Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 96

Порой, Элизе удавалось поделиться своей комнатой с недавно вызволенной девушкой хотя бы на несколько дней, но и перед той не обнаруживала всей своей женственности, которую знал лишь Тао Чьен. В распоряжении девушки была лучшая комната дома, находившаяся за консультацией ее друга. Представляла собой просторное помещение с двумя окнами, выходившими во внутреннее патио, где росли лекарственные растения, так нужные в консультации, и ароматные травы, что шли в разные кулинарные блюда. Оба часто воображали себе о перемене нынешнего дома на больший в окружении настоящего сада. Ведь он необходим не только в профессиональном плане, но также служил бы местом, где можно было бы отдохнуть взору и подумать о чем-то приятном. Вдобавок там росли привезенные из Китая и Чили самые красивые растения, и находилась милая беседка, где оба сидели за чаем по вечерам и любовались заходом солнца над бухтой. Тао Чьен отмечал про себя стремление Элизы превратить дом в уютный очаг, тщательность, с которой та все чистила и расставляла по местам, ее неизменность в поддержании скромных букетов из свежих цветов, стоящих в каждой комнате. Никогда прежде не было даже возможности оценить такую изысканность. Ведь молодой человек вырос в полнейшей нищете, а в особняке учителя иглоукалывания не доставало женской руки, чтобы тот стал уютнее. Его любимая Лин была настолько слабой, что просто не находила в себе сил заниматься домашним хозяйством. Элиза же, напротив, обладала каким-то птичьим чутьем, которое и помогало ей обустраивать жилье. Пытаясь сделать его лучше, исходила из того, что зарабатывала, играя на фортепиано дважды в неделю в так называемом «салоне» и продавая кулебяки с тортами в чилийском квартале. Таким способом в скором времени прикупили в дом занавески, скатерть из камчатной ткани, глиняные горшки на кухню, тарелки и фарфоровые рюмки. Приличные манеры, в которых она выросла, были самым главным, потому и превратила в целую церемонию единственный, разделяемый друг с другом, прием пищи за день, когда подавала блюда с большой искусностью и чуть краснела от удовлетворения, стоило молодому человеку отметить стремление подруги все улучшить. Повседневные дела, казалось, решались сами собой так, словно благородные ночные дýхи убирали консультацию, приводя в порядок используемые за день архивы. И даже скромно входили в комнату Тао Чьена с тем, чтобы забрать в стирку одежду, пришить пуговицы, почистить его костюмы и сменить воду у роз, стоящих на столе.

- Не докучай мне всеми этими нуждами, Элиза.

- Ты ведь говорил, что китайцы так и ждут, пока женщины их обслужат.

- Да, в Китае так заведено, но у меня никогда не было такого счастья… Ты просто меня балýешь.

- Вот об этом и речь. Мисс Роза говорила: для того чтобы обуздать мужчину, надо приучить его к хорошей жизни, и когда тот начнет плохо себя вести, в качестве наказания нужно лишить человека всяких нежностей и холодно к нему относиться.

- И разве мисс Роза не осталась незамужней?

- Так это было ее собственное решение, а не в виду недостатка возможностей.

- Я не собираюсь плохо себя вести, но как же потом-то жить одному?

- Ты никогда и не будешь жить в одиночестве. Ты вовсе не урод, и всегда найдется какая-нибудь женщина с большими ногами и дурным характером, намеревающаяся выйти за тебя замуж, - возразила девушка, а он, довольный, засмеялся.





Тао купил изысканную мебель в апартаменты Элизы – единственное место в доме, украшенное с определенной роскошью. Они гуляли вместе по Чайна-тауну, и девушка, как правило, заглядывалась на мебель в традиционном китайском стиле. «Все это очень красиво, хотя и утяжеляет обстановку. Недостаток в том, что предметов мебели слишком много», - говорил молодой человек. Он подарил ей кровать и шкаф темного резного дерева, после чего девушка выбрала стол, стулья и бамбуковую ширму. Она не захотела пользующихся популярностью в Китае шелковых покрывал, напротив желала приобрести подобное изделие европейского покроя из белого, с красивой вышивкой, льна, а также несколько больших подушек из того же материала.

- Ты уверен, что хочешь на все это потратиться, Тао?

- Ты думаешь о китайских куртизанках…

- Да.

- Ты же сама сказала, что и за все золото Калифорнии невозможно выкупить прямо-таки каждую. Не волнуйся, у нас хватит на всё.

Элиза отплатила другу в весьма проницательной манере: скромностью, уважая его покой и часы занятий, старанием в содействии в его работе в консультации, отвагой в задании по освобождению девушек. Однако лучшим подарком для Тао Чьена был непобедимый оптимизм его подруги, который обязывал не падать духом, когда, казалось, что вокруг скопился один негатив и не видно никакого просвета. «Если будешь ходить грустным, потеряешь силы и не сможешь никому помочь. Пойдем прогуляемся, мне нужно подышать лесным воздухом. Чайна-таун весь пропах соевым соусом», - вот с такими словами девушка брала экипаж, и они отправлялись в окрестности города. Проводили день на свежем воздухе, слоняясь то здесь, то там, точно совсем юные создания, после чего он засыпал, чувствуя себя самым счастливым на свете, и просыпался вновь, будучи бодрым и веселым.

Капитан Джон Соммерс пришвартовался в порту Вальпараисо 15-го марта 1853 года, в конец измотанный путешествием и требованиями своей хозяйки. Ее самый последний каприз состоял в перетаскивании на буксире куска ледника размером с китобойное судно с самого юга Чили. Женщине пришло в голову изготавливать щербеты и мороженое на продажу ввиду того, что цены на овощи и фрукты значительно упали с тех пор как в Калифорнии начало процветать сельское хозяйство. За четыре года золото привлекло лишь четверть миллиона иммигрантов, однако ж, подобное благополучие давно осталось в прошлом. Несмотря на это, Паулина Родригес де Санта Крус более не думала переезжать куда-либо из Сан-Франциско. Даже со своим черствым сердцем свыклась с этим, полным приезжих, настоящих героев, городом, где до сих пор не существовало разделения на социальные классы. Собственной персоной наблюдала за постройкой своего будущего очага, целого особняка, расположенного на холме с лучшим видом на бухту. Хотя уже тогда носила во чреве своего четвертого сына и хотела разродиться в Вальпараисо, где мать с сестрами избаловали бы ее, едва ли не дойдя в своих уступках до проявления каких-либо пороков. Отец же, к сожалению, страдал от неизбежной ввиду образа жизни апоплексии, вследствие чего половина его тела оставалась парализованной, к тому же наблюдалось размягчение головного мозга. Инвалидность ни в коей мере не изменила характер Августина дель Вайле, хотя и породила в нем страх предстоящей смерти и, разумеется, идущего за ней ада. Уходить в иной мир с целым рядом смертных грехов за спиной было далеко не лучшей идеей, о чем неустанно повторял его родственник-епископ. От бабника и озорника, кем этот человек и был всю свою сознательную жизнь, ничего не осталось хотя и не в результате раскаяния, а ввиду того, что все контуженое тело просто уже было неспособно на прежние шалости. Ежедневно выслушивал обедню в домашней молельне и стоически сносил все евангельские чтения, а также молитвы к Богородице, которые читала наизусть его жена. И все же ничто из этого не помогло стать человеку более благожелательным в обращении с жильцами и служащими. По-прежнему обходился со своей семьей и со всеми остальными людьми, точно деспот, однако ж, крайне неожиданно стал выказывать необъяснимую любовь к Паулине, своей ныне отсутствующей дочери. И, казалось, тотчас забыл, как из-за развода та сбежала даже из монастыря, чтобы выйти замуж за сына какого-то из евреев, чье имя никак не мог вспомнить, потому что фамилия человека явно не принадлежала к социальному классу, в котором жили они с дочерью. Писал письма, называя ее своей любимой дочерью, единственной наследницей собственных хладнокровия и деловой хватки, умоляя ту вернуться в домашний очаг, потому что бедному отцу хотя бы перед смертью очень хочется обнять свое дитя. Правда ли, что ее старику настолько плохо, - спрашивала, все еще на что-то надеясь, Паулина в письме к своим сестрам. Сама же, напротив, полностью была уверена в том, что отец проживет еще годы и годы, по-прежнему раздражая окружающих его людей, сидя в своем инвалидном кресле. Как бы то ни было, в этом путешествии капитан Соммерс перевез хозяйку с ее невоспитанными малышами и служанок, неизбежно ощущающих головокружение. А еще груз всех баулов, двух коров, обеспечивающих детей молоком, и трех комнатных собачек с перевязанными лентами ушами на манер французских куртизанок; животные в какой-то мере помогали справиться с душившим страхом проходимого в открытом море первого путешествия. Самому капитану это морское путешествие уже казалось вечным; более того, пугала мысль, что пройдет совсем немного времени, и он будет вынужден отвезти Паулину со всем ее цирком назад в Сан-Франциско. Впервые за свою долгую жизнь мореплавателя этот человек подумал о том, чтобы отойти от дел, а оставшиеся дни жизни в этом мире, скорее всего, провести на суше. Брат Джереми уже поджидал его на пристани и, встретившись, проводил того до дома, попутно извиняясь за отсутствие Розы, объясняя последнее сильной мигренью женщины.