Страница 14 из 15
— Продувают инструменты, — говорит Агнес, глядя на меня снизу вверх и выгнув шею под каким-то немыслимым углом.
Протягиваю руку, она хватается за нее. Пальцы заскорузлые и кривые, холодные и сухие, как пергамент. У нее артрит, она еле ходит, хромает на обе ноги, но все хорохорится, чувство юмора и интерес к жизни все еще при ней. Помогаю ей принять вертикальное положение, и, креп ко вцепившись мне в руку, она ковыляет рядом.
— Вперед, на прорыв! — с таким жизнерадостным возгласом она входит в кабинет, и мы начинаем беседу.
Выясняется, что обезболивающее, которое я ей прописала, уже почти не действует, и я поднимаю дозу до максимума.
— Только ни в коем случае не принимайте с алкоголем.
— Что вы, что вы, доктор. Впрочем, внучок привез мне из Блэк-Айла бутылочку настоящего шотландского виски. Темное такое, крепкое. Удивительная вещь! Принимаю только по пятницам, по рюмочке, чтобы подольше хватило. Думаю растянуть до Рождества.
— Вашей умеренности можно позавидовать, — отзываюсь я, помогая ей вернуться в приемную. — Если бы все мои пациенты брали с вас пример.
Провожаю пожилых дам до двери, вызываю следующего, шестнадцатилетнюю Тесс Уильямсон. Она совсем маленькая, кругленькая, волосы в беспорядке, глаза усталые.
— Ну, Тесс, чем могу помочь?
На экране передо мной ее история болезни, я вижу, что обычно Тесс принимает Лейла, и месяц назад она прописала Тесс противозачаточные пилюли.
— Ты, кажется, у меня в первый раз?
— Да, меня обычно принимала доктор Кэмпбелл.
Мне известно, что сегодня у Лейлы народу немного. Интересно, с какой это стати девочка записалась ко мне. Из этих юнцов порой приходится чуть не клещами вытягивать суть проблемы. Даю ей несколько секунд подумать перед тем, как начать задавать вопросы. У меня на рабочем столе стоит стеклянное украшение, подарок от фармацевтической фирмы. Тесс берет его, вертит в руках, смотрит, как похожие на слезинки шарики скользят сквозь отверстие и меняют свои очертания. Она смотрит, словно в трансе, потом переворачивает безделушку, и все начинается снова.
— Ну, так чем я могу тебе помочь, Тесс? — повторяю я на этот раз немного тверже.
— Ммм… Понимаете…
Она снова замолкает, ставит стекляшку на стол и признается, что при мочеиспускании чувствует боль. Задаю еще несколько вопросов. Она отвечает как по писаному, а это уже вызывает некоторое подозрение. В наше время информация доступна, и пациенты частенько сверяют свои симптомы с тем, что есть в Интернете, и в результате сообщают о таких симптомах, которых иначе они бы не заметили.
Достаю из шкафа пластиковую бутылочку, пишу на ней ее имя.
— Ты не могла бы сдать мочу на анализ?
— На анализ?
— Ну да. Мочу. На анализ.
— Хорошо. — Она берет бутылочку. — А где тут туалет?
— В конце коридора. Последняя дверь направо.
Пока девочки нет, перечитываю ее историю болезни, пытаюсь разобраться, какие причины, медицинского или социального характера, могли вызвать недомогание. Ничего интересного не нахожу, с семьей ее я незнакома. Она возвращается, я заполняю форму и кладу ее вместе с бутылочкой в ящик для отправки на анализ.
— Результат получим дней через пять, не позже, — говорю я. — Но если хочешь, пропишу тебе антибиотик широкого спектра действия.
— Нет-нет, не надо, — мотает головой Тесс. — Я подожду.
Во мне крепнет уверенность, что она недоговаривает. Больные циститом не склонны отвергать лекарства. Всякий раз, пытаясь пописать, они испытывают адские муки, кажется, будто вместе с мочой выходит битое стекло.
Поворачиваюсь в кресле, гляжу на нее. Хочу успокоить, хочу дать понять, что я в ее распоряжении столько, сколько понадобится, и вдруг вижу на коленях ее крепко сжатые кулачки.
— А еще на что жалуешься? — спрашиваю я.
— Что? — Она смотрит на меня настороженно.
— Может, хочешь сказать что-то еще?
— О чем это?
— Ну, допустим… — Я снова гляжу на экран. — Вот тут написано, что месяц назад тебе прописали противозачаточные пилюли.
— Да, — отвечает она и краснеет. — Может, от них мне больно писать?
— Нет, конечно, это не от пилюль. Но вот от секса может быть. Как побочный эффект. Когда-то это недомогание называли циститом медового месяца, еще в те времена, когда женщины выходили замуж девственницами.
Улыбаюсь, давая понять: я вовсе не осуждаю ее. Сейчас многие девочки уже в шестнадцать лет ведут активную половую жизнь, и я отношусь к этому с пониманием. Это их собственный выбор, никто не принуждает их к этому.
— Ты ведь регулярно принимаешь эти таблетки?
— Да.
— Ну и как? Все нормально?
— Да.
— Никаких неприятностей, побочных эффектов?
— Нет.
— Не забываешь принимать их каждый день? — (Она мотает головой.) — Незапланированной беременности лучше избежать.
— Я знаю.
— А твой парень… У него все в порядке?
Она ерзает на стуле от смущения и краснеет до ушей.
— Наверное.
— А презервативами вы пользуетесь?
— Нет.
— Ты знаешь, что такое хламидиоз? — (Молчание.) — Это инфекция, которая передается половым путем, и цистит — одно из ее проявлений. — Еще немного рассказываю об этом, потом достаю из стола и вручаю ей брошюрку. — Чтобы понять, есть ли эта инфекция, надо сдать мазок.
Хочу сказать что-то еще, но умолкаю, поскольку вижу, что она не слушает. У меня на стенах висит несколько фотографий, и она разглядывает ту, на которой мы сняты всей семьей. Это было пять лет назад на вершине Трона Артура. Над нами синее небо, по нему плывут густые, как вата, белоснежные облака, ветер ерошит нам волосы, они темными ореолами поднимаются над нашими головами. Видно, что все совершенно беззаботны. Мы с Филом обнимаем друг друга за талию, свободными руками прижимаем к себе детей. Я не стала убирать ее, уж очень светлая эта фотография, в ней все так и сияет радостью и счастьем. Бог с тем, что произошло потом, этот снимок пробуждает добрые воспоминания.
— А вы разве не разведены?
— Прости, что ты сказала? — вздрагиваю я.
— В газетах писали, что вы разошлись с мужем.
— Да, разошлась, но на фото мы еще вместе. Итак, — улыбаюсь я ей своей самой лучезарной докторской улыбкой, — есть еще жалобы?
— А как Робби поживает? — быстро произносит она и сразу же прикусывает нижнюю губу.
— Ты знакома с Робби? — удивляюсь я. — Откуда?
Щеки ее пылают, как два помидора.
— По школе.
— Хорошо поживает, — спокойно отвечаю я. — Он уже совершенно здоров.
Она кивает, словно именно это и хотела услышать, и вдруг делает глубокий, прерывистый вдох.
— Полиция уже вычислила, кто это сделал?
По спине у меня бежит неприятный холодок.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто… — Она хмурится и качает головой. — Просто я знаю, что они ищут того, кто это сделал, и я подумала, может, уже нашли.
Ловлю настороженный взгляд девочки, удерживаю его, наклонившись к ней как можно ближе, между нами остается не больше фута.
— Тесс, ты что-то знаешь? — тихо спрашиваю я. — Ты именно поэтому записалась ко мне на прием?
— Нет-нет, — бормочет она, бледнея как полотно. — Просто он мне нравится, и я хотела знать, что с ним все в порядке.
— Он уже неделю ходит в школу. Ты его там не видела?
— У нас были каникулы, а сегодня я не пошла на занятия, и… — Она умолкает, затем произносит: — Спасибо вам.
Встает, я встаю следом.
— Если ты что-то знаешь, прошу, скажи мне. — Я осторожно кладу руку ей на плечо. — Нам очень важно понять, что же, в конце концов, случилось в тот вечер.
— Я ничего не знаю! — Она чуть не кричит, голос истерический, голова на каждом слоге мотается из стороны в сторону, словно девочка следит за шустрым теннисным мячом. — Ничего я не знаю! Не знаю! Оставьте меня в покое! — Она пятится, распахивает дверь и чуть не бегом скрывается за ней.
— Постой, Тесс!
Несусь за ней по коридору, но тут молодая мамаша выходит из другого кабинета, перегораживает проход коляской с ребенком, и, пока отворачивает в сторону, Тесс уже и след простыл. Выбегаю на улицу, смотрю в одну сторону, в другую, но сегодня пятница, на улице полно народу, и девочка легко растворяется в толпе.