Земля соленых скал

Глава IX

Сегодня утром бубны возвестили на все четыре стороны света, что племя шеванезов возвратилось в свою чащу над озером, что великие воины племени отогнали Вап-нап-ао и людей из Королевской Конной, что племя снова свободно. Они провозглашали о Празднике Посвящения и большом совете вождей.

Приближалась пора охот. Белые исчезли бесследно Скоро повеет кей-вей-кеен – северно-западный ветер, напоминая, что идет зима. Пора выделить каждому роду места для охоты, заготовить запасы мехов и мяса Наступают дни труда и сытости. Совет вождей назовет юношей, которые после окончания охоты пройдут испытание крови – посвящение.

Бубны гремели с утра до вечера, созывая все племя на большой праздник. Кей-вей-кеен, сгибавший верхушки сосен, далеко относил голос бубнов. Над чащей неподвижно висел серый ястреб. Наконец он затрепетал крыльями и медленно, будто плывя вниз по спокойному потоку, скрылся за стеной леса.

Вслед за ним пошло солнце. Оно начало опускаться все ниже, просвечиваясь сквозь сосны и буки, клены и ели. Его вечерние лучи разбудили медведя, предостерегли стадо оленей от рыси. Наконец солнце село на озеро, напилось серебряной воды, послало последний луч привета серым волкам и, разостлав Дорогу Солнца, исчезло на западе, там, где лежит Страна Вечного Покоя.

Потом появился месяц – Победитель солнца. Но его победа не продлится долго: перед рассветом он вновь исчезнет, гонимый острыми, как стрелы наших луков, солнечными лучами, вечером же вновь возвратится непобежденный.

Овасес говорит, что эта борьба длится испокон веков и старейшие отцы старейших воинов не помнят ее начала. Рассказывают только, что Солнце и Месяц, два молодых брата, рожденные Землей, встретили когда-то в юности на одной тропинке горкоганос – утреннюю зарю и влюбились в нее. И с тех пор они неустанно борются между собой за Женщину-зарю, укравшую их сердца.

Временами солнце всходит красным. Тогда воины говорят: «Души мертвых идут на войну с вождем-солнцем». А когда солнце встает бледным, веселеют наши селения. Ведь это означает, что солнце было ранено в битве, что оно потеряло много крови и теперь будет собирать духов наших предков, чтобы они выступили с нами на большую охоту, – нужно окрепнуть, набраться сил. А духи наших предков лучше, чем кто либо другой, помогут нам в охоте.

Северо-западный ветер разносит далеко над лесом голоса бубнов – их слышат месяц и лес, медведь, олень и рысь, слышат шеванезы.

Перед вечером к берегу озера начали причаливать маленькие и большие каноэ Воины молча вытягивали на песчаный берег легкие березовые челны, женщины ставили типи из шкур. С другой стороны доносился конский топот. Это прибывали всадники с равнин. Они тоже быстро и молча ставили свои палатки. Лагерь все увеличивался, люди продолжали прибывать, но ночь перед большим праздником – это ночь молчания. Уже смолкли бубны, и лишь изредка кое-где заржет конь или стукнет громче топор, которым рубят ветки для костра.

Утром лагерь выглядел, как лесная поляна, пестрая и яркая от разноцветных типи. Посреди лагеря на просторном месте возвышалось большое типи, окрашенное в красный цвет, с тотемными знаками всех наших родов. Это шасса-типи, в нем совершается испытание крови.

Мы с Совой и Таугой с утра слонялись по лагерю. Прибыли все воины Танов, Капотов, Викминчей и Сампичей, а также воины Сивашей, которые, как и мы, не хотели служить белым и присоединились к нашему племени. Ростом они были ниже наших мужчин, скулы у них сильно выдавались, на верхней губе виднелись реденькие усы. Вместо головных уборов с султанами из перьев они носили большие шапки из лисьих шкур с лисьими хвостами по обе стороны лица. Мы принимали их, как братьев, хотя когда-то, как говорил Овасес, наш военный клич не раз нарушал спокойный сон Сивашей.

С восходом солнца начались первые танцы. Это еще не был настоящий праздник, однако на поляне собрались почти все жители лагеря, чтобы посмотреть состязание воинов.

Вот из толпы выходит высокий мужчина, покрытый конской шкурой; это Утнач – Отважная Птица из рода Викминчей. Он одним большим прыжком выскакивает на самую середину поляны, а потом начинает красться легким шагом пумы. Остановился – и в руке его засверкал нож, как луч луны в зеркале воды.

С противоположной стороны выходит, тяжело ступая, покрытый медвежьей шкурой воин – Друг Отважной Птицы.

И вот оба воина – медведь и охотник – начинают кружиться один вокруг другого, испытывая свои силы. Отважная Птица, низко пригибаясь к земле и замедляя или ускоряя шаги, то отбегает, то приближается к большому, поднявшемуся на задние лапы медведю. И вдруг Отважная Птица, выждав удобное мгновение, бросается вперед быстро, как горностай. В первый момент казалось, что он погибнет от удара поднятой вверх медвежьей лапы, но, пригнувшись, он избежал его и вонзил нож в бурую шерсть. Большой мокве зарычал, зашатался, хотел обхватить охотника лапами, но тот уже снова на безопасном расстоянии и снова кружится вокруг него, выжидая удобную минуту для следующего удара.

Одобрительный шум пробегает среди зрителей: Утнач бросается вперед, и медведь обхватывает его лапами.

Борьба продолжается в молчании. Слышится только тяжелое дыхание борцов. Медведь хочет наклонить морду, но Утнач поддерживает головой его нижнюю челюсть, чтобы не дать медведю схватить его сверху клыками. Вот они столкнулись грудь с грудью. Зверь пытается разодрать когтями передних лап спину охотника, но ее защищает плащ из двойной толстой конской шкуры.

Наконец воин вонзает медведю нож в сердце. И молниеносно отскакивает, весь залитый потом, запыхавшийся и бледный. Медведь еще мгновение стоит на задних лапах, потом тяжело падает на землю.

Так рассказал Утнач своим танцем о борьбе с Мичи-мокве, большим медведем…

В это утро Танто и шесть других юношей начали свою последнюю трехдневную подготовку к церемонии посвящения, к минуте, когда они вступят на тропу мужчины-воина. Они находились в отдельных палатках на краю лагеря и почти не показывались. Не прикасаясь ни к еде, ни к питью, они все три дня молились великому Маниту, чтобы он дал им отвагу и мужество, ловкость и силу, презрение к боли и страданию, через которые они должны пройти на пороге своих новых дней – дней взрослого воина.

Наконец на третий день наступило время празднества.

С самого рассвета зазвенели бубны и затрещали трещотки, все надели праздничную одежду; даже мы, мальчики, были в куртках из белых оленьих шкур, украшенных бахромой на груди и рукавах, расшитых разноцветными бусами.

В этот день Танто и шестеро его ровесников вышли из своих типи. С полудня до вечера никто, кроме них, не ступал на Место Большого Костра. Только они имели право на показ своей ловкости и силы. Это был их праздник, праздник Тану-Тукау – Праздник Посвящения.

На большой поляне земля дрожала под копытами коней, сверкали лезвия томагавков и ножей, бросаемых в цель, свистели оперенные стрелы. Когда кончал один, начинал другой. Они соскальзывали на полном галопе под брюхо коня, перепрыгивали с одного коня на другого, низко свесившись на бок коня, стреляли из луков в цель или, уцепившись под брюхом коня так, что голова почти касалась земли, метали ножи в подвешенный к дереву кусок мяса.

Вот Танто, наш Танто, уже в шестой раз мчится галопом к цели, и в шестой раз его нож вонзается в цель.

Танто – самый красивый и самый ловкий из всех. Рокот восторга чаще, чем других, приветствует его. Об этом же говорит мне Сова и поддакивают близнецы из рода Капотов, это видно по взглядам отца и Овасеса, а прежде всего по глазам Тинглит.

Наконец большой барабан, грохочущий, как гром, прерывает состязание молодежи. Он оглашает, что воины, молодежь и Молодые Волки должны собраться в красном типи, в шасса-типи, чтобы стать свидетелями посвящения семи шеванезов.

Это было первое торжество посвящения, которое я должен был увидеть. Оно было для меня тем более важным, что его проходил сегодня наш Танто.