Децема

Таким образом, в Тавросе было налажено производство элитной рабочей силы. Дорогой, безусловно, но исключительно долговечной, продуктивной и просто незаменимой, если ты хочешь лишний раз подчеркнуть свой статус.

Никаких бунтов, как со стороны самих рабов, так и со стороны местных блюстителей морали. Выращенные в пробирке слуги представляли собой всего лишь случайные сперматозоид и яйцеклетку, сплоченные в лабораторных условиях. Гай устроил свою фабрику рабов, а Синедрион закрывал на это глаза. Как же так? Они такие трусы? Или просто слабаки?

— Их сила или отсутствие таковой не имеют никакого значения, — взялся за пояснение Дис. — Они выполняют роль независимых наблюдателей при конфликте целых группировок или отдельных людей. Они не создают законы, они лишь следят за выполнением тех, которые навязывает глава клана своим подданным.

Как по мне, они — лишняя шестерня в здешнем государственном механизме, если Гай может так просто заткнуть им рот.

— Наличие Синедриона упорядочивает систему. Даже такие, как Гай, это понимают. Он может игнорировать решение Синедриона, если сила и власть ему это позволяют, но он никогда не решится его уничтожить. Это бесполезно, даже больше — нежелательно. Вырвав с корнем Синедрион, он просто даст возможность на этом месте вырасти чему-нибудь другому, но похлеще, — я недоуменно поморщился. — Суды нужны, чтобы поддерживать в государстве порядок. Разве на Земле не так?

— Да, но там суды ограничивают власть главы государства, каким бы крутым он ни был. А ваш Синедрион поджал хвост, когда Гай нарушил на их глазах закон…

— Он никакого закона не нарушал, — усмехнулся невесело Дис. — Собственно, после падения Нойран, Гай и есть «закон». Он оскорбил Синедрион, унизил, растоптал их авторитет — да. Но никакие законы он не нарушал.

— Он убил человека!

— Да, но перед этим он дал знать о своих мотивах. Фебы действительно должны были поставить его в известность, перед тем как бросать нам вызов. Другое дело, что это правило повсеместно игнорируется, и ранее Гай не предавал этому значения. Если бы Фебы принесли проклятую розу в любой другой дом, он бы и ухом не повел. Но Децема — уникальный случай.

— Для этого должны быть причины.

— Когда речь заходит о Гае, причин может не быть вовсе.

Ну да, точно, постоянно забываю, о ком идет речь.

— Получается… — я сгорбился и сжал руки, лежащие на коленях, в кулаки. — Если я вдруг, чисто теоретически, решу уничтожить тиранию Тиона, дать Синедриону больше власти и прав в случае победы и вообще улучшить качество жизни простого народа… Синедрион не поможет мне?

— Нет.

— Ясно. Он не поможет мне, потому что они чертовы слабаки или потому, что им нет разницы, кто ими помыкает?

— Без понятия. Насколько мне известно, верхушку Синедриона, то есть заправляющую всей организацией тройку, никто никогда не видел кроме посредников, при помощи которых они общаются с внешним миром. Кто знает, чем они руководствуются при вынесении приговоров — слабостью или безразличием.

Как я погляжу, дальше в лес — больше дров.

— Выходит, те судьи, что следили за нашим поединком в том Доме Правосудия, были просто наместниками?

— Да.

— И никак нельзя добиться аудиенции с этим священным трио?

— Нет.

Я мысленно собрал в кучу все сказанное Дисом и хотел было уже перейти к сортировке, но Олафер заставил меня позабыть о моем намерении.

— Те трое… существа за пределами нашего понимания, босс. Поговаривают, что именно они создали «разделитель». Их интеллект и их чувства невозможно подогнать под человеческие критерии нормальности. Так что даже если вы добьетесь личной встречи с ними и предложите план по изменению мира к лучшему, они вряд ли его одобрят. Для них реальность — совершенна, идеальна сама по себе, ее не нужно менять. Мир такой, какой есть. Каким бы Гай ни был ублюдком, он занимает свое место в картине этого мира. А «лучше» или «хуже» — это установки людей.

Ремарка старика вступила в диссонанс с моим миропониманием.

— В таком случае, это многое объясняет… точнее, не объясняет ни черта… Высший разум? Здесь? На этой планете? И их никто никогда не видел?

Император пожал плечами, на его лицо вновь легла загадочная улыбка Будды.

— Это может оказаться простой сказкой. Но необразованные и далекие от благ технологий люди с окраин очень суеверны и молятся им, принимая за богов. В любом случае, доказать что-либо не получится.

Конечно, ведь им без надобности кому-то что-то доказывать. Аморфны, как и сказал некогда Раск…

— Дис, что там с Мышью?

Затянувшаяся пауза заставила меня вскинуть голову и посмотреть на Десницу.

— Он целый день молчит. Мы не можем связаться с его отрядом.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?! — Вспылил я, тут же себя одернув: какой толк был бы от того, узнай я это раньше? — Возможно, неисправность передатчика?

Какое наивное, чисто детское предположение.

— Возможно.

Конечно, Дис сам не верил в то, что сказал.

Готовиться к встречи с Гаем — глупая затея. Продумывать разговор, пытаться предсказать ход событий, мысленно прописать сценарий — бесполезный труд. Единственный способ удержаться на плаву — отдаться течению, не сопротивляясь, взять на себя роль простого наблюдателя и говорить как можно меньше. Слушать и по возможности кивать.

Такую установку дал я себе, когда покинул салон машины, примчавшей нас под гостеприимные, вечно открытые двери «Марса» — огромного элитного клуба, эдакого любимого детища Гая, где нам и была назначена встреча.

Абстракция из металла и камня, наряженная в гипнотизирующий блеск колющих глаз огней, окруженная порочной многолюдной толпой независимо от времени суток.

Нас встретил управляющий роскошного заведения. Приветствие было вежливым, но профессионально холодным, после чего мы проследовали за этим человеком, к чьему вытянутому, лоснящемуся лицу приклеилось неприязненное выражение.

Ведя нас тайными тропами из зала в зал, от волнующего, эротически-напряженного транса к ритмичному, мрачному драму, управляющий сохранял молчание. Вероятно, такая сдержанность предписана местным этикетом. Как бы то ни было, я был слишком занят изучением места, в котором оказался, отчего разговоры казались мне излишними.

Не могу сказать, что я был в восторге, но «Марс» определенно поразил меня. Я не жалел, что побывал в этой элитной яме, куда попасть считается за счастье, но был уверен, что никогда не пришел бы сюда по доброй воле. И, конечно, я надеялся, что больше мне не придется топтать здешние полы.

В какой-то момент все мое внимание сосредоточилось на дверях, которые плавно разъехались в стороны после предварительного ввода сложной комбинации цифр и сканирования сетчатки глаза. Управляющий не переступил порога окутанного мраком помещения, но жестом дал нам понять, что оно — конечный пункт.

Комната, в которую я шагнул, была не слишком просторна, но обустроена с исключительным удобством и роскошью. Темнота рассеивалась приглушенным голубоватым сиянием мелких светильников, выстроенных в ряд на стенах. Та стена, что находилась напротив дверей была сплошь сделана из стекла. Скорее всего, звукоизоляционного и непробиваемого. Сделав еще один шаг в ее сторону, я увидел находящуюся за стеклом, внизу, арену, на которой безжалостно превращали друг друга в мешки с киселем из дробленых костей, жил, мяса два гиганта. Бои без правил — любимое зрелище Гая.

Широкая, круглая арена была отгорожена лазерным барьером от толпы, разевавшей рты в криках, которые должны были означать нецензурные комментарии и ставки.

— Я заждался, — раздался в сумраке голос Гая. Хозяин Тавроса сидел ко мне вполоборота на софе. Рядом пустовала такая же софа. Между ними примостился изящный стеклянный столик. — Проходи, Эла. Присаживайся.

Наша встреча началась невероятно спокойно и тихо, чего я никак не мог ожидать.

Я послушно прошел, кидая быстрый взял на стоящего рядом со своим господином фехтовальщика. Его лицо показалось мне еще более безжизненным и бледным, чем ранее. Вдоль ближайшей к Гаю стены, не шевелясь и потому походя на мебель, расположились еще четверо телохранителей — могучие и неприкрыто угрожающие исполины. Не знаю, как на такую компанию отреагировали мои старейшины, а у меня по позвоночнику пробежал озноб.