Полужизни

– С одним условием. Это моя история, поэтому судья и палач в ней я. Захочешь кого-то пожалеть или оправдать – пожалуйста, только не вслух. Я не так великодушна, как ты.

Я киваю. Мэри куда свободнее меня, особенно в отношении чувства вины. Она научилась жить со своим горем и даже обратила его себе во благо. Смогу я стать такой, как она, или навсегда останусь невидимым прокурором, строго наблюдающим за каждым своим шагом?

Мэри встает и опять закуривает.

– Эйден и Марта встретились на собеседовании. На факультете искусства кембриджского Тринити-колледжа выбирали младшего научного сотрудника. Должность получил Эйден, а Марта отчаянно храбрилась и потчевала народ болтовней о том, что все ее беды от денег. – Мэри улыбается. – Помню, у нас вела уроки практикантка, которая однажды спросила, сколько телевизоров в домах наших родителей. Больше всего оказалось у Мартиных – семь. Практикантка онемела от удивления. Эдакая луддитка, поборница всего естественного, она решила уточнить, в каких комнатах стоят телевизоры. Марта с ходу перечислила шесть: на кухне, в гостиной, в родительской спальне, в ее спальне, в комнате отдыха, в летнем домике. Практикантка спросила про седьмой, а Марта, безошибочно предугадав ответную реакцию, замялась. Практикантка настаивала, и Марта, покраснев, сказала: «В родительском самолете».

– У них был собственный самолет?

– Да, во всей школе таким чудом могла похвастаться лишь Марта. Вертолеты были, а вот самолет... Сейчас-то здесь многие ученицы на личных самолетах летают! Так или иначе, должность в Тринити-колледж Марта не получила вовсе не из-за денег. Как художника Эйдена ценили больше, чем ее как писательницу, и она прекрасно это понимала.

Перед глазами темнеет.

– Эйден – художник?..

– Ты не в курсе?

– Нет.

– Никогда не заставала Эйдена за работой и не видела его картин?

– Он не писал картины, то есть не пишет, – лепечу я. Мне словно рассказывают о чужаке, мало похожем на человека, которого я знаю. Или думаю, что знаю... – Если б писал, я наверняка бы увидела. Эйден... – опрометчиво начинаю я. Хотя почему бы и нет? Разве есть повод скрывать? – Когда мы встретились, он жил в комнате за мастерской. На стене там висели пустые рамы, он сам их сделал. Пустые рамы, без картин.

– Так он бросил писать? – тихо спрашивает Мэри, покачиваясь с пятки на носок. – Хорошо...

– Зачем Эйден это сделал? Зачем повесил на стены пустые рамы? – вслух вопрошаю я, а себе задаю совершенно другие вопросы. Почему Эйден не говорил мне, что знает о Джемме и Стивене? Каким образом он узнал о них?

– Сколько пустых рам в той комнате?

– Не знаю... Не считала.

– Больше десяти?

– Да.

– Около ста?

– Нет, намного меньше. Не знаю... пятнадцать... двадцать.

– Я точно знаю сколько. При случае пересчитай, увидишь, что я права.

Все, кроме меня, знают то, что не могут знать, а я не знаю даже то, что могла бы, обязана знать. Эйден из бедной семьи? Сколько телевизоров было в доме его родителей? Я лихорадочно вспоминаю все, что Эйден рассказывал о детстве. Он любил животных, хотел завести кошку, но не решался из-за родительского запрета. Он завидовал приятелям, у которых были собственные комнаты, потому что мечтал об уединении. Старшие брат с сестрой казались совершенно чужими.

– Их восемнадцать, – говорит Мэри. – Пустых рам восемнадцать.

ЗВЕЗДЫ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

«Таймс», 23 декабря 1999 года

Их имена вы еще не слышали, но очень скоро услышите. Писатель, художник, актер, комик, певец – этим молодым талантам Великобритании Сенга Макаллистер пророчит славу и богатство.

Сегодня в студии на Хокстон-стрит я встречаюсь с пятью потрясающе талантливыми людьми. Они участвуют в фотосессии для запущенного журналом «Вог» проекта «Новый талант, новый стиль», но в перерывах между укладкой, маникюром и выщипыванием бровей любезно согласились уделить мне по паре минут и рассказать, каково штурмовать заоблачные высоты славы.

Эйден Сид, художник

Молодой и перспективный – это про Эйдена. В тридцать два года он проходит аспирантуру при Национальной портретной галерее, а до этого целых два года наслаждался завидной должностью младшего научного сотрудника на факультете искусств в кембриджском Тринити-колледж. По словам Эйдена, среди соискателей значились не только художники, но и писатели, и композиторы, но он побил их всех. «Побил, конечно же, не в буквальном смысле! – смеется Эйден. – Вряд ли я талантливее других кандидатов. Мне просто повезло: кому-то понравилась моя работа». Скромность к лицу Эйдену, талантом которого восхищается весь мир искусства. В феврале следующего года в известной лондонской галерее «Тик-так» состоится его первая персональная выставка. Йен Гарнер, владелица галереи, называет Эйдена «виртуозом и чистым гением». Я поинтересовалась, в чем заключались его обязанности как младшего научного сотрудника. «В Тринити-колледж издревле покровительствовали точным наукам, а я в рамках своей должности покровительствовал искусству. Звучит напыщенно, но получилось именно так. Мне предоставили полную свободу творчества – позволили целыми днями заниматься живописью и платили жалованье. Сказка, а не должность! При этом научной степени у меня нет. Я простой художник и простой человек».

Простотой Эйден гордится. Он вырос в Калвер-Вэлли; муниципальный микрорайон, где жила его семья, иначе как гетто не назовешь. Его мать Полин работала уборщицей и умерла, когда Эйдену исполнилось двенадцать, а отца он никогда не знал. «Первая зубная щетка у меня появилась лет в одиннадцать. Я ей краски смешивал!» – вспоминает Эйден. Разумеется, мать-уборщица холст и кисти не покупала, поэтому Эйдену приходилось воровать в школе. «Я знал, воровать плохо, но без живописи не мог существовать. Вокруг пили, курили, а я рисовал как одержимый». В семье увлечение живописью сочли бы странным, и юный Эйден прятал свои работы в доме лучшего друга Джима. «Его родители жили совершенно в другом мире. Они всегда поощряли мое творчество». Ребенком и подростком Эйден рисовал на том, что попадется под руку, – на картонных коробках, пачках сигарет. В шестнадцать он бросил школу, устроился работать на мясокомбинат и за несколько лет скопил денег на колледж. «Работать было тяжело, – признается Эйден, – но я благодарен судьбе за те годы. В колледже я попал к великолепному преподавателю живописи, который сказал: “Эйден, настоящему художнику необходим жизненный опыт”. Полагаю, он прав».

Несмотря на очевидный талант и многочисленные предложения любителей искусства, Эйден еще не продал ни одной картины. Все, что он до сих пор создал, его не устраивает. Эйден работает медленно, усердно и готов отдать в чужие руки лишь безупречную, на его взгляд, картину. Такое впечатление, что самоцензура у него жесточайшая. «Сейчас параллельно довожу до ума восемнадцать картин. Я занимаюсь ими довольно давно и считаю, что лишь их можно представить на суд зрителей». Эти картины и появятся на февральской выставке в галерее «Тик-так». Они мрачные, гнетущие и, моде вопреки, образные. «Мода для меня – пустой звук! – с нескрываемой гордостью заявляет Эйден. – Можно использовать классические приемы и оставаться современным. Не понимаю тех, кто отрекается от векового знания и опыта. По-моему, это верх надменности. Моя цель – отталкиваться от мирового художественного наследия, а не начинать с нуля».

Я осторожно интересуюсь, будут ли продаваться работы, представленные на февральской выставке в галерее «Тик-так». «Боюсь, у меня нет выхода! – смеется Эйден и чуть серьезнее добавляет: – Разве цель выставки не в этом? Если откажусь продавать, Йен [Гарнер] не обрадуется!»

В общем, дорогие коллекционеры, становитесь в очередь! Интуиция подсказывает, что в ближайшие годы об Эйдене Сиде мы услышим еще не раз.

Дуна Чемпион, 24 года, актер

Точеный профиль Дуны вгоняет юных девочек в транс. Впервые перед широкой аудиторией Дуна предстал в роли Тоби, проблемного подростка из «Далекого странника». Благодаря хвалебным отзывам критиков карьера Дуны не пошла, а буквально взлетела в гору. «Я больше не ищу работу, – не скрывает радости Дуна. – Теперь работа ищет меня». Беглого взгляда на начало его карьеры достаточно, чтобы понять: его успех совершенно закономерен. По совету матери, регистратора частного стоматологического кабинета в Лидсе, Дуна прямо со сцены школьного театра отправился в Блейдвикский молодежный театр, который все чаще называют соперником Королевского национального театра. В Блейдвике Чемпион провел четыре года. «Сперва считал это классным предлогом не делать домашку, – признается Дуна, – но потом почувствовал: сцена – моя страсть». Страсть не осталась без награды – он получил Золотую медаль Бэнкрофта как лучший молодой актер. «Я понял, что иду верной дорогой, когда не стало отбоя от девочек! – шутит Дуна. – Какой мужчина откажется от женского внимания?!»

Когда Чемпион стал профессиональным актером, свои услуги ему предложили тридцать с лишним агентов. Дуна искренне верит в успех фильма «Блеск чешуи», который выходит на большие экраны в следующем году. Он играет больного шизофренией Айзека, семье которого после смерти отца-алкоголика грозит потеря родового гнезда. «Фильм держит в напряжении с первой до последней минуты и оставляет в душе неизгладимый след», – говорит Дуна. «Какова слава на вкус? – любопытствую я. – Такая же пьяняще сладостная, как кажется нам, простым обывателям?» «Она даже вкуснее! Я востребован, деньги лопатой гребу, – радуется Чемпион, а потом мрачнеет. – Честно говоря, слишком популярным становиться не хочу. Люблю пропустить стаканчик-другой в местном баре и чтобы на шею никто не вешался». Прости, Дуна, но спокойные посиделки в баре останутся в двадцатом веке!

Кэрри Гатти, 30, комик

Перво-наперво Кэрри уточняет: он парень, а не девушка, хотя мускулистый торс и низкий голос сомнений не оставляют. Дело в имени, которого он стесняется с детства. «Мама искренне считала его универсальным, вроде Лесли и Хиллари. Впрочем, на мой вкус, что Лесли, что Хиллари, что Кэрри – все равно ужасно! Мой девиз: мальчикам мужские имена, девочкам женские!» – смеется Кэрри. Почему же он не взял псевдоним? «Мама бы расстроилась!» Гатти отлично преуспел с тех пор, как написал «“Семерку Блейка” по Фрейду», дипломную работу на театральном факультете Плимутского университета. Он звезда Ай-ти-ви – играет в «Загробной жене», ситкоме от создателей «Отца Теда»{«Отец Тед» – ситком, в 1996 году получивший приз Гильдии писателей Великобритании.}, и недавно завершил рекламное турне вместе со Стивом Куганом{Стив Куган – английский актер, выступал в качестве продюсера, композитора и сценариста.}. Постоянные гастроли, постоянные шоу в театрах Вест-Энда – как же Кэрри справляется? «Каждое шоу выжимает меня как лимон, – признается Гатти. – Фактически целый день живешь ради тех двух часов. После шоу хочется выпустить пары, но у меня очень плотное расписание, поэтому нервные срывы – непозволительная роскошь». По словам Кэрри, он всегда любил смешить людей. «Я даже на уроках веселился! Сорванцы вроде меня особо не усердствуют, но учителя не злятся – кто злится на клоунов! Да, я смешил не только учителей, но и директора, хотя этого мизантропа лучшим комикам мира не развеселить!» Иначе говоря, лучшим комиком мира скромняга Гатти считает себя.

В студенческие годы Кэрри оттачивал свое умение в эстрадных клубах бок о бок с Джеком Табинером и Джоэл Рейнер. Звездным часом Кэрри стал «свободный микрофон» на концерте «Роллинг Стоунз» в Саут-банк-центре. Он тут же обзавелся собственным агентом и получил роль Нерда Неро в ситкоме Ай-ти-ви «Я думал, ты никогда не спросишь». Ситкому достался приз, а Кэрри вместе с комеди-клубом «Сайдсплиттерс» отправился в турне по Австралии и Новой Зеландии. «Мы стояли на борту лайнера с банками пива в руках и прикалывались: “Это называется работой? Офигеть!”»

Кэрри родился в Лэброук-Гроув и восьмилетним участвовал в программе для одаренных детей, которую проводило Управление народного образования Центрального Лондона. «По выходным хотелось играть в футбол с приятелями, а меня отправляли на мастер-классы Теда Хьюза{Тед Хьюз – английский поэт-лауреат.}. Я их ненавидел!» Мать Кэрри никогда не работала, отец долгое время служил охранником, а сейчас – совладелец фирмы «Сыщики Стейплхерста». «Так он сыщик?» – ахаю я. «Ага! – смеется Кэрри. – Только это все скучная офисная работа. Романтики вроде погонь, засад, слежки за обжимающимися парочками, увы, куда меньше, чем бухгалтерской нудятины». Родители Кэрри не получили хорошего образования и твердо решили: с их сыном такое не случится. «Они мечтали, чтобы я изучал литературу в университете, но у меня к литературе душа не лежала». Гатти бросил школу в шестнадцать, но через год вернулся: подростковые мечты – одно, а безработица – совершенно другое. «В общем, гонора поубавилось, – смеется Кэрри. – В университет я поступил, но изучал не литературу, а театральное искусство, хотя читать пришлось немало. Однако театр куда ближе к жизни, чем литература, – именно это меня притягивало. Что ждет Кэрри завтра? Камея в ситкоме Би-би-си «Смягчившийся мститель» и многое-многое другое – Гатти даже перечислять лень. «В следующем году я измозолю вам глаза и прожужжу уши: я буду повсюду». О чем же он мечтает? «Хочу сыграть в римейке “Семерки Блейка”. Самого Блейка, разумеется! Это – мечта номер один».

Пиппа Дауд, 23, певица

«Капля сочувствия» – единственная девичья группа, попавшая под крыло «Сбитого бомбардировщика», престижного продюсерского центра под руководством Николаса Ван Дер Влита, который работает с группой «Валун» и Эллисон «Розгой» Стивен. Пиппа Дауд – вокалистка «Капли сочувствия». «Не спрашивайте, на кого мы похожи! – вспыхивает Пиппа, когда я начинаю разговор с вполне предсказуемого вопроса. – Мы уникальны, и мне плевать, хорошо это для маркетинга или нет! Хотите понять, какие мы, послушайте наш альбом». Альбом я послушала, поэтому, набравшись храбрости, говорю грозной Пиппе, что почувствовала сходство с «Прифаб спраут», «Смитами», «Нью ордер» и группами такого рода. «Какого еще рода? – допытывается Пиппа. – Хорошего? Надеюсь, мы из групп, которые играют хорошую, качественную музыку». Пиппа и «Капля сочувствия» уже сфотографировались для обложки журнала «Дейзд энд конфьюзд». «Больной мозг», первый сингл альбома, мы услышим в январе. По мнению продюсера, он обречен на успех. «Мечтаешь о первой строчке в чартах?» – любопытствую я, надеясь, что этот вопрос всплеск эмоций не вызовет. «Крайне важно отделять промежуточные цели от конечных, – заявляет Пиппа. – Контролировать можно лишь себя, качество своего творчества, а потом будь что будет. Моя цель – стать лучшей исполнительницей в мире. Да, я честолюбива и этим горжусь. Я всегда мечтала стать лучшей. Стать самой успешной и продаваемой тоже классно, хотя для меня не так важно, как качество моей музыки».

Успех дался Пиппе непросто. Она родилась во Фроме, выросла в Бристоле, бросила школу в шестнадцать и с тех пор пробивалась на сцену. «У меня чума, а не карьера! – ухмыляется Пиппа. – Восемь лет без толку головой об стенку билась, уже думала – все, финиш, пора за ум браться! Концерты студенческих союзов результата не давали. Говорю, уже лапки вверх подняла и тут пересеклась с девчонками». «Девчонки» – пять других участниц группы: Кэти Маррей, Габи Бриджес, Сюзи Эйрис, Неха Дэвис и Луиза Торнтон. Пиппа встретила их на записи в брикстонской студии «Бабочка». Габи Бриджес, которая к тому времени уже имела контракт с «Сони мьюзик энтертейнмент» и связь с Ван Дер Влитом, пришла в восторг от голоса Пиппы и пригласила ее в свою только что созданную группу «Обелиск». В «Каплю сочувствия» группу переименовали по инициативе Пиппы. «“Обелиск” – тупое название! Что это, достопримечательность во Франции? В “Обелиске” я петь не желала, и выяснилось, что девчонкам он тоже не по нутру. Однажды я жаловалась им на родителей, которые мое увлечение музыкой никогда не одобряли. Так вот, я сидела без денег, а папа заявил, мол, у него ко мне лишь капля сочувствия, потому что винить следует только себя. Лучше бы стала бухгалтером, как он, и день-деньской в конторе штаны просиживала, вместо того чтобы ерундой заниматься! “Капля сочувствия” застряла в мозгу как заноза, ведь папа соврал. У него не было ни капли сочувствия! Почему он честно не сказал?! В общем, девчонки “Каплю сочувствия” оценили!» Пару месяцев спустя группа подписала контракт на три альбома.

Удивительно, но Пиппа не только вокалистка, но и менеджер группы. «Поначалу у нас был другой менеджер, но ничего путного из этого не вышло. Я оказалась куда полезнее и огромную часть работы делала сама. В итоге мы с ним распрощались». Дебютный альбом группы под интригующим названием «Почему ты не ушел, когда хотел?» выходит в марте. Ни о том, почему его так назвали, ни о песнях из альбома Пиппа распространяться не желает. «Тут замешан наш бывший менеджер, поэтому лучше не говорить ничего», – отмахивается она.

Конечная цель – еще одна запретная тема. «Для многих групп лучшая похвала – это если их песни звучат в “Жителях Ист-Энда”», – опрометчиво заявляю я, но Пиппа качает головой. «Пусть сначала декорации сменят! Видели, какие там обои в домах? Не желаю, чтобы мои песни ассоциировались с таким уродством!» Вот это да!

Марта Вайерс, 31, писательница

Писательница Марта Вайерс получила больше наград и восторженных отзывов, чем многие литераторы в два раза старше ее. Первый приз она получила в одиннадцать, на детском конкурсе рассказов, и с тех пор не останавливается. «Сколько всего у вас премий, наград и призов?» – любопытствую я. «Точно не знаю, – заливается краской Марта. – Около тридцати». Среди них престижная награда Кевени Шмидта и приз Альберта Беннетта за лучший рассказ. Рассказами Вайерс не ограничивается. В прошлом году издательство «Пикадор» выпустило ее дебютный роман «Лед на солнце» в твердом переплете, а в этом году – в мягкой обложке. «Блистательный дебют! – восторгается редактор Питер Страус. – Давненько молодые писатели не баловали нас ничем подобным». «Роман серьезный, – кивает Марта. – Надеюсь, вышло не слишком заумно! Во время работы я полностью растворилась в сюжете, хочу, чтобы и читатели в нем растворились». О романе Марта говорит без умолку. Его главная героиня, двадцатисемилетняя Сидони Кершо, на собеседовании встречает таинственного Эдема Сэндса и влюбляется в него без памяти. Вожделенную должность получает Сэндс. Сидони не может выбросить его из головы, хотя едва знает. Она ходит за ним как тень, пугает своей настойчивостью и в итоге доводит себя до отчаяния. «Немного... угнетающе», – робко говорю я, но Марта качает головой. «Угнетают только плохие книги!» – твердо заявляет она. – Возьмем “Американского психопата” Брета Истона Эллиса. Книга воодушевляет, потому что написана блестяще, сильно, по-настоящему гениально. В мире столько боли – эмоциональной, физической, душевной... Меня угнетают писатели, которые о ней молчат!»

Марта родилась и выросла близ Уинчестера, то есть сызмальства имела все не на блюдечке с голубой каемочкой, а на золотом подносе. Ее отец – инвестиционный банкир, а мать «при желании могла бы никогда не работать». Тем не менее работала она всегда, а сейчас открыла собственную школу тай-чи. Родовое гнездо Вайерсов – гемпширский особняк с восемнадцатью спальнями и бальной залой, вокруг – огромное поместье, которое театры охотно используют для опер и шекспировских постановок под открытым небом. Мать Марты увлечена искусством и всегда мечтала, чтобы ее единственная дочь занималась чем-то творческим. Вайерс-старшая – выпускница суррейской частной школы Виллерс. Семейную традицию нарушать не стали, и Марта тоже училась в Виллерсе. «Обожаю эту школу! – восклицает Марта. – Если у меня родится дочь, отправлю ее в Виллерс». «Гонораров писательницы хватит на Виллерс?» – удивляюсь я. «Мне повезло, – кивает Марта. – Благодаря родителям о деньгах могу не беспокоиться! Но как же не правы те, кто считает, что деньги избавляют от всех проблем! Помимо финансовых проблем существуют и другие. Я знаю писателей, которые вечно на мели, но куда счастливее меня!» Так она несчастна? Получила контракт на две книги с крупнейшим издательством страны, хвалебные отзывы на первый роман и... несчастна? «Очень беспокоюсь за следующую книгу, – признается Марта. – О чем она будет? Вдруг получится бледной копией первой? Вдруг годам к тридцати пяти я полностью испишусь?» Мой следующий вопрос о личной жизни: у Эдема Сэндса есть реальный прототип? «Иными словами, есть ли у меня бойфренд? Ответ отрицательный, – качает головой Марта. – Однако вкус неразделенной любви мне знаком, и в этом смысле роман автобиографичен. Понимаете, о чем я? – грустно улыбается Марта. – Порой деньги совершенно не помогают!»

Мартины слова вдохновляют на последний вопрос, который я задаю всем восходящим звездам. Итак, что они предпочтут: головокружительный карьерный успех со славой, фанатами, панегириками и так далее и несчастную личную жизнь или, наоборот, огромную любовь и карьерный крах?

– Какой детский вопрос! – фыркает Пиппа.

– Просто задали его неверно, – качает головой Эйден. – Дело не в славе и успехе!

– За себя говори! – усмехается Дуна, а я прошу Эйдена перефразировать вопрос.

– Мне важен не коммерческий успех, а сама возможность заниматься творчеством. Здорово, если твоя работа нравится людям, но для меня главное – в принципе создавать картины.

– Даже в ущерб личной жизни?

– Да, – решительно кивает Эйден. – Если так встанет вопрос, я предпочту работу. На первом месте у меня творческая самореализация, ощущение, что мое искусство чего-то стоит, вне зависимости от того, заметят его или нет.

Кэрри Гатти с Эйденом категорически не согласен и громко смеется над его заявлением.

– Так ты откажешься от большой и чистой любви, даже если на твои картины никто не взглянет? Нет, такое не для меня. Мне счастье подавай, а творчество побоку! Согласен, самореализация – это круто, но, мать вашу, я только комик, а не гениальный доктор, ищущий лекарство от рака!

Дуна Чемпион выбирать не желает.

– Я хочу и то и другое. Судя по вашему вопросу, это вполне реально. Безоблачное счастье для меня – это удовлетворение всеми сторонами жизни, включая профессиональную, то есть без карьерного успеха никак, правильно?

Да, этот Дуна парень не промах!

Марта единственная из пятерки колеблется.

– Официальный ответ – работа, – заявляет она и отказывается вдаваться в подробности.

Кого не заинтригуют такие слова? Я непременно прочту Мартин роман и ближе познакомлюсь с творчеством каждого из моих сегодняшних собеседников. Ведь каждого из них ждет оглушительная слава.

Запомните, я предрекла ее первой!