Полужизни

– Выходит, у нее есть другой источник дохода?

– Не знаю.

– Неужели? Рут, по-вашему, я не способна распознать ложь? По-вашему, я никогда не сталкиваюсь со лжецами? Увы, сталкиваюсь, причем наивысшей пробы! Хотите, расскажу, какие они?

– Я не лгунья. Я не знакома с Мэри и ни разу не слышала о ней до того как Эйден... Эйден сказал...

– Сказал, что много лет назад ее убил?

– Да. – Собственный голос кажется чужим и доносится будто издалека.

– Вы паникуете, Рут, и лжете не краснея, уж простите за шаблон. – Шарлотта Зэйлер откидывается на спинку стула и сладко зевает. – А мог Эйден убить другую Мэри Трелиз? – спрашивает она таким тоном, словно кроссворд разгадывает. – Вообще-то Трелиз не самая распространенная фамилия, но вдруг...

– Не-ет, – срывающимся голосом отвечаю я. – Когда я сказала, что она художница возрастом около сорока, что живет на Мегсон-Кресент, что у нее длинные черные локоны с обильной проседью, он ее явно узнал. (В лице Эйдена тогда читалось не только узнавание, но и мертвенный ужас.) Это та самая женщина, которую он якобы убил. И я вовсе не лгу, зачем мне?

– Обильная проседь, хотя Мэри, возможно, нет и сорока? Впрочем, брюнеты рано седеют. – Шарлотта Зэйлер барабанит пальцами по столу и хмурится. – Получается, вы ее видели. Раз упомянули обильную проседь, то наверняка видели, хотя, возможно, и не познакомились.

Я подавленно молчу.

– Или, может, вы фотографию видели? Нет, вряд ли. Фотография бы вас не успокоила. Эйден сказал, что убил Мэри, и вам нужно было увидеть ее живую. Абсурдность ситуации – ведь человек заявил, что он убийца! – не напугала вас, вы решили найти убитую. И чудо – она оказалась живой. Так все было?

Надо успокоиться, представить, что Шарлотты здесь нет, что я одна в кабинете...

– Чем дальше, тем интереснее, – бормочет сержант Зэйлер. – Ладно, задам вопрос попроще. Зачем вы пришли? Поболтать со мной ни о чем?

– Что, простите?

– Зачем вы пришли? Эйден никого не убивал – хорошо. Мэри Трелиз жива – замечательно! От меня-то что требуется?

Вот теперь я в своей тарелке.

– Пожалуйста, проверьте, что сказанное мной правда! И если это так, поговорите с Эйденом, убедите его! У меня ничего не получилось, но вы полиция, вас он послушает.

– Если это так? Иными словами, вы не стопроцентно уверены, что Эйден не убивал ту женщину? Рут, вы понимаете, что говорите?

– Я-то абсолютно уверена, но... вдруг эта женщина не Мэри Трелиз? Вдруг... наверное, звучит глупо, но вдруг эта женщина просто похожа на Мэри, ее родственница или... или... – «Или выдает себя за Мэри», – едва не добавляю я, но вовремя сдерживаюсь: нельзя выставлять себя совсем уж идиоткой! – Полиция может выяснить то, что мне не под силу.

– Полиция может что-то выяснить, только если расследует преступление, а по вашим словам, преступление не совершено, так что расследовать нечего. – Шарлотта Зэйлер умолкает. Просто задумалась или ей надоело меня слушать? – Лично у меня три вопроса. Первый: убил ли Эйден женщину, известную вам как Мэри Трелиз, ту, о которой вы говорите?

– Нет, не убивал. Это невозможно. Она жива.

– Замечательно. Тогда вопрос номер два: убил ли он другую женщину по имени Мэри Трелиз? И наконец, вопрос номер три: он вообще кого-нибудь убил? Вдруг где-то лежит тело и ждет, чтобы его нашли? Хотя за годы оно наверняка разложилось...

– Нет, я знаю Эйдена, он никого не убивал.

Шарлотта с шумом выдыхает.

– В таком случае вам нужно к психотерапевту, а не в полицию.

– Нет, Эйден здоров! – качаю головой я. – В остальных ситуациях он ведет себя совершенно нормально, даже на стресс нормально реагирует, поэтому я и волнуюсь. (Неужели... сержант Зэйлер задавала бессмысленные вопросы о работе и арендной плате с одной целью – проверить, как я реагирую на стресс?) Вы слышали о синдроме Котара? Ну, когда человек живет в плену своих иллюзий?

– Нет, я слышала только о «Боге как иллюзии».

– Синдром Котара – душевное расстройство, при котором человек страдает от депрессии и низкой самооценки. Например, уверен, что смертельно болен.

– Будь у меня этот синдром, не пережила бы, что выкуриваю по пятнадцать сигарет в день! – ухмыляется Шарлотта, но меня ее шутки не интересуют.

– Насколько я разобрала, а я изучила немало литературы, мутаций у этого синдрома нет. О других расстройствах, при которых больные приписывают себе убийства живых и здравствующих людей, я не слышала и от психологического объяснения давно отказалась. Эйден вряд ли совершил тяжкое преступление, просто... боюсь, случится что-то ужасное! – выдаю я неожиданно для себя самой. – Я очень боюсь, а чего – не знаю сама.

Шарлотта Зэйлер смотрит на меня долго и пристально.

– А подробности того, что совершил, – или думает, что совершил, – Эйден не сообщил? Где, когда и почему он убил Мэри Трелиз?

– Все, что знаю, я уже изложила. Эйден сказал, что убил ее много лет назад.

– Сколько именно лет назад?

– Он не уточнил.

– А где и когда?

– Тоже не сказал.

– В каких они были отношениях? Где и при каких обстоятельствах встретились?

– Сколько раз повторять, я не знаю!

– Мне показалось, Эйден хотел вам довериться. Может, хотел, да передумал? Как он на расспросы отреагировал?

– Я его не расспрашивала.

– Не расспрашивали? Почему?

– Ну... один вопрос я все-таки задала – спросила, было ли убийство случайным. Эйден взглянул так, словно я нож ему в спину вонзила! Мы заранее договорились: никаких вопросов. Он слово сдержал, а я нет.

– Ясное дело, – кивает сержант Зэйлер, – вы не поверили, что он способен умышленно кому-то навредить. И что он сказал?

– Ничего. Только смерил меня выразительным взглядом.

– И вы больше ни о чем не спросили?

– Нет.

– Извините, но это абсолютно нелогично. В такой ситуации любой бы пристал с расспросами. Как же вы удержались?

– Так вы поможете мне или нет? – собрав остаток сил, спрашиваю я.

– Как помочь, если вы утаиваете больше половины важной, с вашей точки зрения, информации, – при условии, что вообще все не сочинили? Для человека, которому нужна помощь, тактика престранная. Эйден признался в убийстве тринадцатого декабря прошлого года. Почему же вы прождали два с половиной месяца, прежде чем обратиться за помощью?

– Надеялась сама разобраться, – бормочу я, понимая, как неубедительно звучит правда.

– Мне во всем мерещатся махинации, такой уж у меня пунктик, – сокрушенно говорит Шарлотта. – В этом случае пока не понятно, кого избрали на роль жертвы – вас или меня. Создается впечатление, что все это чистой воды хохма.

Я холодею. Пытаюсь представить себе большую красную кнопку. Сейчас нажму на нее – и черные мысли исчезнут. Нажимаю, давлю, но не помогает. Автор книги, в которой я прочла этот совет, – самый настоящий лгун.

Заговоры и махинации – именно их я боюсь больше всего. Похоже, я сильно ошибалась и мой кошмар начался не с памятной поездки в Лондон, а куда раньше. Список возможных отправных точек бесконечен: встреча с Мэри Трелиз, знакомство с Ним и Ею, появление на свет в ипостаси дочери Годфри и Инге Басси.

Сержант примирительно поднимает руки:

– Не волнуйтесь, если преступление действительно совершено, я приложу все силы, чтобы в нем разобраться!

Но ее слова не утешают. Эйден и Мэри Трелиз сговорились против меня. Если это правда, подробности мне не нужны. Я... я их не вынесу! С ней он был, когда не ночевал дома?

Я встаю и снова морщусь от боли в ноге.

– Напрасно я сюда пришла... Извините меня!

– Все в порядке, Рут. Прошу вас, присядьте! Чтобы помочь вам, мне нужно письменное заявление.

– Нет! Ничего писать не буду! Я передумала.

– Рут, пожалуйста, успокойтесь.

– Я знаю законы! Свидетельские показания вы из меня не вырвете! Никакого преступления я не совершила, поэтому арестовать меня вы не имеете права, и мне можно уйти.

Я распахиваю дверь и шагаю по коридору, но быстро не получается, и сержант Зэйлер тут же меня нагоняет. Она идет рядом и молчит, пока мы не выбираемся на крыльцо, где ветер встречает ледяной пощечиной. Шарлотта смотрит на свои длинные ногти и насвистывает, словно оказалась в моей компании по чистой случайности.