Дочь фортуны

В конце ноября одолевавшее беспокойство стало столь невыносимым, что она, не говоря ни слова Тао Чьену, пошла в редакцию периодического издания, где думала поговорить со знаменитым Джекобом Фримонтом. Девушке пришлось пересечь помещение редакции, где за своими письменными столами работало несколько журналистов в атмосфере молчаливого беспорядка. Ей указали на небольшую контору за стеклянной дверью, куда та и направилась. Дойдя, осталась стоять прямо перед столом, ожидая, пока англичанин с рыжими бакенбардами не подымет взора от своих бумаг. Это была личность среднего возраста с веснушчатой кожей и сладким ароматом свечей. Человек что-то быстро писал левой рукой, поддерживая лоб правой, почему совершенно не было видно его лица. Затем, всячески отказываясь от сравнения аромата с пчелиным воском, она ощутила знакомый запах, после чего в памяти тут же всплыли далекие, менее четкие воспоминания детства. Тогда сама чуть-чуть наклонилась, продолжая обнюхивать украдкой, и именно в тот же момент поднял голову сам журналист. Удивленные, уставились друг на друга, пребывая в неловкой позе, и, в конце концов, оба отпрянули в стороны. Девушка узнала его по запаху, даже несмотря на годы, линзы, бакенбарды и американскую одежду. Он был неизменным поклонником мисс Розы, тем же самым англичанином, что четко посещал в Вальпараисо устраиваемые по средам вечеринки. Так никуда и не смогла убежать, застыв на одном месте.

- Что я могу для тебя сделать, юноша? – спросил Джекоб Тодд, сняв пенсне, чтобы протереть платком.

Все заготовленное разглагольствование вылетело у Элизы из головы. Так и осталась стоять с открытым ртом и шляпой в руке, уверенная в том, что если сама узнала журналиста, значит, и он, соответственно, тоже, однако ж, молодой человек осторожно положил пенсне и, не глядя на собеседницу, лишь повторил вопрос.

- Да… по поводу Хоакина Мурьета… - запнулась девушка, вдруг услышав собственный мелодичный голос, каким прежде тот никогда не был.

- Разве ты располагаешь какой-то информацией насчет этого бандита? – немедленно поинтересовался журналист.

- Нет, нет же…. Напротив, я здесь, чтобы разузнать о нем у вас. Мне нужно увидеть этого человека.

- Да у тебя никак знакомый вид, юноша…? Э-э, где же я тебя видел?

- Не думаю, что вы меня где-либо видели, сеньор.

- Ты чилиец?

- Да.

- Несколько лет назад я жил в Чили. Прекрасная страна. Зачем тебе видеть Мурьета?

- Понимаете, для меня это крайне важно.

- Боюсь, что не смогу тебе помочь. Никто ничего не знает о его пристанище.

- Но вы же говорили с ним!

- Только лишь когда Мурьета сам меня зовет. Этот человек устанавливает со мной связь, когда хочет, чтобы в ежедневной газете появилась заметка о каком-либо из его геройских поступков. В общем, скромности никакой, напротив, так бы во славе и купался.

- На каком языке вы обычно с ним договариваетесь?

- Мой испанский гораздо лучше его английского.

- Скажите мне, сеньор, у него чилийский акцент или, скорее, мексиканский?

- Этого, пожалуй, я сказать не сумею. Я повторяю тебе, юноша, я не могу тебе помочь, - возразил журналист и, вставая, дал понять, что начинавший надоедать ему допрос окончен.

Элиза кратко простилась; он же то ли растерялся, то ли задумался, глядя вслед все удаляющейся девушки среди беспорядка помещения, в котором находилась редакция. Этот молодой человек показался журналисту знакомым, однако ж, найти к тому подход никак не удавалось. Несколько минут спустя, когда посетитель скрылся из виду, вспомнил о поручении капитана Джона Соммерса, и в его памяти, точно молния, пронесся образ Элизы, тогда еще бывшей совсем маленькой девочкой. Затем он соотнес имя бандита с личностью Хоакина Андьета и сразу понял, зачем она искала этого человека. Вскрикнув, быстро выбежал на улицу, однако там молодой девушки уже не было.

Самая важная работа Тао Чьена и Элизы Соммерс начиналась по ночам. В темноте оба подготавливали трупы тех злосчастных, которых не могли спасти, и отвозили к остальным на самую окраину города, к своим друзьям-квакерам. Одна за другой, девушки выбирались из ада, чтобы наобум пуститься в приключение, обратного пути из которого нет. Уже потеряли надежду вернуться в Китай либо снова встретиться со своей семьей. А кое-кто никогда впредь не заговаривал на родном языке и не видел своих земляков, и все были вынуждены выучиться ремеслу и тяжко работать до конца своих дней, однако по сравнению с предыдущей жизнью любой теперешний вариант считался раем. Те, кого Тао удалось распродать, несомненно, устраивались в этой жизни гораздо лучше. Так, бедняжки путешествовали с места на место в батопортах и были вынуждены подчиняться похоти и зверству матросов, но все же не доходили до полного обессиливания и питали определенную надежду на последующий выкуп. Других же, спасенных в последний момент от смерти в находившейся здесь же больнице, никогда не покидал страх, что, точно заболевание крови, будет обжигать их изнутри вплоть до последнего дня. Тао Чьен надеялся, что те со временем научатся, по крайней мере, изредка улыбаться. Чуть только восстанавливали свое здоровье и понимали, что никогда впредь не придется подчиняться мужчине в силу обязанности, взамен чего станут вечными беглянками, их провожали в пристанище друзей-аболиционистов. Они являлись частью «подземки», как называли подпольную организацию, призванную помогать сбежавшим рабам, к которой среди прочих принадлежал и кузнец Джеймс Мортон со своими братьями. Здесь принимали беженцев – выходцев из рабовладельческих штатов и помогали тем устроиться в Калифорнии. Хотя в данном случае были вынуждены действовать наоборот, а именно: выуживать молодых китаянок из Калифорнии, чтобы увезти тех подальше от торговцев и преступных банд, а в дальнейшем подыскать бедняжкам очаг и какую-нибудь возможность для заработка. Квакеры, движимые религиозным пылом, рисковали не на шутку: ведь для них речь шла о попранной человеческим злом невинности, что послал им на долю сам Господь в качестве испытания. Они принимали у себя девушек столь охотно, что бедняжки часто отвечали тем насилием либо ужасом, не сумев правильно принять расположение к себе, однако ж, терпение этих добрых людей постепенно преодолевало все их сопротивление. Те научили девушек нескольким необходимым фразам на английском языке, дали элементарное понятие об американских обычаях, показали карту, чтобы хоть мало-мальски знали, где находятся. Также пытались привить какое-то ремесло, ожидая за подобными занятиями, что Вавилонянин, Злой придет их разыскивать.

Сам великан, наконец, понял, как лучше всего достойно применить свои таланты: он был неутомимым путешественником, верным полуночником и ярым любителем приключений. Едва завидев этого человека, насмерть перепуганные китайские куртизанки поспешили спрятаться, и их покровителям пришлось долго убеждать бедняжек, чтобы успокоить последних. Вавилонянин выучил одну песенку на китайском языке и три фокуснических трюка. К ним он прибегал, чтобы слегка сбить с толку этих несчастных и смягчить вызванный первой встречей испуг, однако ж, ни за что не отказывался от своей волчьей шкуры, бритого черепа, пиратских серег, а также всей великолепной амуниции. Оставалась пара дней на то, чтобы убедить своих подопечных, что он вовсе не демон и не намерен их сожрать, после чего тотчас с ними ушел, хотя и на ночь глядя. Расстояние было рассчитано столь точно, что на рассвете все добрались до другого укрытия, где позволили себе отдохнуть целый день. Подключили к делу лошадь; воспользоваться экипажем оказалось бесполезно, потому что добрая часть всего расстояния пролегала через открытое поле, где на какие-либо дороги не было и намека. Со временем осознал для себя, что гораздо безопаснее путешествовать в темноте, потому что всегда есть возможность спокойно расположиться, ведь медведи, змеи, беглые и индейцы спят, впрочем, как и весь мир в целом. Вавилонянин спокойно оставил их на попечение других членов, тщетно отстаивающих свою свободу. В конце концов, бедняжки попадали на орегонские фермы, в канадские прачечные, мексиканские мастерские по кустарному производству, а кое-кто нанимался в семьи в качестве служанок, а также не было недостатка и в выходивших замуж. Тао Чьен и Элиза, как правило, узнавали все новости от Джеймса Мортона, кто не оставался равнодушным к каждому, вызволенному его организацией, беглому. Время от времени им приходил конверт из какого-то отдаленного места, открывая который, обнаруживали клочок бумаги с кое-как нацарапанным именем, несколько засушенных цветов либо рисунок, и тогда все принимались поздравлять друг друга, понимая, что спасена еще одна китайская куртизанка.