Серебряные крылья

— Но все же ты это брось: подведешь Шепелева, товарищей. А первое место? Тогда нашей

эскадрилье его не видать.

Владимир промолчал. Что верно, то верно. Неудобно подводить товарищей. Но тут же вспомнил

поговорку: «Все хорошо, что хорошо кончается». В конце концов дела уж не так плохи, чтобы

задумываться над такой мелочью. Летать стали много, полеты удаются, командир доволен. Хорошо в

полку! А вечером предстоит игра в баскетбол. Зуб улыбнулся, вскочил:

— В воду!

И уже через минуту «неразлучные», вынырнув далеко от берега, спорили, кто из них дольше

пробыл под водой.

О разговоре друзей, к сожалению, стало известно гораздо позже — после первых предпосылок к

летным происшествиям. А как важно вовремя узнать, чем живет, о чем думает летчик. Сколько

неприятностей можно было бы предотвратить.

После первых удачных полетов летчики освоились и начали относиться к предостережениям

старших вольнее. Уж такова молодость. Не вьют гнезда в сердце ни горечь, ни обида, так же как не

удерживаются долго в голове серьезные предостережения. Все, исключительно все хочется посмотреть,

потрогать, проверить самому.

Однако здесь и начинаются неприятности. У молодого летчика огромные желания, но нет опыта.

Ему хочется быстрее вырваться вперед, но силенок еще не хватает. И каким прозорливым нужно быть

командиру, чтобы не упустить этот момент, вовремя и правильно среагировать на необдуманный или

просто неумелый поступок.

Когда все идет хорошо, время бежит незаметно. Однако очередные полеты начались необычно.

Когда молодой летчик Владислав Щеглов возвратился с задания, в районе аэродрома ухудшилась

видимость.

— Уйдите на второй круг! — приказал руководитель полетов, после того как убедился, что летчик

с заходом на посадку не справится.

Все находившиеся на земле летчики и техники сразу обратили внимание на самолет, планирующий

на посадку под углом к полосе.

Что с ним? В чем дело?

Но вот самолет прекратил снижение. До земли донесся гул двигателя, характерный при уходе на

второй круг.

Но почему же летчик не убирает закрылки, шасси? Почему он на малой скорости выполняет

разворот? Наверно, очень спешит зайти на посадку. Так и есть. Однако поспешность опять приводит к

тому, что самолет не вышел на полосу.

Прекратив работу, с тревогой следят за самолетом все авиационные специалисты. В глазах у людей

недоумение.

Руководитель полетов передал, что ухудшилась видимость. Ну и что же? Есть приводные станции,

пеленгатор. Для облегчения захода поставлены полосатые треугольные щиты. А разве в училище он не

садился при такой погоде?

С земли на борт самолета поступают новые команды.

— 2-40, не торопитесь. Выполняйте точно мои указания, — слышит Щеглов в наушниках

спокойный голос командира.

— Вас понял.

— Выполняйте команды точно! — это уже резче, требовательнее.

— Вас понял.

— Уберите шасси, закрылки. Наберите высоту 500, не теряйте скорость.

Летчик делает все точно, но машинально. Он еще не понял причины своих ошибок.

— Пройдите подальше. Выпускайте шасси. Закрылки. Выполняйте разворот. Следите за

автоматическим компасом. Идите правильно, снижайтесь.

Летчик увидел полосу. Заход точный.

Все с облегчением вздохнули, когда самолет мягко приземлился у посадочных знаков.

— Зайдите ко мне, — слышит Щеглов последнее, самое неприятное приказание руководителя

полетов.

Вот летчик медленно идет по лесенке покрытого огромными шахматными клетками стартового

командного пункта. Ему кажется, что эти клетки нанесены не столько для улучшения видимости СКП с

воздуха, сколько для устрашения — так мрачен и контрастен их черно-белый цвет.

Еще медленнее спускается Щеглов вниз, бредет в сторону, лишь бы не видеть никого. Стыд

подкрасил щеки, и это никак не вяжется с желанием казаться спокойным, независимым. Но друзья тут

как тут. Без самокритики не обойтись.

— Отстранили от полетов. Неправильно строил заход, неграмотно уходил на второй круг,

исправляя ошибку. — И уже оправдываясь: — Погода скверная, полосы совершенно не видно.

— Ничего, не отчаивайся. Бывает и хуже.

Скупые утешения товарищей не действуют на Щеглова. Впереди доклад командиру эскадрильи,

разбор полетов. А самолеты, как назло, один за другим планируют и садятся с первого захода, словно

видимость и не ухудшилась. Не повезло, просто не повезло сегодня Щеглову.

Полеты временно прекратили; воспользовавшись перерывом, командиры эскадрилий решили

провести краткий стартовый разбор.

Когда майор Барков анализировал ошибку Щеглова, Зуб сидел словно на угольях. «И угораздило

же этого Владислава сморозить такое как раз перед моим полетом. Теперь из-за него всем урежут время.

А мы-то тут при чем?

Ну нарушил, ну наказан, а мы-то почему должны мучиться?»

Почти половину указаний командира Зуб пропустил мимо ушей. Действовал на нервы и Белов,

внимательно слушавший командира. «Еще не хватало открыть рот», — с ехидством улыбнулся Зуб.

— Вы чему улыбаетесь? — резко прозвучал голос Баркова. — Повторите, что я сказал.

Зуб машинально, но по привычке четко повторил последние слова командира.

— Хорошо, садитесь и слушайте внимательнее... Не следует торопиться там, где есть время

подумать. Самолет ошибок не прощает... Будьте внимательны и пунктуальны не только в полете, но и при

подготовке к нему. В особых случаях не медлите, быстро выполняйте требования инструкции...

Наконец-то Зуб в кабине самолета. Двигатель запущен. Убраны колодки.

Выруливание. Техник почему-то машет руками. «Ах, я не опробовал двигатель! Ничего, его

опробовал техник. Побыстрее в полет, в воздух!»

Узкая рулежная дорожка сменяется простором взлетно-посадочной полосы. Она прямая, ровная,

сужающаяся вдали. Посредине тоненькая, прерывистая белая линия — для облегчения выдерживания

направления пробега.

Взлет разрешен. Владимир плавно передвигает сектор двигателя вперед, самолет набирает

скорость, бежит все быстрее и быстрее.

Но что это? Сектор дошел до половины, а дальше не идет. Что-то мешает. Быстрый взгляд на

прибор — обороты далеко не полные. На таких оборотах не взлетишь. Что же делать?

Мысли, рождая десятки решений, проносятся в голове с быстротой молний. «Когда тяжело, не

медлите, быстро выполняйте требования инструкции летчику...» — отчетливо вспоминается последний

совет командира.

Инструкция выучена до строчки. «Если обнаружил неисправность в двигателе или в самолете в

первой половине разбега — прекрати взлет!»

Резко взят сектор двигателя на себя, энергично зажаты тормоза, короткая передача на командный

пункт: «Прекращаю взлет, малы обороты!».

А в голове мелькает: «Хватит ли полосы? Как быстро бежит самолет. Когда он успел набрать

такую скорость?»

Еще сильнее зажат тормозной рычаг, самолет замедляет бег, усмиряется и останавливается в самом

конце полосы. Если бы Зуб на несколько секунд позже убрал обороты, быть бы ему за пределами

аэродрома.

Уже на рулении Владимир понял причину заедания сектора: мешал соединительный шнур

радиостанции. Он почему-то от борта шел к сектору двигателя и только после этого под левой рукой

соединялся с коротким концом от шлемофона. А должен идти напрямую от борта к шлемофону.

Летчику стало не по себе. Только его небрежность послужила причиной прерванного взлета. Как

он мог так ошибиться? Даже не опробовал двигатель. И техник подсказывал ему. Проба двигателя

помогла бы обнаружить неправильное положение шнура и исключить предпосылку к летному

происшествию. Вот к чему привела поспешность.

Горечь от сознания своей вины обострялась неизбежностью предстоящих объяснений с