Страница 44 из 62
– Не остается никаких сомнений, – сказал Тремаль-Найк как бы про себя. – Фрегат предназначен для военной экспедиции.
– Я тоже начинаю подозревать это, – согласился Хидар.
– Этот корабль не должен отплыть!.. – воскликнул охотник на змей.
– А кто помешает ему уйти в плавание?
– Я!..
– Каким образом?..
– Убив капитана до отплытия. Этого ведь хотели Коульи и Суйод-хан.
– Но это будет нелегким делом, – задумчиво сказал Хидар. – Капитан держится начеку, особенно теперь.
– И все-таки я убью его. Мне говорили, у него в Калькутте есть дом.
– Да, есть.
– Пошлем кого-нибудь проверить, там ли он живет.
– А как?
– Пока не знаю, но способ найдем, – ответил Тремаль-Найк.
Старый туг минуту подумал и, тряхнул головой, сказал:
– О капитане мы скоро узнаем.
– Каким образом? – спросил Хидар.
– Один человек нам поможет.
– Кто?.. Какой человек?..
– Нимпор.
– Факир?..
– Он самый. Пошли!..
Глава 11
ФАКИР
Бросив на стол деньги за обед, трое индийцев покинули нищую харчевню и через площади, начинавшие пустеть из-за дневной жары, направились вдоль берега Ганга, стремясь держаться в тени больших деревьев, образовавших здесь прекрасные аллеи.
Пройдя центральную и самую многолюдную часть Калькутты, так называемый Белый город, они поднялись вверх к северной ее части и углубились в индийский город, грязный и убогий, но при этом и живописный, поскольку именно там находятся старинные постройки и красивые пагоды, посвященные Браме, Шиве, Вишну, Парвати и всем другим божествам, почитаемым индусами.
Здесь не увидишь блестящих экипажей или богатых носилок с шелковыми занавесками, здесь нет дворцов, нет широких и чистых мостовых; а вместо этого хаотическое скопище лачуг, бараков и хижин, осененных тощими деревцами, путаница грязных, кривых и зловонных улиц, где возятся в пыли сотни голых и вечно голодных ребятишек, куда слетаются, точно на свалку, птицы-падалыцики, ковыряя своими огромными клювами уличный мусор.
Пройдя несколько таких улиц, старый туг остановился на площади, где гордо возвышалась среди всей этой нищеты большая красивая пагода, увенчанная куполом и украшенная ажурным зубчатым карнизом, легким, как кружево. Мок поднялся по широкой лестнице, ведущей к входу в пагоду, и остановился перед каким-то индийцем, сидящем на верхней ступеньке.
– Вот факир, – сказал он Тремаль-Найку и Хидару.
При виде его Тремаль-Найк едва удержал гримасу отвращения.
Это был не человек, а скелет. Его пергаментное лицо, заросшее густой неухоженной черной бородой, доходившей ему до пояса, было покрыто причудливой татуировкой, красной и черной, а на лбу было несколько грязных полос, прочерченных пеплом. Его длинные волосы, никогда не знавшие ни расчески, ни ножниц, образовывали настоящую гриву – раздолье для насекомых. На теле, страшно худом и почти голом, не было ничего, кроме узкой набедренной повязки.
Однако самое главное, что вызывало отвращение, была его левая рука; почти отмершая и парализованная, иссушенная до кожи и костей, она была прижата к груди в каком-то искривленном положении. В эту руку крепко связанную полосками кожи и сложенную так, чтобы образовать сосуд, фанатик положил землю, посадил маленький священный мирт, который и вырос тут, как будто он в горшке.
Никогда не подстригавшиеся ногти факира сначала согнулись, а потом вросли в руку и теперь выходили, как когти дикого зверя, сквозь ладонь.
Этот несчастный не был обычным факиром, каких немало водится в Индии: он принадлежал к тому их разряду, который, до индийским поверьям, считается божественного происхождения. Индийцы убеждены, что эти факиры живут тысячу лет, ничем не питаясь, что, будучи брошены в огонь, они не горят, а в воде не тонут, за что их уважают и почитают, как сверхъестественные существа.
– Нимпор, – сказал старый туг, почтительно склонившись к факиру, который оставался неподвижным, точно не замечая стоявших перед ним людей. – Кали нуждается в тебе.
– Моя жизнь принадлежит богине, – отвечал факир, не поднимая глаз. – Кто тебя послал?..
– Суйод-хан.
– Сын священных вод Ганга?..
– Да.
– Чего ты хочешь?..
– Чтобы ты помог нам,
– Что нужно сделать?
– Найти человека. Он наш смертельный враг. Мы должны убить его, или же он уничтожит наших братьев на Раймангале.
Дрожь пробежала по бесстрастному лицу Нимпора.
– Кто же осмеливается идти на Раймангал?
– Капитан Макферсон.
– Он!.. Это решено?
– Да, Нимпор.
– И ты хочешь знать, где находится капитан?
– Да, и как можно быстрее.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– Он не в своем доме?..
– Никто этого не знает, – отвечал Мок.
– Я выясню.
– Каким образом?
– Сегодня вечером будь перед домом.
– А потом?..
– Остальное тебя не касается. А теперь уходи: Вишну призывает меня на молитву.
Факир с усилием поднялся и, повернувшись к ним спиной, вошел в пагоду, держа все время на весу свою руку.
– Где мы увидимся? – спросил Хидар. – Сейчас я должен вернуться на борт.
– Мы попросим гостеприимства у Виндхиа, – сказал старый туг. – Пока мы в Калькутте, ты найдешь нас у него. Когда мы встретимся?..
– Завтра после полудня. Раньше невозможно – у меня на борту много работы. Ты знаешь, что через несколько дней мы отплываем?
– Куда направляется «Девоншир»?..
– На Цейлон.
– Жаль, что ты не будешь с нами в таком трудном предприятии.
– Мы отплываем не очень скоро. Прощайте, до завтра!..
Оставшись одни, Тремаль-Найк и старый туг тем же путем по берегу Ганга вернулись в Белый город и направились к пристани, где их ждала шлюпка.
– К Виндхиа, – коротко приказал старый туг гребцам.
Он уселся на корме рядом с Тремаль-Найком, и легкое суденышко, поднимаясь вверх по течению реки, пустилось в путь.
Тремаль-Найк, этот дикий сын джунглей, никогда раньше не видел такого большого города – все вокруг занимало его. Величественные дворцы, гордые пагоды, украшенные множеством статуй, красивые особняки, пышные жилища богатых индусов, с их ажурной каменной резьбой по фронтонам и изящными тонкими колонками, которые, казалось бы, должны переломиться от простого нажатия руки, но в то же время способны стоять веками, – все это изумляло и восхищало его. За первой линией дворцов и храмов виднелся новый ряд сверкающих золотом куполов, тонких шпилей и колоколен, разнообразных террас и высоких стен, живописно обвитых зеленью.
Под деревьями, которые склонились над водами реки, поднимались клубы от погребальных костров, которые ветер уносил на середину реки.
Трещали дрова в кострах, выбрасывая вверх тучи искр, звучала заунывная траурная музыка, а вокруг пританцовывали, совершая ритуальные жесты, юноши и девушки, в то время как в небе над их головами летали прожорливые птицы-падалыцики, готовые наброситься на останки покойников, сброшенных в реку.
Время от времени ящички из благовонного дерева с останками сожженных трупов отрывались от берега и плыли вниз по течению священной реки, тогда как брамины читали стихи из Вед, а родственники сажали дерево или водружали украшенный флажками шест в память об умершем.
Тут же по берегам ждали своей очереди умирающие, окруженные скорбящими родственниками. Индиец, у которого есть еще время приготовиться к собственной кончине, стремится встретить ее поближе к Гангу, чтобы легче было по нему попасть после смерти в рай Брамы.
Лежа на траве в тени какого-нибудь дерева на берегу, утешенный и успокоенный, в окружении родственников, он ждет, когда душа его покинет тело, в то время как те опрыскивают ему лицо речной водой, обмазывают речным илом, а брамин читает молитвы и осыпает ему голову листьями базилика. Тут же рядом другие готовят костер, на котором сожгут его тело.
Проплыв еще две-три мили мимо все новых храмов, дворцов и бесконечного числа лачуг, лодка остановилась у длинной отмели, осененной кокосами и латаниями, которая в этот момент была пуста.