Полужизни

– Почему, почему он так поступил?

– Эйден не объяснил. Это было хуже всего. Сказал только, что его просто тошнило, когда в ресторане я поставила творчество выше личного счастья. Мол, это верх напыщенности. К тому моменту я занималась живописью менее года и уже считала ее смыслом жизни. Живопись – единственное, что меня тогда интересовало. Ничего не изменилось...

Мое замешательство Мэри принимает за недоверие.

– Если хочешь, я назову тебе причины его поступка. Когда Эйден перешел к угрозам, я быстро поняла, каков расклад. Прежде чем уйти из этой комнаты и моей жизни, он схватил меня за шею, сжал так, что я мысленно попрощалась с жизнью, и прошипел: «Больше не напишешь ни одной картины, ясно? И как Марта умерла, никому не расскажешь. Если выясню, что ты нарушила любой из запретов, в следующий раз в петле будешь болтаться ты!» – Мэри содрогается. – Отныне никто не мог разрушить его карьеру. Он свято верил, что станет знаменитостью и нам с Мартой ему не помешать.

– Но ведь Марта совершила самоубийство! – лепечу я.

– Эйден мог ее спасти, – напоминает Мэри. – Но когда позвонил в «скорую», было уже поздно. Представь, если бы об этом узнали! Из-за его трусости и слабости погибла молодая талантливая писательница, у которой была вся жизнь впереди. Разумеется, Эйден не желал огласки.

– Но ведь к тому времени ты целый год молчала. Если бы Эйден не уничтожил твои картины, ты не стала бы...

– Эйден возненавидел меня задолго до смерти Марты. Он не простил писем, которые я писала ему, когда он работал в Тринити и пудрил Марте мозги. Я же насквозь его видела и всегда знала: он трус, он не способен решить свои проблемы и заставляет страдать других. Показать, как он меня ненавидел? Смотри же!

Мэри выскакивает из комнаты и несется наверх, в свою спальню. Я следом. Спальня завалена одеждой настолько, что пола не видно, и пропахла табачным дымом. Все ящики исцарапанного комода из красного дерева выдвинуты. Из нижнего ящика Мэри достает листок и вручает мне:

– Вот, пожалуйста, список картин, проданных на выставке Эйдена.

Список написан от руки, но разобрать несложно.

– Видишь, как называется последняя в списке?

– «Убийство Мэри Трелиз», – с ужасом вслух зачитываю я.

– Это первая угроза. Эйден с удовольствием рассказывал, что на картине нет ни меня, ни убийства как такового. Ему по вкусу провокационные названия, которые покоя не дают, думать заставляют. Теперь понимаешь, зачем он признался копам в убийстве? Это часть игры, начатой много лет назад.

Последние фразы доносятся словно издалека, мое внимание приковано к имени, которое я никак не ожидала увидеть. Сол Хансард. Одну из картин купил Сол. В графе «Покупатели» обозначены Аббертон, Бландфорд, Гондри и так далее, а еще Сесили Вайерс и некий мистер Кэрри Гатти.

– Теперь ты понимаешь, почему Эйден хочет меня убить? – безжизненным голосом спрашивает Мэри. – Писать перестала не я, а он. Разве Эйден оставит это безнаказанным? – По щекам Мэри катятся слезы. – Я очень старалась, чтобы он не узнал, – не выставляла картины, не продавала, почти никому не показывала. Всеми силами хранила тайну, но Эйден узнал. Благодаря тебе! – Мэри сжимает мою руку. – Не обижайся! Ты ни в чем не виновата. – Ее ногти впиваются в мою ладонь. – После разрыва с Эйденом я снова и снова писала его портрет: как он выглядел, когда раскрыл себя. Завершив очередную работу, я кромсала и добавляла к этой куче. Это и есть моя выставка, – грустно говорит Мэри. – Моя единственная в жизни выставка.

Стук сердца отдается в ушах. Я вчитываюсь в имена покупателей картин Эйдена. Если поговорю с ними, что-нибудь прояснится? Помогут они понять, какой Эйден на самом деле? Меня охватывает непреодолимая физическая потребность встретиться с этми людьми. С кого начать, ясно. С моего друга Сола Хансарда.

Я перехватываю взгляд Мэри.

– Сейчас вызову такси, – говорит она.

Объяснять ничего не нужно: Мэри все понимает.

22

5/03/2008

– Если отталкиваться от предположения, что Эйден Сид задушил неизвестную в доме номер пятнадцать по Мегсон-Кресент, то Краудер убил не он, – заявил Саймон. Он купил себе и Чарли по бутылке пива, хотя Чарли дважды просила водку с апельсиновым соком. – Почерк совершенно разный.

– Так ведь и ситуации разные, – напомнила Чарли. – Одно убийство непредумышленное, другое – тщательно спланированное.

Саймон ответил не сразу.

– Не утверждаю, что ты ошибаешься, потому что веских доказательств у меня нет. Только... Разумеется, я никогда не убивал, но вряд ли убийства сродни готовке: сегодня греешь консервы в микроволновой печи, завтра – на плите. Думаю, для большинства убийц существует лишь один способ – это либо часть важного ритуала, либо единственный осуществимый. Тот, кто может вспылить и под влиянием момента задушить женщину, не станет пользоваться холодным бездушным пистолетом. Пройдет запал, и такой человек вообще убить не сможет. Стрелок, наоборот, стремится к полному контролю над ситуацией. Удушение для него слишком рискованно: вдруг жертва сопротивление окажет или, чего доброго...

– Вероятно, – перебила Чарли, – вероятно, все это правильно в отношении большинства убийц, но так же вероятно и то, что один из них, назовем его Эйденом Сидом, убивает разными способами. Да и кто сказал, что убийцы душат только в запале? Такое и спланировать можно.

– По словам Милуорд, их подозреваемый не Сид, – покачал головой Саймон. – Поэтому рассмотреть стоит и такую версию: Трелиз убила Краудер из ревности к Сиду или из-за «Аббертона». Нам известно, что Трелиз не выставляет свои картины и никого к ним не подпускает. Также известно, что она нападала на Рут Басси, подругу Эйдена Сида...

– Ну-у, сейчас скажешь, что Трелиз одержима. Нет, даже для тебя это слишком за уши притянуто!

– По-твоему, Эдем Сэндс из романа Марты Вайерс не кто иной, как Эйден Сид? – поинтересовался Саймон.

– Определенно. Я позвонила в Тринити-колледж. Марта Вайерс числилась среди соискателей должности, которая в итоге досталась Сиду. Они встретились на собеседовании, как Эдем Сэндс и та девушка из романа.

– Тогда я прав, – произнес Саймон таким тоном, словно считал это прописной истиной. – Сперва Трелиз из ревности убила Вайерс, потом Краудер, следующая на очереди – Рут Басси.

– Как сюда вписывается «Аббертон»? – спросила Чарли.

– Не знаю.

– А где сейчас Сид? Ты говорил, Трелиз куда-то увезла его, угрожая пистолетом?

– Она его убила.

– Как удобно! – хмыкнула Чарли. – Кого ни назови, Мэри Трелиз всех убила. Доказательства есть? Нет! Поэтому ты и высказываешь все это мне, а не Милуорд и не Комботекре...

– Милуорд слушать не станет. Я опять все испортил. – Саймон исподлобья взглянул на Чарли, явно ожидая критики. – Только-только она стала мне доверять, как я скатился на угрозы. Она буквально вышвырнула меня. А Комботекра... – Саймон тяжело вздохнул. – Он позвонил мне, чтобы сообщить новости, а я назвал его трусом.

– Трусом? – удивилась Чарли.

– Мне показалось, что нынешняя ситуация, когда мы не в курсе событий, а он великодушно нарушает правила и по чайной ложке выдает нам новости, для Комботекры беспроигрышная. Он держит руку на пульсе и заручается нашей верностью. Для нас якобы старается, разве после такого мы сдадим его Прусту? При этом информацию он дозирует по своему усмотрению. Чем больше подачек кинет, тем благодарнее мы с тобой будем. Мы считаем, что Комботекра – свой парень, который запросто ради нас подставит свою шею. А для Пруста он хороший мальчик, слова поперек не скажет. Подхалим Комботекра к кому угодно в доверие вотрется! – Саймон сделал глоток пива. – Именно так я думал, пока не позвонил Гиббс.

– А теперь?

– Теперь понимаю, что ошибался, – покаянно повесил голову Саймон. – Нас с тобой Комботекра поддерживает не таясь. Селлерсу и Гиббсу известно, что он регулярно с нами связывается, а еще изо всех сил защищает меня перед Прустом. Я ничего этого не знал, когда на Сэма накинулся!