерка. Прошу вас, не удивляйтесь, что я расспрашиваю о таких мелких подробностях. Именно они помогут мне создать что-то большое, значительное.

- Ладно! - кивнул головой Нецов. - О мелочах я ничего не могу вам сказать. Спрашивайте о существенном, тогда на основании существенного сможете составить себе представление о мелочах, - поучительно продолжал майор. - Не знаю, поймете ли вы меня правильно. Летчики не любят копаться в мелочах, но это уже из другой области - из области психологии. А из того, что произошло, ни в коем случае нельзя делать дешевую сенсацию.

Журналист, задетый словами майора, попытался выпутаться из неловкого положения и дать дополнительные объяснения. Наверное, он говорил бы еще очень долго, если бы их разговор не прервал телефонный звонок.

Майор Нецов поднял трубку. Закончив говорить, он [169] встал, развел руками и уже немного более учтиво сказал гостю:

- Мне нужно вылетать. Снова появился аэростат. Если бы я мог прихватить вас с собой, чтобы вы все увидели собственными глазами, тогда вам не понадобилось бы расспрашивать меня. Но, к сожалению, я не могу этого сделать: в самолете только одно место. - И он торопливо вышел из кабинета. Журналист остался в одиночестве.

Через минуту-другую, выходя из штаба, журналист увидел взлетающий в небо самолет. К удрученному неудачей корреспонденту подошел улыбающийся заместитель командира по политчасти.

- Вы, вероятно, не успели закончить разговор? Ну ничего, ваш репортаж получится более интересным, если майору удастся сбить еще один аэростат.

- Не всегда выпадает такая удача! - с сожалением ответил журналист.