Страница 39 из 67
Весь дальнейший ход событий подтвердил, что мы имеем дело с самым опытным противником, который, как настоящий бандит, нападая, тут же торопится ускользнуть, чтобы не пришло заслуженное возмездие. Мало того, что противник засылал к нам самолеты-разведчики, - наше воздушное пространство начали нарушать транспортные и даже пассажирские самолеты. Вот до какой степени забылись в своем стремлении унизить нашу национальную честь господа империалисты! И прежде всего им хотелось разделаться с военными летчиками-истребителями. Нужно было проучить противника любой ценой.
Летчики становились все более несдержанными. Они уже прошли через самые трудные этапы подготовки к полетам на реактивных самолетах, которая в нормальных условиях должна была длиться годами. Теперь нам не составляло большого труда обнаруживать иностранные самолеты.
Еленский находился в воздухе, когда ему сообщили, что противник с севера нарушил воздушное пространство Болгарии. «Только бы он мне попался!» - погрозил летчик, с быстротой молнии пролетая над Стара-Планиной. И вот где-то над Плевеном он наконец-то увидел иностранный самолет.
- Установи точно, какой это самолет, боевой или транспортный, и только после этого открывай огонь! - приказал ему с командного пункта подполковник Желязков.
- До каких пор мы эту песню будем петь? - вспылил, не сумев подавить в себе ярость, Еленский. - Если это транспортный самолет, что же, его по головке гладить и демонстрировать им, какие мы учтивые и добренькие? А нарушитель будет над нами смеяться?
Еленский покружил справа и слева от самолета, но [162] так и не смог установить, какой это самолет - транспортный или боевой.
- Черт побери, разрешите мне открыть огонь, потому что я ничего не вижу! - кипятился летчик.
- Не хитри! Смотри внимательнее!
«Значит, надо к нему приблизиться, - разозлился Еленский, - и поздороваться с экипажем: добро пожаловать, господа, как поживаете, кто вы такие?»
Генерал Кириллов, который тогда командовал авиацией, в ту ночь, как обычно, находился у себя в кабинете и поддерживал постоянную связь с подполковником Желязковым. И на нем сказывалась неимоверная усталость из-за бесконечных тревожных ночей: ведь все это время у него концентрировались все хорошие и плохие вести, поступавшие с военных аэродромов. Генерал тяжело переживал крупные и мелкие события, сознавая свою ответственность за все происходившее там. Он испытывал те же чувства, что и во времена гражданской войны в Испании, и в годы Великой Отечественной войны, когда он, будучи летчиком, проявлял безмерную храбрость.
Никто не смог бы отрицать, что между теми временами и нынешними существенная разница - ведь тогда велась жестокая война. Но и сейчас генерал испытывал ту же усталость. Дело даже не только в том, что ночами то один, то два иностранных самолета нарушали нашу границу. Командующий понимал: его усталость является результатом перенапряжения Он прежде никогда не мог даже предположить, что, после того как пережита самая тяжелая в истории человечества война, другие люди при других обстоятельствах могут подвергнуться тем же испытаниям. Его советские коллеги, все последние годы от всей души помогавшие болгарским летчикам, сами удивлялись и поражались тому, что им доводилось наблюдать.
Когда командующему сообщили, что Еленский преследует нарушителя, генерал запретил летчику стрелять, пока тот не выяснит, какой это самолет: транспортный или боевой.
А Еленскому уже удалось догнать нарушителя. Летчики, находившиеся на аэродроме, наблюдали за тем, как он конвоирует иностранца. Эти люди, прошедшие через множество испытаний, откровенно выражали свои [163] чувства. У штаба собралась большая группа офицеров, и оттуда доносились реплики:
- Ну чего ждет Еленский? Уж не прикусил ли он язык от страха?
- Так ведь это же транспортный самолет! Нельзя стрелять!
- И в транспортном самолете могут находиться диверсанты. Знаем мы этих подлецов!
- Пусть обстреливает! Пусть обстреливает! - таково было общее желание.
- Все хотят, чтобы самолет был сбит. Еленский так просто из кожи вон лезет, - доложил Желязков генералу Кириллову.
- Не поддавайтесь на провокацию. - Генерал вспомнил, что именно сейчас в городе полно иностранцев. - Разрешите Еленскому только припугнуть нарушителя, дать предупредительный выстрел, чтобы тот понял, что мы можем его сбить.
На командном пункте взволнованный расчет затаил дыхание. Еленский с остервенением атаковал вражеский самолет и выпустил очередь трассирующих пуль, прошедшую буквально у самого корпуса самолета-нарушителя.
Сколько поздравлений получил потом Еленский, хотя сам остался недоволен собой! Но, как утверждали его завистливые коллеги, он просто везучий. Однажды, когда Еленский на большой высоте бороздил светлое, освещенное луной небо, он вдруг вдали заметил какой-то странный предмет. Сразу никак не мог понять, что это такое. Но когда понял, что это самолет, и возможно самолет-разведчик, он так разволновался, что даже забыл сообщить об этом на землю. Еленский стал обдумывать, как и с какой стороны атаковать врага, пока тот не успел опомниться. Он так резко сманеврировал, что сам удивился, как это он не угодил в штопор, но зато вдруг оказался в непосредственной близости от «странного предмета». Выяснилось, что это многомоторный винтовой самолет. Наконец-то воздушный пират пойман на месте преступления!
- Вступаю в бой, - это были единственные слова, которые летчик успел передать в эфир, после чего прервал связь с землей. [164]
- Ну, гад, теперь с тобой покончено! - приговаривал он, подзадоривая самого себя.
Еленский набросился на самолет, как ястреб; огненные очереди его пулемета прорезали воздушное пространство вокруг врага. Винтовой самолет, не приняв боя, начал резко снижаться. С этого момента его могло спасти только снижение, потому что на малых высотах реактивный самолет теряет способность маневрировать. Развив огромную скорость, Еленский оказался впереди противника. Он ясно представлял себе, что, если все будет продолжаться таким же образом, нарушитель получит возможность ускользнуть. Тогда придется постоянно догонять и обгонять противника и обстреливать из неудобной позиции.
- Ну нет, ты у меня не вырвешься! - кричал он.
И тут Еленский вспомнил, что у него есть возможность снизить скорость реактивного самолета, к чему он никогда до этого не прибегал. И теперь он воспользовался этим. Выпустил шасси и закрылки, как это делается при посадке, и сразу же скорость его самолета сравнялась со скоростью самолета противника. Не ожидая, видно, подобной реакции со стороны преследователя, противник впал в панику. Еленский заметил, что самолет-нарушитель из последних сил пытается любой ценой добраться до государственной границы. «Миг» продолжал поливать самолет противника огнем даже после того, как изрешетил пулями весь его фюзеляж. Тот все не падал на землю. А как страстно хотелось Еленскому собственными глазами увидеть, как враг, объятый пламенем, рухнет на землю! Граница проходила буквально рядом. Еленский, стиснув зубы, не отставал от противника.
Через два дня в одной из иностранных газет поместили некролог, в котором сообщалось о гибели при исполнении служебных обязанностей трех летчиков.
Происшествия, героем которых в то время стал Еленский, вызывали взрывы восторга, и летчики сгорали от нетерпения раз и навсегда отбить у воздушных пиратов желание нарушать нашу границу.
Однажды я летел в двухместном самолете с только что прибывшим к нам в подразделение полковником Шишинюком. С первых же дней он показал себя отличным летчиком и прекрасным товарищем. Он приехал [165] как будто специально для того, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после отъезда Ивана Алексеевича Елдышева. Мы пролетали с ним над Родопами, когда получили приказ взять курс на запад. Какой-то неизвестный самолет среди бела дня, как было сказано в приказе, пересекал воздушное пространство Болгарии с севера на юг и, несмотря на все предупреждения, отказывался сообщить, кто он такой, и сесть на один из аэродромов. Он продолжал свой путь, вел себя нагло, торопясь ускользнуть за границу. Мы любой ценой должны были пресечь ему путь к границе и не позволить нарушителю вырваться.