Протокол безопасности

Руд тоже прочитал текст документа, выведенного на передатчик пилота. И – о чудо! – выглядел потрясенным гораздо меньше, чем Тера. Наоборот, показалось Зэрцу, раптор даже как-то успокоился, хотя что там разберешь на чешуйчатой морде...

– Я никогда, – выдавила Тера, наконец. – Никогда не...

– Отлично! – громогласно перебил ее Зэрц, ожидавший подобного. – Слыхал, ящер? Как только заканчиваем с Волоховым, тащи наручники!

Переведя дух, он добавил совсем спокойно и доброжелательно:

– Не гони чушь, деточка. Твое «никогда не» и прочие колонистские заморочки не стоят того, чтобы гнить в тюрьме. Да и земной космофлот – не такой уж ад, ручаюсь. И потом... к дезертирам относятся даже хуже, чем к убийцам, так что хочешь острых ощущений и постоянного напряга – всегда сможешь свалить. Но, может, ты изменишь свое отношение.

«Отношение к рапторам уже изменила, видимо, – отметил про себя Зэрц. – Дело за землянами». Существование ящера и человека в закрытом пространстве, в понимании Зэрца, было крайне затруднительно, а здесь – вот уже целое первое совместное обсуждение, где никто никого не задевает. Прогресс!

Тера дошла до кресла оператора и рухнула в него, прикрыв глаза и болезненно сморщившись. Помолчала. Повернула голову к Зэрцу.

– Ты вот так оказался в космофлоте? – спросила она.

– Я?! Не-е-е, – Зэрц коротко рассмеялся, откинувшись на спинку кресла. – Я просто летать любил. Но раньше времена были проще, цветы душистее, взрывы жарче, ты понимаешь, такие дела... Дрянное было времечко, клянусь своим креслом, – он довольно сощурился, что явно не вязалось со словами. – Сплошная каша в голове и море необоснованной гордости. Напоминает мне кого-то, вспомнить бы...

Тера уткнулась взглядом в собственные колени, обтянутые синтетической тканью комбеза. После Сутореджа и блужданий по канализации пришлось переодеться в форму разведывательного корпуса – и уже одно это тогда сильно разозлило колонистку. На груди и плечах красовалась ненавистная эмблема – синий кружок в меридианах и параллелях, – а костюм казался слишком строгим, слишком чуждым.

Старик хотел заметить, что форма ей идет, но вовремя прикусил язык. Насколько он понимал, Тера не просто, как добрая половина всех колонистов, ненавидит Землю, а питает исключительную неприязнь ко всем представителям власти. Ко всем, кто носит форму.

– Твое дело замнут, – негромко произнес он. – То, с Ванмером. Тоже неплохо, согласись.

– Что ты про него знаешь? – еще тише спросила Тера.

– Знаю, что ты его убила. Перепрограммировала автоматона-уборщика, а сама стояла на улице и смотрела, как пытаются спасти того паренька. Капитан Мерхол запрашивает данные с Дархи, хочет понять причины... Но, может, ты расскажешь раньше.

Казалось, она сейчас уйдет. Посмотрит еще пару секунд в одну точку, а потом поднимется и уйдет, унося с собой всю свою проклятую гордость. Бессмысленную, тяжелую гордость киллера, заслуживающего тюрьмы просто по факту.

– Эй.

Зэрц обернулся. Ящер явно не знал, что сказать, и потому выдавил это свое «Эй». Тера, с непередаваемым выражением лица, тоже взглянула в его сторону.

– Теперь тебе не грозит заключение, – в голосе раптора сквозило удивление, граничащее с ужасом. Офицер был в шоке от собственных слов. – Можешь рассказать.

– А тебе-то зачем это знать? – вяло поинтересовалась Тера.

– Меньше загадок, – Руд приподнял и опустил плечи. Зэрц отметил про себя это очень человеческое движение. – Волохов, Зета... поведение вашего капитана... Слишком много неясного, понимаешь? Расскажешь – станет легче. Мне станет легче, – подумав, добавил Руд.

Но никто не поверил в эту маленькую ложь.

– Ванмер убил моих друзей, – быстро сказала Тера, сжимая подлокотники кресла. – Он и его приятели, но главным был он. У него были деньги и влияние, сумел все замять. И я... Нет, не так, – женщина нахмурилась и заговорила уже гораздо медленнее. Четко, спокойно, раздельно, чтобы дошло каждое слово, стала объяснять.

Жозеф Ванмер по пьяни подловил и изнасиловал Миэн, ее подругу из восмуров. Уже одного этого хватило, чтобы Руд его возненавидел. А Зэрц онемел. «Фантомы» часто нравились людям, но эта симпатия никогда не перерастала во влечение. Это как хотеть ангела или бесполого духа, лапать грязными руками совершенство, но – Тера говорила ровно и цинично, – Ванмеру хватило собственной дури и «наличия подходящего отверстия». Захотелось – сделал. Захотелось...

Миэн выжила, но из-за шока отправилась в психушку. Наверное, первый сошедший с ума восмур, чье безумие не напоминало творческий экстаз или нечто возвышенное, как у них случалось временами. Обычное безумие с трясущимися руками и потерянным взглядом... Она как никогда стала походить на человека. И ее, разумеется, не слушали. То есть восмуры знали правду, а Тера верила ее словам, но восмуры не могли диктовать правила в людской колонии, а сами люди банально продались за деньги и чужой авторитет. Подумаешь, восмур... Дарха – земная колония, а Миэн сама согласилась жить по ее порядкам, когда решила учиться в местной академии.

– Мы даже писали письма представительству Земли, просили нового суда, – произнесла Тера. – Как-то сразу плевать стало на... как ты это говоришь, «гордость колониста». Всем плевать, сейчас меня это не удивляет, но тогда, надо же, надеялась... Поэтому Роб и Хорви решились на самосуд. Даже Хорви, представляете?

Ни Зэрц, ни Руд, понятия не имели о том, кто такой Хорви, но Тере и не требовалась их реакция.

– Он же даже на лекциях старался не высовываться, всегда отсиживался, молчал... А тут... – она развела руками. – Их убили. В драке. Хорви как будто и вовсе сам себя застрелил, а Робу потом приписали психическое расстройство. Я с родителями его говорила... Дважды. Вернее, один раз говорила, а потом просто сообщение отправила, запись того, как Ванмера подстрелили прямо на улице. Не знаю, чего хотела. Просто тогда показалось нужным.

А Миэн умерла. Об этом Тера тоже рассказала очень спокойно. Чего-то такого и ожидала, восмуры – они же тайна, но чувствуют своих. А Роб и Хорви были очень «своими», и их смерть, видимо, стала последней каплей.

– Я еще пробовала поднять эту тему, – пробормотала Тера. – И когда была на Земле, и даже на Вектруме.

Руд напрягся. Он начал догадываться о том, что услышит, и это заранее выбешивало – до дрожи в руках и желания убить.

– Посылала письма в их штаб, думала – ну, уж рапторы, эти повернутые на справедливости, они точно найдут, что сделать с преступником...

А они даже не упомянули об этих сведениях, когда давали наводку коллегам с Энтрума. Даже не сказали, что, возможно, Ванмер вполне заслуживал пули в голову.

Мир Руда трещал по швам с момента встречи с вектрумским киллером, а теперь нитки вырвались «с мясом».

Но он отчего-то поверил.

Каждому. Проклятому. Слову.

Руд вспомнил, что в штабе она попросила встречи с репортером перед казнью. Руд уже начал прикидывать, как можно вытащить на поверхность эту историю и эту правду. Деятельность лучше злости – и как же славно, что именно сейчас он об этом помнит. И как же хорошо, что здесь, в рубке, кроме него только люди и никакой связи с Вектрумом. Потому что Руд впервые был близок к тому, чтобы покалечить сородича.

– Знаешь, – отстраненно заметила Тера после долгого молчания, – а ведь и вправду как-то легче... Должно быть, – серьезно кивнула она. – Тебе. Все-таки у меня вполне благородное оправдание, нет? Теперь тебе должно быть проще упустить такую преступницу.

– Помолчи, деточка, – покачал головой Зэрц. – Он тут впервые ненавидит кого-то из своих. Тяжкий процесс, пусть переждет.

Старик был прав. Хотя ненавидеть своих – это слишком людское, конечно. Слишком человеческое.

...Ведь даже стреляя в мятежников, в рапторов, предавших и самих себя, и своих предков, и свою историю, Руд не ненавидел их. А теперь – надо же... Просто одна паршивая, гнилая насквозь, грязная история вдруг стала страшнее, чем все попранные идеалы.