Закаленные крылья

Неимоверным усилием воли мне удалось сдержать волнение.

Инспектор продолжал:

- И самый неумолимый факт - это случившееся со Стефаном Ангеловым. Не отрицаю, он был хорошим летчиком. Но происшедшее весьма поучительно, потому что наши хорошие летчики страдают головокружением от успехов и руководствуются личными побуждениями, толкающими их на то, чтобы любой ценой добиваться повышения по службе. Вы видите сами, товарищи, как дорого можно поплатиться за мелкие страсти. Из наших летчиков мы должны воспитывать патриотов с высокой коммунистической моралью, а не авантюристов и карьеристов. В этом я лично усматриваю вину товарища Симеонова.

Инспектор сел, и в просторном кабинете воцарилась напряженная тишина. Поверив в то, что подобным аргументам никто не посмеет что-нибудь противопоставить, инспектор утопал в блаженстве и со снисходительной улыбкой поглядывал на поднимающегося из-за стола командующего ВВС.

- Товарищи, в отношении фактов, которые привел инспектор, я ничего больше не могу добавить. Он вел расследование и отвечает за это. Но я хотел бы остановить ваше внимание на другом. По существу, здесь [117] очень мало говорилось о самом несчастном случае. Инспектор был летчиком, но ни словом не обмолвился о том, как он сам объясняет случившееся. Он пустился в поиски каких-то вторичных причин и обстоятельств гибели летчика, но, несмотря на это, картина катастрофы не прояснилась. Позвольте мне высказать свое мнение. Попытаемся объяснить причины нервной депрессии, которая отмечалась у майора Ангелова в последние дни.

Спокойное начало выступления генерала Захариева вызвало у инспектора сильное замешательство.

- О погибших надо говорить с уважением, это элементарная человеческая обязанность! А инспектор не пощадил ни мертвых, ни живых! Я лично знал Стефана Ангелова, и мне стало обидно, когда я услышал от инспектора, что наш товарищ погиб потому, что добивался новых званий и должностей. Если это справедливо, то тогда нужно поверить и тому, что все советские летчики в Отечественную войну погибали, чтобы удовлетворить свои мелкие страстишки, а не во имя больших, возвышенных идеалов.

- Протестую против извращения смысла моих слов! - гневно прервал его инспектор.

- Извините, у меня хватило терпения вас выслушать, ни разу не прервав, прошу сделать то же самое! С точки зрения летчиков, о которых вы так много говорили, происшедшее со Стефаном Ангеловым - это героический случай. Я удивлен, товарищи, что не кто-нибудь другой, а бывший летчик, каким когда-то был инспектор, не вник в суть дела. Мы готовим военных летчиков по утвержденным программам и по рекомендациям наших советских товарищей, и нужно отдать должное нашим пилотам: они вкладывают много огня и любви в свою трудную профессию. Сам факт, что сейчас летчики повсеместно готовятся к выполнению самых сложных фигур высшего пилотажа, означает, что они созрели и для самого сложного задания. Что же касается несчастного случая, то я искренне обескуражен странными мыслями, которые развивал здесь перед нами инспектор. Катастрофа является фактом. Согласимся, что она произошла вследствие неподготовленности летчика или технической неисправности. Но именно этого комиссия не смогла установить. Допустим и другое: что виновен только летчик, не сумевший выйти из штопора. [118] Но отдаем ли мы себе отчет в том, что значит овладеть искусством выполнения этой фигуры? Это и есть тот самый путь, идя по которому наши боевые летчики сумеют овладеть полным диапазоном скоростных и высотных качеств реактивных самолетов. Пока что выполнение штопора кажется сложным, рискованным, но именно это завтра сделает наших летчиков более смелыми, более дерзкими в воздушных боях. При нормальных темпах следует обучать наших летчиков таким фигурам высшего пилотажа более года, а мы сейчас делаем это за несколько месяцев. Если в этом случае будут выявлены виновные, мы будем судить их без компромиссов, но героям нужно отдать должное. Для меня Стефан Ангелов - герой…

- Прошу, чтобы командующий говорил по существу! С помощью общих фраз мы не установим истины! - крикнул инспектор.

- Я и говорил по существу. - Генерал Захариев сел и удивил этим всех присутствующих, уверенных в том, что его выступление еще не кончено. Но командующий точно знал, когда нужно остановиться. Те, кто пришел на совещание колеблющимися или настроенными равнодушно, сразу же ощутили неприязнь к инспектору. Я сидел мрачный и подавленный, считая, что такой ход обсуждения дает инспектору возможность протащить свои взгляды.

- А вы, товарищ Симеонов, что можете сказать?

- Товарищи! - взволнованно начал я. - Выскажусь по вопросу, который здесь никем не затрагивался. Буду говорить, как летчик. Есть причины гибели Стефана Ангелова. Всегда в подобных случаях есть причины. Добросовестное расследование могло бы их обнаружить.

- Я их указал! - вскипел инспектор.

- Вы их обошли молчанием! Вы не были заинтересованы в том, чтобы раскрыть подлинные причины.

- Это глупости!

- Нет, не глупости. Вы приехали на аэродром в М., но не пожелали даже встретиться и поговорить со мной.

- У меня на это есть свои соображения, и я не обязан…

- Да, сейчас вы откровенны. У вас действительно есть свои соображения. Вы не хотели встречаться со [119] мной, ибо боялись, что я, быть может, знаю о вашей встрече со Стефаном Ангеловым. Вы пытались свалить на меня все грехи, чтобы запугать меня и чтобы я начал спасать собственную шкуру, забыв о Стефане. Нет, товарищ инспектор, что бы со мной ни произошло, я не смогу забыть своего самого близкого друга. Сейчас он мог бы быть среди нас, если бы перед полетом не оказался морально травмирован. Вот в чем причина! В воздухе летчику надлежит быть предельно спокойным, способным размышлять хладнокровно! Это азбучная истина. Вы сделали так, что майор Ангелов нарушил это золотое правило, и он погиб. Вот как обстоит дело, товарищи. Я сам узнал об этом от Стефана за день до катастрофы. Никогда я не видел, чтобы этот волевой человек плакал, но в тот день он не смог скрыть слез. За день до несчастного случая инспектор, допрашивая его, целых десять часов продержал Ангелова в своем кабинете и при этом не предложил ему даже присесть. От инспектора Стефан, буквально сломленный, приехал прямо ко мне.

Наступила короткая мучительная пауза.

Председательствующий обратился к инспектору:

- Это дополнительный материал для расследования. Что вы скажете по этому вопросу?

- Одно нельзя смешивать с другим! - задыхаясь, ответил инспектор.

- Выходит, что мы можем говорить неделю, месяц и так и не докопаться до истины. Симеонов, можете ли вы сказать еще что-нибудь?

У меня напряглись все мышцы. Челюсти словно парализовало, и я испугался, что никогда не смогу их разжать. Я вцепился пальцами в края тяжелого дубового стола, будто готовился его поднять.

- Скажу. Правда, расследование не дало никакого фактического материала, но в этом виновен тот, кто вел следствие. Совершенно очевидно, что он больше всего старался выгородить себя.

- Это поклеп! - крикнул инспектор. - Факты остаются фактами, и вы задумайтесь над ними! Я хотел помочь вам опомниться. Не ждите никакой пользы от медвежьей услуги, оказываемой вашими покровителями. Не сваливайте на другого свою вину! Вы еще очень молоды, и подобное поведение не делает вам чести! [120]

- Товарищ инспектор! О какой вине идет речь, почему вы все еще пытаетесь вводить всех в заблуждение?

- Как вы смеете так разговаривать со мной?! - закричал инспектор.

- Смею, потому что вы убили Стефана Ангелова!

Инспектор изо всех сил ударил кулаком по столу. Послышался оглушительный треск, а потом наступила тишина. Председательствующий проявил благоразумие. Он поспешил закрыть заседание.

Вскоре на аэродром в М. снова прибыл генерал Зимин. Случилось так, что он попал прямо на занятия. А когда они закончились, он подошел поздравить летчиков.

- Как я убедился, мои советы сделали доброе дело. Вижу перед собой первоклассных летчиков. Вашей подготовке могут позавидовать многие наши летчики.