Страница 78 из 81
— Да? — уже веселей спросил Моряков, глядя на горизонт. — Ну что ж, раз случилась такая весёлая шутка, так и выход из неё попробуем найти весёлый! А? Хорошо бы иметь карту льдины!
Солнышкина словно подхватило ветром.
Через несколько минут он уже спускался по лестнице с мачты, размахивая листком из походного блокнота, на котором была вычерчена вся льдина с двумя пароходиками посередине. Её-то он и собирался показать капитану!
— Молодцом! — Капитан посмотрел на карту.
Льдина, как родинка, приросла к Камбале. Моряков собирался что-то сказать, но обратил внимание на приближающуюся стайку пингвинов, впереди которой вышагивали Молодцов и Морячок.
Чем ближе цепочка подходила к пароходу, тем становилось понятней, что это не пингвины, а румяные детсадовские малыши. Моряков сурово посмотрел на них и уже во второй раз задал сегодня один и тот же вопрос:
— Что это такое?
— Дети!
— При чём тут дети, когда команде предстоит решение таких важных вопросов! — Моряков взмахнул картой. — Одни помехи!
Однако насчёт помех Моряков поторопился.
Во-первых, снимают фильм у острова Камбала не каждый год. И Молодцов вёл детсадовцев на экскурсию: как-никак пароход прибыл из тропиков, в его каютах качались пальмы, сняли раковины небывалой величины. И во-вторых, встречи с малышами, как оказалось, могут принести пользу не только малышам, но и видавшим виды взрослым.
ХОД ПЕРВЫЙ, ХОД ПЕРВЫЙ, ХОД ПЕРВЫЙ!
Два десятка румяных, как снегири, малышей подрастали прямо на глазах, когда лейтенант Молодцов, оглянувшись, заметил, что один из них всё ещё сидит у берега и что-то ковыряет лопаткой.
Молодцов оставил детвору под наблюдением антарктического пингвина и Морячка и, быстро вернувшись к Соскину, потянул его за рукав.
Но через несколько минут Соскин снова отстал и стал ковырять лопаткой во льду.
— Соскин, не ковыряй лёд! — строго сказал лейтенант и вытер ему платком нос. Но Соскин продолжал своё дело.
— Соскин, не ковыряй лёд! — хором крикнули дети так, что эти слова долетели до обдумывающего будущий матч Плавали-Знаем, который уже поглядывал, как бы сфотографироваться рядом с детьми, да ещё с пингвином.
Но, услышав, что Соскин ковыряет лёд, тоже погрозил пальцем и сказал:
— Не ковыряй лёд, Соскин! — и сказал это так, что малышам показалось, будто два десятка ледяных истуканов тоже погрозили Соскину пальцем.
А Моряков, смотревший в бинокль, вдруг заохал:
— Молодец! Ну молодец, Соскин! — И приказал Борщику, у которого на камбузе кипело ведро компота и шипели пухлые, как сам кок, пончики: — Угостить детей! — А экипажу скомандовал: — Солнышкин, Перчиков, Бурун, Челкашкин — за мной!
И едва все собрались в капитанской каюте, капитан положил на стол составленную Солнышкиным карту и ткнул в неё пальцем:
— Что это такое?
— Льдина, — сказал Солнышкин.
— Крым! — крикнул удивлённо Бурун, заметивший то, что Солнышкин разглядел с самого начала.
— Правильно! Крым! — подтвердил Моряков. Он не зря столько времени простоял на морозе в одной тельняшке: льдина по форме сразу ему напомнила жаркий Крым.
— А это что? — и Моряков показал пальцем на узенькую полоску льда возле самого берега.
— Перекоп! — крикнул Солнышкин. — Перекоп! — Любой школьник знал эту полоску земли, которую штурмовали когда-то красные бойцы.
— Совершенно верно, — сказал Моряков. — Перекоп. Именно на Перекопе ковырял лёд своей маленькой лопаткой детсадовец Соскин.
— Значит, что мы будем делать? — спросил Моряков.
— Штурмовать Перекоп! — крикнул Солнышкин.
— Ход первый, ход первый, ход первый! — пропел Морячок.
— Именно! — сказал Моряков и словно рассек пальцем узкую полоску льда. — Рассечём перешеек и уведём «Светлячок» вместе с льдиной. Просто и гениально!
— И весело! — крикнул Солнышкин. Чубчик его закачался радостным огоньком, а лицо загорелось, и Челкашкин бросил на него насторожённый взгляд.
— Но мы и сами торчим в льдине, — сказал вдруг Челкашкин.
— Обдумаем, — поднимаясь, сказал Моряков. — А пока — идём!
— Идём! — Солнышкин подмигнул заглянувшему в дверь Борщику: — Освободим «Светлячок»! Спасём твоего Супчика!
Он уже видел, как качается льдина, как свистят над «Светлячком» ветры и кричат чайки!
— Идём! — сказал Челкашкин. — Идём все! Кроме Солнышкина.
— Почему? — Солнышкин взвихрился. — Почему, кроме Солнышкина?
— Потому что он весь горит, — сказал Челкашкин. — У него температура.
«Это от волнения!» — хотел сказать Солнышкин, но, посмотрев в иллюминатор, что-то заметил и сказал:
— Ладно, я остаюсь!
«Солнышкин зря не останется», — подумал перехвативший его взгляд Моряков и сказал:
— Он проведёт беседу с детьми.
— Только подальше от них, у него тридцать семь и пять, — вмешался Челкашкин.
Рядом раздалось весёлое потрескивание Морячка:
— Беру детей на себя. Доверьте детей Морячку. Я останусь с Солнышкиным.
— И я! — попросил Бурун, у которого была причина задержаться на судне.
— И я! — сказал Борщик. Моряков кивнул: «Добро!»
И через несколько минут на голубоватый лёд с парохода «Даёшь!» сошли несколько человек.
Команда уже спускалась по трапу, когда вдруг выскочил Васька и, схватив ломик, закричал:
— И я! И я иду с вами!
«Не выдержали, — глядя им вслед, подумал Плавали-Знаем, — пошли менять вещички на «Крепыша»? Уж если пошли с Васькой — точно, добывать «Крепыша».
Он захохотал и стал обходить собственные ледяные изображения, похлопывая их со всех сторон и думая: «Скоро начнём игру», не зная, что игра, совсем другая игра, уже начата и первый ход сделан.
ХОД ВТОРОЙ
Солнышкину не давала покоя, его торопила одна мысль, одна картина — луч в руках курсанта!
Он необыкновенно отчётливо представил себе его яркий свет и тут же услышал:
— Ход второй, ход второй, ход второй! — Это — тоже совершенно чётко — сказал Морячок и, счастливый от того, что ребята со всех сторон держали его за руки, запел: — «Вперёд, вперёд, ломая лёд!» — Казалось, он тоже связывал с этим лучом какой-то план.
— Ломая-то ломая, — подумал вслух Солнышкин, — да как? Что я, Землячок? Поддел спиной, и готово?
— Ход второй, ход второй! — крикнул Морячок.
Солнышкин остановился. Какая-то мысль замерцала в слове «поддел». «Поддел… Поддел…» Он вдруг представил себе льдину, провёл по ней взглядом от лунки, которую выдолбил с друзьями, до лунки, которую успел заметить возле «Светлячка», мысленно опустил канат в одну и, протянув под водой, вытащил в другую… А там только бы надеть трос на кнехт «Светлячка» — полный вперёд!
Лицо его запылало. Бравый матрос даже услышал голос капитана: «Ай, да Солнышкин!» Он распахнул иллюминатор и выглянул.
Луч из рук курсанта всё падал на лёд. И там, где Солнышкин только что мысленно намечал линию, пролегала проплавленная чёткая полоса, возле которой важно прохаживался чёрный кот.
Повесив на шею Морячку кинокамеру, Солнышкин выбежал на корму и, сбрасывая одежду, крикнул:
— Боцман! Буксир!
— Куда ты? — запричитал Борщик.
— Буксир! — повторил Солнышкин. Глаза у него горели.
— Смажься маслом! Чтоб не простудиться! — крикнул Борщик и бросился за бутылью.
— Простудиться?… — улыбнулся Солнышкин. — Это после Антарктиды! После ежедневной закалки холодной водой!
Он подмигнул выбежавшему Морячку: «Будь что будет?» — и с верёвкой-выброской, к которой боцман привязал буксир, нырнул в прорубь.
— Солнышкин! — крикнул Борщик, протягивая бутыль масла. Но Солнышкина уже не было. Над ним колыхалось матовое ледяное поле, кое-где темнели пятна — это лежали нерпы, потом на льдине зачернели два громадных восклицательных знака — в том самом месте, где стоял Плавали-Знаем, и Солнышкин, словно почувствовав себя Землячком, так поддел спиной льдину, что капитана подбросило. А перед Солнышкиным, за стайкой парящих медуз уже разливалось голубое сияние — это курсант приводил в порядок свою ледяную линзу. Он навёл её на край полыньи и смотрел, не вынырнет ли к его учителю ещё одна поклонница таланта.