Древняя кровь

— Саша, что там у тебя?!

Опускать трубку на аппарат не было времени. За дверью полыхнуло красным, человек пошел вперед. На площадке появился второй — тоже с оружием. Когда Александр прыгнул в кухню, «макар» уже лежал в руке.

В дверь ударил не выстрел, а кулак. Или приклад. Или рукоятка — в любом случае что-то крепкое, увесистое. Шума было много.

— Откройте, милиция! —И тут же стучавший отскочил от двери. Толково. Пусть пока постучит, надо в окно выглянуть. Хорошо, что свет за собой выключил — теперь в спину светить не будет.

А под окном действительно «жигуль» с мигалками. И третий стоит — в огромной каске, с пистолетом, что-то в микрофон бормочет. Это кто же их натравить успел? Неужели бабка?! Зато теперь понятно, почему они толком не просматриваются «поверху», — каска, бронежилет… И никаких лишних мыслей и чувств. Люди при исполнении. Люди готовы брать опасного преступника, рискуя жизнью, и что теперь с ними делать?

Были бы силы — мог бы попробовать отвести глаза. Впрочем, в городской квартире, да при тщательном осмотре… да еще каска эта… И в лучшие времена успех не гарантирован. Разве что рядом Иваныч стоял бы или кто-то еще из старших. Попробовать оглушить? На двоих сразу сил не хватит. Второй не будет разбираться, как свалили его напарника — рукой, ногой или вообще не прикасаясь. У первого наверняка автомат, но здесь и чего попроще хватит. Даже через дверь. Так что свой табельный-казенный лучше спрятать подальше, чтобы на глаза случайно не попался.

— Открывайте! — В дверь ударило посильнее. Парень еще не сообразил или не разглядел, куда дверь открывается. Понадеялся с первого пинка выбить? Значит, сейчас основательнее примется. — Открывайте, или взломаем дверь — считаю до трех.

— Слушай, а может, там нет никого? — приглушенно раздался другой голос. — Опять перемкнуло что-то.

— …тебе перемкнуло! На дверь посвети! Видел?! А заперто изнутри! — повезло, однако. Специалист попался. Этот точно не отступит. Интересно, какая им за это премия положена? — Открывай, сука, сейчас замок отстрелю!

Придется открыть. Во-первых, никуда не денешься. Во-вторых, от излишнего усердия такой может и всю прихожую изрешетить. Будем надеяться, что Иришка сюда еще вернется — так зачем ей вместо дома кусок Хиросимы?! Хорош был бы сюрприз!

— Сейчас открою, не стреляйте!

— О-о! Я что тебе говорил?! — Какой радостный голос. Много ли нужно человеку для счастья: на улицах кошмары хуже Хичкока, а он ближнего своего поймал. Хотя вообще-то побольше бы таких старательных. Тогда не пришлось бы Олегу на пожарище возвращаться и руины отвоевывать.

Очень старательные были ребята. Не забыли угостить — один рукояткой, второй прикладом. Кто из них добавил ботинком по крестцу — не ясно. Но больно. Остатки сил уходили на то, чтобы сдерживать боль, оставаться в сознании и не дать при этом схлопнуться защите. Самой простой, почти детской — куполу, даже не зеркальному. А милиционеры радовались, как дети. Особенно найденной в кобуре под курткой «игрушке». То ли потому, что за вооруженного преступника платят больше, то ли потому, что этот преступник по ним не стал стрелять. Каска и бронежилет, конечно, хорошо, но от пули между глаз не спасают.

Когда тащили по бесконечной, уходящей в неведомые глубины лестнице, успел заметить мелькнувший в полумраке засаленный халат. Испуганный старческий голос спросил: «Это за что ж вы его?! Он же вроде ваш?!» Спасибо, бабушка. Значит, не ты. Есть женщины в русских подъездах: ведь наверняка хорошо помнит времена, когда своих забирали ни за что, а вот вступилась же!

Александр улыбнулся разбитыми губами. С этой улыбкой его и запихнули в подкативший патрульный «УАЗ». Может быть, делали что-то еще, но он этого не помнил. Спать хотелось просто чудовищно. И он заснул раньше, чем водитель вырулил со двора.

Перед глазами что-то белело. Далеко-далеко наверху. По белому бродили тени. Где-то гудели голоса, слышались шаги, позвякивание, иногда — невнятные, быстро затихающие вопли. Понять, что происходит, не было никакой возможности — любая мысль, на которой он пытался сосредоточиться, показывала язык и с хихиканьем отбегала в сторону. Повернуть вслед за ними голову было почему-то очень трудно. Он попробовал развернуться всем телом, но не смог.

Это испугало. Он рванулся раз, другой — бесполезно. Ни перевернуться, ни встать. Только в руке шевельнулась боль. Боль — хорошо. Но почему, он не мог бы сказать. Во-первых, потому что язык распух и с трудом помещался во рту. А во-вторых, потому что вряд ли вспомнил бы, как это — говорить.

Кто-то подошел к нему. Перед глазами появилось девичье лицо, прикрытое какой-то повязкой. Удалось различить белый халат. Он обрадовался своей удаче — хоть что-то понятно! Халат. Белый. Значит, с ним будет всё хорошо. Может быть, скоро он даже поймет, почему именно белый халат, — это хорошо.

Боль в руке пошевелилась и затихла. Над головой звякнуло. Он скосил глаза и увидел, как белая рука вынимает из крепления стеклянную бутылку с прозрачной трубочкой. В соседнем гнезде стояла вторая бутылка, точно так же перевернутая пробкой вниз. Трубка отходила куда-то вниз и в сторону.

Капельница. Ухватившись за название, он начал подтягивать другие. Словно поднимал на веревке тяжкий груз — потянул, перехватил покрепче, опять потянул… Капельница. Белый халат. Больница. Это больница, и он лежит на койке, ему только что ставили капельницу. Точнее, только что убрали. Значит, ставили давно, но когда — он не заметил. Он не мог вспомнить, как попал сюда, чем он болеет. Самое обидное, что он не помнил даже себя самого.

— Как вы себя чувствуете? — Лицо с повязкой снова наклонилось над ним. Он попытался хоть что-нибудь сказать, но язык не послушался. Мычание расстроило девушку — это было видно по глазам. Она исчезла, а лежавший на койке тихо радовался тому, что думать получалось все успешнее. Вот теперь он смог сообразить, что девушка — или врач, или, скорее всего, медсестра, что она расстроилась и что произошло это из-за его состояния. Но что с ним самим? И почему нельзя встать?

Неизвестно, сколько он пролежал, глядя в потолок и заново учась думать. Белая бесконечность закончилась появлением мужчины в очках, у которого из-под белой маски топорщилась борода с заметной проседью.