Страница 23 из 50
— Та яке там стеснение! Всим мисця выстачить. Вы, хлопци, роздягайтесь та до столу сидайте, зараз
будем вечерять!..
Хозяйка поставила на стол крынку молока, две чашки, принесла хлеба. Ребятишки осмелели, подсели
поближе и стали расспрашивать нас о самолетах.
— Дядечко! — спросил меня младший. — А нимци бильше не прийдуть сюды?
— Нет, не придут. Никогда! — ответил я.
Женщина стояла у печки и вытирала слезы. И незачем было расспрашивать ее о причинах затаенной
боли. Для меня она была сейчас олицетворением всех наших женщин — матерей и сестер, принявших на
свои плечи тяжкую ношу войны.
Пока мы утоляли голод, пока беседовали с ребятней, хозяйка принесла соломы, накрыла ее рядном, положила две цветастые подушки.
Мы спали крепким сном усталых путников. А чуть свет снова собрались в дорогу. Хозяйка дала нам по
чашке молока и по куску ржаного хлеба. Малюк стал отказываться: мол, скоро будем на месте — там и
позавтракаем. Мы не хотели, не могли отнимать у детей последний кусок. Но хозяйка настояла — и мы
уступили: эта добрая, отзывчивая, немало настрадавшаяся женщина благодарила в нашем лице всю
Армию за ее высочайший подвиг. Проводив нас до околицы, она рассказала, как идти дальше, пожелала
счастливого пути и счастья.
К вечеру мы были дома, на родном аэродроме. Лишь увидели издали наши самолеты — и сразу
почувствовали, [93] как прибывают силы. Невдалеке от землянки, где размещался штаб полка, остановились.
— Ты, Антон, отправляйся отдыхать, а я — к полковому на доклад.
Иду, а сам гляжу на стоянку. Тихо. Самолеты стоят вразброс. Но одно место пустует. Там должен был
стоять наш «ильюшин». Теперь его нет. И сразу сжалось сердце.
У землянки увидел Николая Тараканова. Он сидел на бревне и что-то строгал.
— Привет, Николай! — нарушил я молчание. Тараканов вскочил, глаза его расширились от удивления.
— Толя! Друг! Жив! А мы ведь вас вчера «похоронили». Вернулся Филимонов с задания и сказал, что
твой самолет упал вот здесь...
Николай быстрым движением раскрыл свой планшет и. показал на карте место, уже отмеченное красным
крестиком.
— Радость-то какая!.. Стрелок твой тоже вернулся?
— Вернулся!
— Ну и молодцы! С того света, можно сказать, вернулись! Рассказывай, как вы спаслись?
Вкратце пересказал события. Вспомнилось вдруг почему-то, как Тараканов на взлете разбил самолет.
Свою вину он искупил тридцатью боевыми вылетами: ходил на фотографирование результатов
штурмовых ударов эскадрильи. Это очень ответственное и опасное дело. Но Николай все тридцать
вылетов провел успешно. Теперь все старое позади. Николай — в числе лучших наших летчиков. На его
груди сияет Золотая Звезда Героя Советского Союза.
— Извини, Николай: командиру полка надо доложить! — заторопился я.
— Да, да, разумеется. Очень расстроился он, когда услышал от Филимонова про тебя.
Осторожно спускаюсь по ступенькам в землянку. Пройти мимо диспетчерской? Нет! Открываю дверь —
и вижу на знакомом месте капитана. Значит, Катя сегодня не дежурит. Быстро закрываю дверь и стучусь к
командиру.
Майор Ляховский бросился навстречу: [94]
— Жив! Ну, молодчина! — воскликнул он. — А Малюк?
— Тоже.
Ляховский крепко двумя руками жмет мне руку. Улыбается. Подходит замполит майор Иванов. Он тоже
очень рад.
Командир взволнован: ему вспомнился вчерашний вечер, когда он полуофициально сообщил личному
составу, что мы с Малюком погибли. Теперь он искренне радовался ошибке.
— Ну, рассказывайте, а мы с замполитом послушаем!..
Я рассказал все до малейших подробностей.
— Молодец! Это по-гвардейски! — не удержался Ляховский, когда услышал, как пришлось вытаскивать
Малюка из кабины. — Не горюй, самолет мы тебе дадим новый. Главное — вы остались живы. Это
дороже всего! — повернулся к Иванову и продолжил: — Дважды молодец, честное слово! Ведь второй
раз воскрес...
...Усталый, но довольный шагал я от командира к нашему офицерскому общежитию. Темнота кругом. И
хорошо: не хотелось еще и еще раз пересказывать историю своего второго «воскрешения из мертвых».
Решил по той причине и на ужин не спешить — обхожу столовую стороной. И вдруг из тьмы метнулась
ко мне фигурка. Чувствую, кто-то прижался к моей груди, вздрагивает.
— Катюша!
Она молчит, потом сквозь слезы медленно произносит:
— Мне вчера сказали, что ты погиб. А только что прибежал ко мне Малюк и сказал...
— И тут Малюк успел! — засмеялся я. Сколько же в этом человеке доброты, человечности, тепла!..
— Ну, ты успокойся, Катюша: ничего ведь со мной не случилось! И ничего мне не сделается!
Мы снова стояли под звездным небом, и никто и ничто не мешало нам мечтать и думать о будущем, которое представлялось нам фантастически счастливым.
3.
Я спускался по ступенькам в штабную землянку, когда меня окликнул комэск. [95]
— Вот что, товарищ Недбайло! — начал Кривошлык без всякого вступления. — Мое предложение
командир полка поддержал. Отныне вы — мой заместитель. Приказ уже подписан, и я рад поздравить вас
с новым назначением. Желаю успеха!
Новость ошеломила меня. Какое совпадение: сегодня мне исполнилось ровно двадцать лет!..
А комэск продолжал:
— Открою секрет: командир полка решил именно к этому дню подготовить вам сюрприз. Ведь у Вас
сегодня день рождения? Поздравляю! А завтра — еще один ждет вас: будут вручать правительственные
награды. Так что готовьтесь и вы...
— Благодарю вас, товарищ майор, за оказанную мне честь и за теплые слова. Доверие постараюсь
оправдать.
Я от души был благодарен своим командирам, товарищам, всей нашей славной гвардейской семье за все, что было сделано ими для меня. Не прошло и года, как я рядовым летчиком пришел в этот богатый
традициями полк. Здесь учился искусству боя, здесь постигал науку побеждать. И если теперь назначили
замкомэском — значит, получил признание ветеранов.
Тем же приказом старший лейтенант Леонид Беда назначался командиром второй эскадрильи. Я знал его
как опытного летчика, он был не только мастером неотразимых штурмовых ударов, а и прекрасным
организатором. У Леонида можно было многому поучиться, и я старался перенять его умение мгновенно
ориентироваться в обстановке, учился строгому соблюдению летных законов, расчетливости, вере в свои
силы и готовности в любую минуту пойти на оправданный риск. Приняв решение, Леонид ни за что не
отступал от него, не менял своего намерения. С ним было легко летать, и мы охотно шли с ним на боевые
задания.
* * *
Шел 1944 год. Наши войска уверенно продвигались на запад, освобождая все новые населенные пункты
Украины. Бои уже развернулись на подступах к Херсону и Каховке. Тем временем гитлеровское
командование, накапливая силы на Никопольском плацдарме в излучине Днепра, собиралось нанести
удар по наступающим /советским дивизиям и по образовавшемуся в результате [96] этого «коридору»
вывести закупоренные в Крыму части.
Линия боевого соприкосновения на Никопольском плацдарме стабилизировалась. Красная линия на
наших полетных картах была словно натянутая тетива.
В последний день января воздушная разведка обнаружила западнее Никополя, близ станции Чертомлык
большое скопление военной техники противника. В одиннадцать часов был собран летный состав
третьей эскадрильи. Гвардии майор Кривошлык ознакомил нас с обстановкой и объяснил задание.
И вот шестерка уже в воздухе. Небо затянуло сплошной облачностью. То и дело теряю из виду горизонт
— свинцовая мгла каждый раз закрывает его. На третьей минуте полета слышу голос майора
Кривошлыка. Открытым текстом он передает:
— Недбайло, ведите группу на цель. Я возвращаюсь: неисправна матчасть.