Страница 28 из 30
Связанный Бедвар рванулся встать — его ударили черенком копья, повалили на палубу.
Эйнар шагнул в море. Стылая вода приняла его, но вскоре он вынырнул.
Погрозил кулаком и быстро поплыл прочь от корабля…
Кто-то из стоявших подле Эрлинга взялся за лук и стал прилаживать к жилке стрелу.
— Пусть его, — подняв руку, сказал Виглафссон. — Теперь им распоряжается Ньерд…
Рагнар перетягивал Бьерну окровавленную руку, когда внизу, под ними, что-то тупо стукнуло в днище. Потом опять.
— Мертвец, — сказал Бьерн.
Но тут снизу послышалось царапанье, и оба вскочили, перегнулись через борт.
По дубовой обшивке, сдирая ногти, сползала страшная синяя рука.
Скрюченные пальцы шевелились, пытались зацепиться… и не могли.
Рагнар отшатнулся, но в следующий миг ему почудилось нечто знакомое. Не родимое ли пятно на запястье? Так и не вспомнив, где видел его, он все-таки свесился вниз и схватил уже ускользавшую руку, и та, вздрогнув, вцепилась в него смертным пожатием.
Рагнар храбро сражался с людьми — но не с выходцами из могил. Он мгновенно взмок от ужаса и завопил не своим голосом:
— Бьерн!
Бьерн обхватил его поперек тела, не пожалев раненого плеча… и в глубине проступило запрокинутое лицо Этельстана. Глаза англа были закрыты, из ушей и ноздрей темными струями плыла кровь. Подоспевшие на помощь рванули его вверх. Голова приподнялась над водой, но и только: что-то держало его там, внизу, точно камень, привязанный к ногам. Двое отчаянных выпрыгнули за борт…
Пальцы в волосах Рунольва не разомкнулись даже на палубе, когда обоих уложили и стали откачивать…
Три дня и три ночи бушевал шторм… Но потом занялось ясное, чисто умытое утро, и обледеневшие скалы засверкали на солнце.
В это утро к воротам Сэхейма верхом на лошади прискакал Сигурд Олавссон.
— Возвращаются! — крикнул он выбежавшим навстречу. — Наш идет впереди!
И первым звуком, ответившим ему со двора, был женский плач. Плакала красавица Гуннхильд, все три дня просидевшая с сухими глазами и молча. Теперь она обнимала подбежавшую Звениславку, и ноги у нее подгибались.
Люди Морского Дома, все это время державшие оружие под руками, высыпали на берег… Хотя корабли были, конечно, еще далеко. Эрлинг возвращался. Он победил в бою, из которого его ждали почти без надежды. Эрлинг вождь…
Потом подъехал Видга. Сын хевдинга не мог покинуть сторожевых скал прежде, чем корабли войдут в фиорд. Наверное, он видел их совсем близко. И даже разглядел на палубе нечто, укрытое кожаным пологом от ветра и брызг.
Видга спрыгнул с коня и отдал поводья рабу.
— Эрлинг отбил отца, — сказал он негромко. И тоже пошел на берег, обходя столпившихся людей. Скегги хотел было подойти к нему, но не посмел.
И вот наконец из-за поворота фиорда выдвинулись корабли… Совсем как тогда — один за другим. Но только теперь черный корабль шел впереди. И оба двигались медленно. Словно бы устало. На каждом трудилась едва половина обычного числа гребцов…
И Эрлинг Виглафссон действительно махал рукой, стоя на носу.
Видга жадно следил за тем, как два драккара входили в ограду и подтягивались к берегу, бросая якоря. Их не будут вытаскивать: завтра же, как рассветет, воины пойдут грабить Терехов!
Вот наконец причалили, и с берега понесли сходни — Видга держал их за один конец… И едва сходни легли, он в два прыжка взлетел по ним на борт.
Может быть, Эрлинг что-то сказал ему, но он не услышал. Видга не слышал голосов людей, сходивших с корабля и рассказывавших о бое. Не слышал горя женщин над телами восьмерых павших.
Халльгрим хевдинг лежал на палубе своего корабля… На разостланном кожаном плаще, закутанный в теплый мех. Тот не викинг, кто не умеет обогреть раненого и позаботиться о его ранах. И начертать на палочке руны, унимающие муку. И даже если вокруг море и палуба корабля уходит из-под ног…
Для Видги во всем мире существовало только лицо отца. Бескровное, с закрытыми глазами. Покрытое щетиной, как ржавчиной, облепившей железное острие…
Видга сел на палубу и провел ладонью по его щеке. Осторожно, чтобы не потревожить. Только четыре дня назад он, смеясь, садился в седло — ехать к Рунольву. Четыре дня назад!
— Подбери нюни, недоносок! — долетело через борт. Видга вскинул глаза — и рука сама собой метнулась к ножу! Ибо на пестром корабле только что подняли на ноги Рунольва. И отвязывали от мачты, чтобы вести на берег.
— Теперь-то меня может убить даже такой никчемный, как ты, — подметив движение Видги, сказал Рунольв. — Однако тот бой мог бы кончиться по-другому!
У Видги побелели скулы, но он ответил тихо:
— Тогда у него остался бы сын.
Рунольв издевательски засмеялся… Его толкнули в спину, и он шагнул по палубе к сходням. Но все-таки обернулся, чтобы насмешливо бросить через плечо:
— Ты не его сын, и потому-то он не спешит ввести тебя в род.
Рунольв спускался по сходням с высоко поднятой головой, навсегда покидая свой корабль.
Он совсем не выглядел измученным или ослабевшим. Он не был ранен в бою.
Да и на обратном пути ни холодом, ни голодом его не морили. Люди Эрлинга с радостью учинили бы над ним еще что-нибудь похуже того, что сам он сделал с Халльгримом Виглафссоном. Но Эрлинг расправу запретил. И Рунольв понимал, почему.
Он знал, что жизни ему не оставят. И полагал, что прощание с ней окажется долгим и трудным… Он с усмешкой оглядел Сэхейм, когда-то принадлежавший ему. Весь — вместе с хозяйкой! Потом мельком — стоявших во дворе людей. Когда будут раскраивать спину, он не позабавит их криком. Он, Рунольв хевдинг сын Рауда, по прозвищу Скальд! А над головой горело синее небо, и , где-нибудь там — скоро он узнает, где именно, — поднимется перед ним Вальгринд, кованая входная решетка обители Отца Богов!
Халльгрима вынесли с корабля на кожаном плаще… Один из углов — крепко, не выскользнет! — держал Видга. Халльгрим не застонал, когда поднимали плащ.
Воины осторожно сошли наземь и медленно пересекли двор, и люди подходили посмотреть на вождя. Халльгрима внесли в дом и уложили на его спальное место, на широкую лавку у очага… Они сделали для него все, что могли. Теперь он боролся сам.