Имя Звезды

Я посмотрела. Увидела три: два, по которым катятся колеса, и еще один, более массивный, посередине. Они лежали на шпалах высотой сантиметров в пятьдесят.

— Три, — ответила я.

— Вот-вот. Лучше всего не наступать ни на один из них. Но если припрет, наступай, только не на центральный — поджаришься заживо. Проще всего ходить между рельсами. Вот, с этой стороны расстояние пошире. Идти нужно очень, просто очень аккуратно. Это не слишком сложно, но если оступишься — тебе крышка, так что смотри под ноги. Ты хотела учиться? Вот и учись.

Каллум кривовато усмехнулся. Я так и не поняла, шутит он или нет. Решила лучше не спрашивать. Спустилась вслед за ним на пути. Перед нами было устье туннеля — тускло-черный полукруг, уводивший в непроглядную тьму. Каллум вложил мне в руку фонарик.

— Свети вперед и вниз. Иди медленно, аккуратно, увидишь крысу — не подпрыгивай. Она сама свинтит, не волнуйся.

Я пошла, делая вид, что мне решительно наплевать на рельс с высоким напряжением и на крыс в темноте. Едва мы шагнули в туннель, температура упала на несколько градусов. Метрах в семи перед нами стоял человек. Он находился точно между рельсом и кирпичной стеной туннеля. На нем была грубая рабочая рубаха и такие же сапоги, просторные фланелевые брюки; никакой куртки.

— Ненавижу эту станцию, — чуть слышно пробормотал Каллум.

Я направила фонарик прямо на незнакомца, видно его от этого стало только хуже. Он был совсем бледный и хрупкий, скорее просто игра света, зримый образ печали в темноте туннеля.

— Послушай, приятель, — сказал Каллум. — Я лично тебя понимаю. Но ты кончай баловать с этим переключателем. Просто не подходи к нему, ладно?

— Моя семья… — начал незнакомец.

— Чаще всего, — пояснил Каллум, не сводя с него глаз, — они, вообще-то, не хотят делать ничего такого. Само их присутствие сбивает работу автоматики. Он, скорее всего, понятия не имеет, что замыкает цепь. Ты ведь это не специально, а?

— Моя семья…

— Вот бедолага, — посочувствовал Каллум. — Ну ладно, Рори. Подойди ближе. Вот сюда.

Каллум шагнул в небольшую нишу в стене, чтобы подпустить меня поближе к незнакомцу. Я подошла — воздух сделался более студеным и каким-то кисловатым. Глаза незнакомца напоминали бельма. Зрачков у него не было. Выражение лица казалось бесконечно печальным.

Каллум забрал у меня фонарик и вложил на его место мобильный телефон. Та же допотопная модель, что и у Бу.

— Теперь делай вот что, — сказал он. — Нажми две кнопки, единицу и девятку. Сильно, и не отпускай.

— Чего?

— Нажимай, говорю. Давай. Только стой от него сантиметрах в тридцати, не дальше.

Я нащупала единицу и девятку и хотела уже нажать, но тут Каллум вытянул руку и толкнул мои ладони вперед — они, вместе с телефоном, прошли сквозь грудную клетку незнакомца. Я ощутила едва заметное сопротивление — будто прорвала кулаком надутый бумажный пакет. Я невольно вздрогнула, однако незнакомец вроде как и не заметил, что я засунула руки ему в грудную полость.

— Молодец, — похвалил Каллум. — А теперь нажимай, обе сразу, и посильнее!

Я стиснула телефон, впечатала ногти в клавиатуру. И тут же почувствовала, что воздух переменился — повеяло слабым, но прирастающим теплом, а руки мои задрожали.

— Держи-держи, — сказал Каллум. — Будет легкая вибрация. Не отпускай.

Мужчина посмотрел вниз — на себя, на мои руки, сложенные молитвенным жестом у него в груди, — руки дрожали, я изо всех сил вцепилась в телефон. Через секунду-другую туннель озарила вспышка, будто лампочка перегорела, только лампочка была огромной, размером с человеческое тело. Шума не было, лишь прошелестел легкий порыв ветра, и туннель наполнил странный сладковатый запах — я бы описала его как запах горящих цветов и волос.

А незнакомец исчез.

28

Мы оказались на небольшой площади у входа в церковь. Викарий как раз открывал дверь, чтобы впустить прихожан на утреннюю службу, и совсем не обрадовался, увидев, как я тихонько блюю в кучу свежеопавших листьев. Было что-то необъяснимо приятное в том, чтобы облегчить желудок в чистом, ветреном воздухе. Это значило, что я еще жива, что я выбралась из туннеля. Это значило, что я больше не ощущаю этого запаха.

— Полегчало? — осведомился Каллум, когда я разогнулась.

— Что я такое сделала?

— Ты решила проблему.

— Да, но что именно я сделала? Совершила убийство?

— Разве можно убить мертвеца? — возразил Каллум. — Это чушь какая-то.

Я добрела до каменной скамейки и рухнула на нее, подняв лицо к небу, навстречу желанной мороси.

— Но что-то же я сделала. Он… лопнул. Или что-то в этом роде. Что с ним случилось?

— А мы без понятия, — ответил Каллум. — Они просто исчезают. Ты хотела знать. Вот, теперь ты знаешь.

— Знаю, что вы боретесь с призраками с помощью мобильников. Немного же я знаю.

— Эта штука называется «терминус», — поправил Каллум.

Викарий так и таращился на нас с верхней ступеньки. От спазмов в желудке у меня все еще тряслись ноги, но с каждым шагом силы прибывали. Не знаю, что я из себя вытряхнула, но хорошо, что оно не осталось внутри.

— Стивен сказал, с ним что-то случилось во время гребной тренировки, — сказала я. — А с тобой?

Каллум откинулся на спинку скамейки, вытянул ноги.

— Мы тогда только переехали сюда из Манчестера. Родители разошлись, мы все время мотались из дома в дом. Мама нашла тут работу, мы поселились в Мил-Энде. Я хорошо играл в футбол. Метил в профессиональный спорт. Я знаю, многие такое про себя говорят, но в моем случае это правда. Тренировался до посинения. Прошел отбор. Считалось, что через несколько лет я наберу нужную форму. У меня не было в жизни ничего, кроме футбола. Где бы мы ни жили, мама всегда находила мне футбольную секцию. Так вот, был декабрь. Моросил дождь, стояла холодина. Автобусы ходили кое-как. Один одноклассник показал мне, как срезать путь через бывший приют, который собирались сносить. Вообще-то, входить туда запрещалось. Вокруг забор, повсюду предупреждающие знаки, но никого это не останавливало.

— Приют? — не поняла я. — Это для сирот, что ли?

— Нет-нет, — сказал Каллум. — Приют — это место, где можно переночевать. У вас такие, кажется, называют ночлежками». Не самые роскошные здания. А это было и вообще хуже некуда: все раздолбанное, вонючее, полуразвалившееся — словом, опаснее не бывает. Так что народ куда-то перевели, а здание определили под снос. Решили построить там квартиры для богатеньких. Ну, я топаю вприпрыжку, мне-то что. Дорога домой короче. И тут… передо мной провод. Разорванный. Под напряжением. На земле. Он искрит. А я стою в луже размером с пруд всего метрах в трех от него. Я видел, как он поднялся над землей. Видел, как взлетел на воздух. А потом как хлестанет по воде, я почувствовал первый удар электричества… и тут я его увидел. Длинные волосы, странная такая желтая рубаха с большим воротником, сверху коричневая безрукавка, брюки-клеш и такие ботинки… красно-белые, на толстенной подошве. Я в жизни не встречал такого чувака, он будто явился из семидесятых. Еще секунду назад его там не было, а теперь смотрю — держит провод и смеется. И тут я понял, что ноги у меня дрожат. Я упал на колени. А он крутит проводом над самой водой, а я все повторяю: «Нет, нет, не надо». А он хохочет. Я попытался отползти, но только упал лицом в воду. После этого ничего не помню. Я, понятное дело, выжил. Всю эту историю зафиксировали камеры видеонаблюдения, кто-то из охранников увидел, что происходит. Ну, понятно, что они увидели: я забрел на запретную территорию, у меня случился какой-то припадок, и я упал в лужу, в которой стоял. Когда они туда прибежали, то, само собой, увидели провод и сообразили, что меня ударило током. Я попытался рассказать им про этого типа, но они просмотрели видеозапись и никого там не обнаружили. Так все и началось…

Каллум поднял глаза на церковный шпиль. Викарию надоело таращиться, и он оставил нас в покое.