Чужестранец

– На корабль, – услышал Мирко голос Торфинна: поморянину было легче перенести вспышку – он не смотрел на пальцы колдуна, а занят был схваткой, да и глаза его были защищены выкружками шлема. Сильные пальцы Торфинна сдавили плечо Мирко, и он послушно, видя перед собой покуда только цветные пятна, последовал за немцем.

– Ты достойный воин, но еще плохо владеешь мечом, – начал говорить Торфинн, когда страшный удар грома с головой накрыл всех, кто был на холме и в селе.

На некоторое время Мирко оглох. Почти ничего не видя и не слыша, только ощущая ступнями землю под ногами, он плелся за Торфинном. Вот дорога резко пошла вниз, вот деревянные ступени и ровные доски пристани, качающаяся доска сходней… Торфинн слегка подтолкнул мякшу, тот нащупал руками чью-то крепкую, протянутую навстречу руку и спрыгнул вниз, на корабль.

Через мгновение Мирко почувствовал, что корабль оттолкнули от пристани и он тихо движется на веслах. Наконец слух его стал различать звуки. И первое, что он услышал внятно, было конское ржание: это был его Белый, которого Ари честно привел на корабль.

XI. РАДОСЛАВ

Встреча за встречей, расставание за расставанием. Что-то заканчивается, что-то начинается. В каждой встрече и в каждом расставании собираешь ты маленькие кусочки себя, складывая причудливый узор без начала и конца, и сколько ни смотри вокруг, смекая и очаровываясь, а только этот узор остается вечно недоступным. Никак не схватить его целиком, не узнать, кто же ты сам. Только там, на самой последней росстани, где ожидает тебя последняя встреча и последнее прощание – только там вспыхнет вдруг ясным огнем, четким светлым контуром рисунок твоей жизни – и оборвется смертью. А дальше… Дальше подхватит тебя широкая и сильная река и поведет неторопливо и неизбежно в закат, за которым только темное и вечное море. Так надо ли дожидаться последней росстани? Не шагнуть ли за нее сразу, одним махом, увидеть там, кто ты таков? Никто после этого не отнимет у тебя того, что ты там увидел. Ты – оттуда и отовсюду, там и везде твоя родина. Ты везде у себя дома и всегда возвращаешься домой. Твоя смерть всегда с тобой, и ты ее не боишься. Твоя дорога – всегда твоя, а не чья-то. Ты всегда знаешь, куда ты идешь. Ты всегда жив, потому что уже умер. Тебе всегда не по себе, но все твое вечно с тобой. Ты идешь в мир, находя там себя. Ты один, но только вместе со всеми. Ты свободен. Ты знаешь это. Ты открыт миру, он открыт тебе.

Легкий, с мелкой осадкой, крутобокий корабль поморян скользил по тугим струям Хойры. Постепенно зрение и слух вернулись к Мирко, и он увидел наконец, что Устье осталось уже далеко за кормой, и только могучий сосновый лес выходит на берег встретить их. Впрочем, перемолвиться словом даже с этим молчаливым встречным было затруднительно – река в этих местах была широка, саженей в две сотни, и докричаться до берега – а корабль шел точь-в-точь по стремнине – не смог бы самый горластый поморянин.

Конечно, Хойра не была безмолвной: шелестела вода, кричали резко большие речные птицы, скрипели уключины, переговаривались меж собой люди. Течение было плавным и накатистым, но поморяне все равно работали длинными веслами, помогая реке.

Пузатый, но ходкий корабль, на носу которого выгибал шею, скалясь длинными изогнутыми клыками, полузмей-полуволк, скоро шел по серо-седому речному полю, вспахиваемому ровным свежим ветром, дувшим навстречу.

Торфинн – или кто еще из его помощников – уложили Мирко на мешки с зерном. Кони были привязаны к низкой поперечной перекладине. Они еще не свыклись с постоянной качкой, и потому время от времени недовольно ржали и фыркали. Однако немцы, видно, не только кораблями умели править, но и с лошадьми обходиться могли не худо, потому как кони вели себя спокойно.

– Видишь меня, Мирко Вилкович? – перед ним стоял Торфинн, уже без брони и меча. Поверх рубахи на нем была надета меховая безрукавка.

– Вижу, Торфинн, – откликнулся Мирко. – Далеко ли Устье теперь?

– Далеко, – кивнул поморянин. – Теперь мы с тобой отмечены знаком грозы, Мирко Вилкович. Знаешь ли, кто это приходил?

– Ведаю, – отвечал мякша. – Это Укко был. Так хиитола Грома называют.

– У нас его зовут Тор, – торжественно изрек Торфинн. – Это добрый знак. Теперь твое место на весле будет позади меня. Торгейра убили ругии, когда мы шли в Радославгардр, и его место было пустым. Теперь его займешь ты. Владеешь ли ты веслом?

– Грести умею, только на таком большом корабле не доводилось, – не соврал Мирко.

– Пока смотри, как это делается, – посоветовал Торфинн. – А потом наш черед придет, и тогда следи за мной.

Тут Мирко припомнил, что Ари намеревался сказать ему немного о том, как следует себя вести среди поморян. Но вышло так, что Ари не успел. Хотя оставались те слова, что сказал Ари о правде. То, как думал прежде о правде Мирко, можно было не то чтобы запамятовать, но следовало каждый раз открывать эту правду будто бы заново, потому что… Почему, он пока не мог объяснить. Наверно, потому, что с каждым встречным человеком надо было научиться говорить, речь держать, и речь эта должна быть правдивой, если жить по правде…