Закаленные крылья

«Восточные» оборонялись упорно, «западные» наступали с остервенением и все никак не могли прорвать фронта. Во время разбора, который вскоре состоялся, руководство отметило, что маневры протекали не так, как это предусматривалось предварительным планом. И этот факт командование оценило положительно. Масса людей в шинелях и мундирах внесла свои поправки. «Западным» нужно было прорвать оборонительные системы «восточных» и глубоко вклиниться в их тылы, а это как раз им и не удалось сделать. Высокую оценку получили действия «мигов», которые сорвали все планы «западных». Но бои пока продолжались, и до разбора еще было далеко. А может быть, поворот в событиях наступит в последний момент? Мы с нетерпением ждали высадки воздушного десанта «западных».

Пока продолжались маневры, на аэродроме в М. разыгралась такая сценка. Летчики сажали свои самолеты на бетонированную взлетную полосу и быстро готовили их к повторному полету. Техники сразу же окружали их, чтобы лично из уст летчиков услышать, как прошел предыдущий «бой». И те рассказывали, как смешно и беззащитно выглядели и «яки» в небе, и пехота на земле. На пехотинцев не производили впечатления ни артиллерийский огонь, ни танки, но как только показывались в воздухе самолеты, они, словно парализованные, становились не способными на какие-то действия.

Калудов шагал по рулежной дорожке, окруженный толпой слушателей, жестикулировал и, опьяненный всем [105] пережитым, взахлеб рассказывал о воздушном «бое». Он умел разжигать в людях любопытство, но в тот раз даже не подозревал, что подобные разговоры только подливают масла в огонь. Из всех летчиков наиболее болезненно реагировал лейтенант Игнатов. Он размахивал рукой и говорил громко, чтобы все его слышали:

- Выходит, что одни могут вести бой, а другие, видите ли, не дозрели!

- Ну хватит, хватит, ведь это не последние маневры. Довольно тебе ворчать, - успокаивал его Драганов.

- Да, это не последние, но ведь вы не знаете, что делается в моей душе! Чего стоит летчик, которому не доверяют? Из него ровным счетом ничего не получится.

- Игнатов, мы не знали, что ты настолько честолюбив, - вмешались другие летчики. - Все проглотили горькую пилюлю и примирились, а ты все об одном твердишь.

- Честолюбив? - поморщился тот.-Пусть будет так. А почему не скажете другое: Игнатов не трус!

Уже три дня товарищи слышали от него одну и ту же песню. Другие летчики, которых тоже не допустили к участию в маневрах, примирились с этим, а он оказался неутомимым, ходил то к одному, то к другому, то к третьему, настаивал, чтобы ему разрешили вылет. Ему отказывали, но Игнатов не отчаивался. В конце концов он добился своего. Первым сдался заместитель командира по политчасти капитан Венчев. Но он лично не имел права дать разрешение и начал обрабатывать командира полка. Венчев провел с ним целую беседу: мол, маневры являются не только маневрами, они должны показать высокое боевое мастерство личного состава.

- Вот видите, они продемонстрировали уже высокую политическую сознательность людей. Случай с Игнатовым весьма характерен. Почему бы нам не пойти на небольшой компромисс? - настаивал Венчев.

- Хорошо, пусть летит, - разрешил командир части.

А в районе занятий командный пункт уже сворачивался. Мы вскочили в газик и направились в О., где сосредоточивались войска, танки и артиллерия. «Западные» в тот день должны были продемонстрировать взятие города, и именно поэтому «восточные» спешили сконцентрировать свои силы. Шофер гнал машину по неровной и петляющей дороге. Мы хотели вовремя добраться [106] к окраине города, чтобы занять удобное место и оттуда наблюдать за одним из интереснейших моментов маневров. Но «битва» за О. разгорелась еще до нашего прибытия. Машине пришлось свернуть с дороги и ехать через поля и луга. Как только мы прибыли на наблюдательный пункт, перед нашими глазами раскинулся весь район, где развернулось «сражение». На О. наступали танки и пехота. Мощные взрывы сотрясали землю. «Западные» бросили сюда все свои силы, чтобы сломить оборону. Штурмовики засыпали бомбами позиции «восточных», а транспортные самолеты уже высадили в нескольких местах десантников.

- Ты ничего не слышишь? - обратился ко мне командующий войсками. - Это не твои «миги»?

- В самом деле, слышу шум моторов, но это не мои. Я не отдавал приказа вылетать.

- Как это не твои? Вот же они! Идут с востока.

Без моего приказа, не поставив меня в известность, взлетело звено. Как и в предыдущие дни, реактивные самолеты стремительно налетели на вражескую авиацию, и завязался ожесточенный «бой». Застигнутые врасплох, штурмовики и транспортные самолеты нарушили строй и перешли к обороне. «Миги» пустились преследовать их. Я мучительно пытался, понять, откуда и по чьему приказу могли появиться истребители. Мой взгляд остановился на одном истребителе, который бешено преследовал своего противника. Чтобы выйти из опасного положения, противник набирал высоту и делал разворот. Летчик на «миге» не отставал. Он атаковал с завидным упорством. Последнее, что увидели люди с земли, было черное облако дыма. Самолеты столкнулись… Побледневший от пережитого напряжения, я стоял, словно прикованный к месту. Кто этот несчастный, который заплатил жизнью двух экипажей за свой безумный поступок? Неужели Игнатов?

- Такого финала я не ожидал! Поедем на место происшествия!

Газик помчался к месту катастрофы. Подавленный, я за всю дорогу не промолвил ни слова. Молчали и другие. В нашей бешеной гонке, в сущности, не было никакого смысла. Когда мы вышли из машины на широкую поляну, то увидели только разбросанные вокруг мелкие обломки самолетов. [107]

И вдруг послышался чей-то голос:

- Товарищ полковник, разрешите доложить. Задачу не выполнил.

Я повернулся и увидел - передо мной стоит лейтенант Игнатов.

- Гриша, ты ли это? Живой!

Напрягая все силы, перепуганный и бледный как мертвец, летчик пытался стоять навытяжку.

- Как ты спасся, человече?

Игнатов, потрясенный случившимся, стоял передо мной словно оглушенный, ничего, казалось, не понимая.

- Ты слышишь меня, Игнатов? Как ты спасся?

- Я катапультировался, товарищ полковник.

- Как это катапультировался? Ты сам не знаешь, что говоришь! Просто ты вылетел из самолета.

- Не знаю, товарищ полковник. Ничего не помню, - бормотал Игнатов.

- Иди в газик, отдохни и приди в себя! - Я проследил за ним глазами: он шатался как пьяный. - Неужели такое возможно? - не скрывая изумления, спросил я.

- Такое бывает только один раз на миллион случаев. Он действительно не знает, что с ним произошло. В момент столкновения Игнатова выбросило из машины. А парашют раскрылся сам. Игнатову выпало счастье остаться в живых…

- Чтобы его судили?…

Вскоре все выяснилось. Оказалось, что командование «восточных» решило в последний момент устроить эффектное зрелище и отдало приказ о вылете реактивных самолетов…

7

За несчастный случай с Игнатовым лично я не нес ответственности, но не следовало оставлять без последствий вину его непосредственных командиров. Мы еще не пришли в себя после происшествия с Игнатовым, как на нашу голову свалилась новая беда.

Однажды ко мне в кабинет неожиданно вошел Стефан. Он выглядел как много ночей не спавший и истощенный человек или, точнее, как больной, который, собрав последние силы, поднялся с постели. Он едва держался [108] на ногах и, не проговорив ни слова, тяжело опустился в кресло. Стефан едва дышал, а я боялся даже спросить, что случилось. Я все еще находился под тяжелым впечатлением от происшедшего с Игнатовым и опасался, что Стефан, возможно, пришел с новым известием подобного рода. Но все же одному из нас нужно было начать.

- Что с тобой происходит, браток? - спросил я.

- Браток, говоришь? Сейчас ты или откажешься от такого брата, или полюбишь его еще сильнее.

- Да что случилось?

- Я возвращаюсь из Софии. С поезда прямо сюда.